О СТРОИТЕЛЬСТВЕ ОБСЕРВАТОРИИ В ГОРОДЕ РОЗЫ

Мы, Госпожа и Властелин, законные властители Империи и сопредельных ей земель,

Сим постановляем и повелеваем:

1. Да будет воздвигнута в граде Розах обсерватория, учреждение

   наблюдения и познания небесных явлений, во утверждение Империи и ради укрепления её путей.

2. Да будут выделены из казны города средства, достаточные для закладки

   фундамента, возведения сводов и установки приборов. Отныне расходы сего начинания считаются делом государственной важности.

3. Городскому Совету Розы, в полном составе и без промедления, надлежит

   оказывать содействие строительству, каковое включает: предоставление участка, мобилизацию рабочей силы, защиту объекта, обеспечение снабжением и техническими средствами.

4. Все возражения, замечания, сомнения и иные формы недоверия со

   стороны так называемого Библиотекареопага надлежит считать ничтожными и несостоятельными и не принимать к рассмотрению ни в каком виде ни при каких условиях.

5. Любая задержка, умышленное затягивание или саботаж, касающиеся

   сроков строительства, координации труда или исполнения технических указаний, будет рассматриваться как преступление против Империи, а виновные — как предатели, отвечающие головой.

6. Назначить кураторами строительства магистрат по делам инженерии и

   магистрат внутреннего порядка. Данные лица несут прямую ответственность за исполнение настоящего распоряжения.

7. Научным руководителем строительства и работы обсерватории

   назначается маг Волопас, признанный специалист. Ему вверяется право подбирать команду, утверждать методики и направлять ход изысканий.

ДА БУДЕТ ТАК.

Под знаменем Госпожи и Властелина,
в году 2-м от Становления Владычества

год от основания Роз 493

Великий позор. Черная страница в летописи отряда. Мы не смогли уберечь никого.

Когда я попыталась зажечь свой фонарь в тот вечер, фитиль лишь дымился, не давая пламени. Я побежала к Хранителю огня, думая - может, мой фонарь испортился. Но и его фонарь не загорался. Остальные тоже толпились рядом, не понимая, что делать. Большой фонарь в главном зале, тот самый, от которого мы веками зажигали все остальные, стоял холодный и пустой. Мы пробовали все - новые фитили, свежее масло, древние заклинания. Ничего не помогало.

После заката пришли они. Чудовища? Призраки? Тени из кошмаров? Не знаю. Я видела, как что-то черное и бесформенное вырывало куски плоти из живых людей. Видела, как толпа в панике давила своих же, затаптывая детей и стариков. Слышала крики, которые обрывались слишком резко. Запах крови и разорванных кишок стоял в воздухе густой пеленой. Я пыталась рассмотреть этих тварей, но они ускользали от взгляда, оставляя после себя только смерть. Думаю, та ночь унесла где-то тысячу жизней. Утро принесло тишину и мертвый свет. Мы собирали трупы и считали потери. И я не увидела ни одного горящего фонаря во всем оппиде.

Хранитель огня рвал на себе бороду, его глаза были красными от бессонницы. “Священное пламя не гасло никогда”, - твердил он. Один фонарь зажигался от другого. Цепь, которую мы поддерживали веками, передавая огонь из поколения в поколение. И вот - она разорвана.

Зеркальный, самый хладнокровный из нас, предложил идти к фонарщикам из Роз. “Их огонь тоже сдерживает тьму, как я слыхал”, - сказал он - “А что если он имеет тот же источник? Тогда мы сможем зажечь свои фонари от их света”.

Фонарщики Роз оказались торгашами до мозга костей: в вышитых камзолах, с кольцами на холеных пальцах. Они высмеяли нас, наших предков, наши традиции. “Ваши фонари? Передача пламени? - фыркал их старший, поправляя дорогой плащ. - Деревенские суеверия! Наш огонь - это точные пропорции крови и алхимии. Ваше пламя - детские сказки для темных людей». Кулаки у всех сжимались сами собой. Драки не случилось. Но и помощи мы у них не получили.

Вечером хранитель, стиснув зубы, зажег в фонарях обычное пламя. Мне оно показалось бледным и слабым по сравнению с нашим священным огнем.

Той ночью монстры не пришли.

Но и Курган не откликнулся на наше новое пламя. Он молчал в ту ночь, молчал на следующую и молчит до сих пор.

Из заметок филида клана Вульпес

В давние времена, когда в провинции Клин еще не стояло города Розы, тринадцать племен теллекурре странствовали в поисках нового дома. Их вел великий князь Кичига. И ближайшим его помощником и другом был князь клана Вульпес. Остальные Лисы следовали за ним, так как были уверены, что идут правильным путем и найдут здесь для себя пристанище от бед и врагов.

Так и случилось - был основан славный и благословенный город Розы. С этими событиями связано множество других историй и летописей.

Часть земли была отдана клану Вульпес. И каждый из кланов выбирал себе дело по душе и по стати. Среди кланов были и те, что решили посвятить себя старым ритуалам и Шипастому Торгу, который издревле существовал на этом месте. Они рассуждали так: не мы первые, кто живет на этой прекрасной земле, а если кто-то раньше, чем мы, узнал о том, как тут правильно жить, то не нужно забывать их наказы. Право жить здесь было взято железом, законом и браком, но Лисы, Лоси, Кони и Ежи хотели поддержать старые традиции и память.

Они стали изучать и более прочих чтить прежние законы, главный из которых гласил: «Недопустимо, чтобы по этой земли ходил клятвопреступник». А некоторым из них снились сны, в которых спящий в кургане герой нашептывал им, как верно поступать и что делать.
Долго четыре клана, что держали в руках четыре Лика, судили и рядили между собой, как будет правильно поступить.

В год, когда над небом пылала Комета и наступало время Ежей, четыре клана собрались и поклялись, что станут вести Шипастый Торг и не станут более выдвигать из себя великого князя. Их Лики стали частью Торга и залогом клятвы - так они подтвердили ее, чтобы не проливать большой крови в ритуале крачун.

С тех пор Вульпесы и стоят среди тех, кто ведает Шипастым Торгом. Они помогают людям торговать друг с другом и с богами, а также чтят старые заветы древнего погибшего героя.

О священных деревьях и способах их укрепления

То, что записано здесь, я собрал после многих лет изучения обычаев северных княжеств, бесед с жрецами и наблюдений за обрядами, проводимыми в рощах запретных.

В землях наших издревле почитаются деревья, что растут в особых местах - близ капищ, на холмах княжеских или в глубинах лесов, куда не ступает нога простого человека. Старейшины шепчут, что нынешние деревья - лишь тени великих исполинов, что стояли здесь до прихода людей. Те древние древа, говорят, были столь высоки, что верхушки их терялись в облаках, а корни уходили так глубоко, что достигали самого сердца мира. Хоть исполины те пали в битвах богов или от времени - кто знает? - сила их не исчезла. Она перешла в их потомков, ибо душа древесная, в отличие от человеческой, не умирает, но перетекает от прародителя к отпрыску, как река, что меняет русло, но не иссякает.

Многие владыки и воины искали способы привязать к себе силу священных деревьев. Одни добивались успеха, другие гибли в муках, ибо дерево - не раб, и если почует жадность или глупость, ответит гневом.

Наиболее известный способ - принесение жертвы. Но не всякая кровь годится. Князья жертвовали родичей или пленников знатного рода, ибо чем ближе кровь жертвы к крови жертвователя, тем крепче связь. Говорят, в старину были такие, что приносили в жертву самих себя, дабы дух их навеки слился с деревом. Слушал я и про иной путь, хотя сам в него не верю: не убивать, но давать дереву пить кровь по капле, месяц за месяцем. Так делают некоторые колдуны, и дерево их узнает хозяина даже спустя годы.

Некоторые жрецы утверждают, что если назвать дерево истинным именем, оно станет послушным, как человек. Но как узнать имя, мне неведомо. Слышал я и иное. Некоторые жрецы говорят, что дерево без имени - как воин без меча: оно страдает. А если дать ему прозвище, что отразит его суть, оно воспрянет.

Один мудрец говорил мне, что у каждого дерева есть рана - но не просто память о потерянной ветви или о молнии, что опалила его когда-то. Они помнят о чем-то, что случилось рядом с ними и ранило их дух. Есть предание о князе, что десять лет поливал корни своего дерева слезами, ибо знал, что оно тоскует по своему прошлому хозяину. И когда десять лет миновали, дерево даровало ему видения прошлого.

Деревья, как и люди, ценят то, что по нраву их роду. А что любят растения? То может быть вода, но не простая, а необычная: из дальних источников, талая с горных вершин, дождевая, собранная в грозу… Один мудрец с Шипастого торга возил воду заморскую своему дереву, и оно росло не по дням, а по часам, хоть потом и пало в огне погрома. Как и всякое дерево, может быть полезно порой прививать его от других священных деревьев. Некоторые верят, что если читать дереву свитки или шептать ему истории о великих древах прошлого, оно станет сильнее, дабы не уступить им.

Любят древа песни и пляски вокруг. Чтобы огонь рядом горел, грел корни, но не слишком близко, чтобы опалить листву. Когда девушки красивые на его ветви ленточки вешают. Странно это, но принимают священные деревья и самоцветы. Не знаю почему так, где общее между древом и камнем, но способно дерево вобрать в себя самоцвет и забрать его силу. Но какой из них что даст - только на своем опыте надо выяснять.

Не всякое дерево достойно усиления. Есть такие, что уже сгнили внутри, и попытка наделить их силой лишь разбудит зло, дремавшее в их сердцевине. Также опасно брать силу у дерева, не отдав ничего взамен. Ведь слышал я и о князе, что пытался выжать из своего древа могущество, не совершив ни одного жертвоприношения, и однажды его нашли мертвым - обвитого корнями, что вросли в его плоть.

Многое остается неясным, ибо тайны эти хранят жрецы и князья, редко делясь ими с чужаками. Но если ищешь ты могущества через дерево священное, испробуй эти пути - и, быть может, один из них откроет тебе истину.

Да пребудет сие знание в веках, и да не иссякнет мудрость тех, кто умеет слушать шепот листьев.

Данный текст удалось атрибутировать 560 гг. до С.В. Автор неизвестен.

Дым от свечи колеблется над пергаментом, а я, своей дрожащей от возраста рукой, пытаюсь восстановить нить рода, что началась с Кичиги и Гвендолин, — с их брака, скрепленного кровью Тревора, ее отца, и Фелана, ее деда.

Великий князь Кичига, тот самый, что привел 13 племен Теллекурре в провинцию Клин и сначала мечом, а потом смелостью взял здесь землю, женившись на княжне форсов Гвендолин, дал миру трёх сыновей — Буревеста, Лихомира и Быстроножку. Трое наследников, три разных пути, три судьбы, переплетённые с историей наших земель… Буревест — первый и самый яростный. Говорят, когда он рождался, в небе три дня кружили вороны, предвещая бурю. Он вырос воином, чья слава гремела громче, чем щиты в битве. Но судьба распорядилась жестоко — из всех его детей до взрослого возраста дожила лишь одна дочь, Тростник.

Ах, Тростник… Её имя до сих пор шепчут девы, прося у прабабки совета и помощи, когда заплетают косы. Она вышла замуж не по страсти, а по долгу — за сына союзного князя с южных земель. Брак был долгим, но холодным, как зимний рассвет. Пять дочерей родила она, пять продолжений рода, но ни одного сына. Все сыновья рождались мертвыми. Старшие женщины в Розах кивают, когда об этом говорят — мол, такова была воля Мокоши. А другие качают головой - дескать, надо было по сердцу делать, брать себе Журавля. Но то уже дело прошлое. Старая княгиня Тростник достаточно сделала для своего народа, чтобы я не судачил о ней, как бабка у печки.

У дочерей Тростника были мужья, ни одна из них не покинула старых родовых земель за рекой, завоеванных их прадедом. Все остались и дали сыновей, что продолжили род Кичига, что остался там править.

Лихомир, сын Кичиги, отказался от княжеского титула, когда услышал зов богини. Он сменил имя вместе с судьбой, став жрецом. Не стану марать бумагу тем именем, что он принял. Храмы умолкли той ночью по его вине, так что и я не нарушу молчания.

А Быстроножка… Быстро пришел он в мир и так же быстро ушел. Он умер молодым, но успел оставить сына, а тот — своего наследника. И вот он, самый неожиданный плод на этом древе — князь Роз Ладный, прозванный так, как говорит он сам, за умение ладить даже с теми, кто ненавидел весь род Кичиги, а злые языки говорят — лишь за прекрасную внешность. Сейчас он и правит в Розах, и пусть долго длятся дни и ночи славного правителя. Говорят, что скоро он отправится в поход, чтобы заложить новую крепость для защиты южных земель. Впрочем, те же злые языки говорят, что уже нажил он себе достаточно врагов, и поедет туда не по своей воле, а чтобы не пасть от руки недругов…

Пергамент заканчивается, а история — нет. Ибо покуда в садах цветут розы, а в храме горят свечи, эта земля живёт. Пусть и не всегда так, как мечтал первый из ее правителей.

Ритуал избрания “Великого Князя”

Записано летописцем Любомиром из Облачного Леса со слов законника Вереска

Редко это великое действо проводится. Только когда Хвостатая в небесах несется, светом и огнем своим все озаряя. И не каждый раз, а когда нужда в том великая есть.

Отдельно от других священнодействий он отстоит, и строгий, неизменный порядок в нем должен быть. Иначе не увидит Хвостатая избранника народа Теллекурре как надо.

Необходимо проводить его около одного из священных дерев, никак иначе. Нет других мест, чтобы делать это. Прежде чем начинать ритуал, верно будет свериться с календарем-кругом, высчитать, какие Лики должны стоять во внутреннем круге, а какие во внешнем. Обо всем этом можно найти записи, чем ведают ученые люди.

Надобно, чтобы присутствовали все 13 Ликов, не меньше. Те, кто держат Лики должны быть без оружия в руках, хотя бы в ножны мечи свои спрятать, чтобы кровавого рубило быстро не случилось, если что. И большая мудрость еще и в том, что не обязан тот, кто держит Лик быть из Первый Людей, из теллекурре. Если он уважает наши традиции, если ему важно то, что происходит, то Древо и Хвостатый услышат его волю.

Должен быть там источник света, фонарь или жаровня. Впотьмах не проводите, видеть все должны друг друга хорошо. И слышать. Если толпа вокруг стоять будет, то велите им не галдеть и не ржать аки кони буйные да придурковатые.

Лики выстраиваются в свой изначальный порядок по кругам.

• Те, кто отказались от того, чтобы однажды верховную власть получить,

  стоять должны во внешнем круге.

• Те, кто может верховную власть получить - во внутреннем круге.

• В центре пусть стоит тот или те из племени и рода, из которого

  должен быть выбран Великий Князь. Могут быть это они сами, а могут быть их представители, но не дальше, чем положено по хорсу. Хорс может стоять вместо венценосного. При этом человек с их Ликом тоже пусть находится во внутреннем круге. Так в самые древние времена было заведено, чтобы голосование было нечетным.

• Последовательно в порядке со своим изначальным местоположением Лики

  называют того, кого хотят избрать Великим Князем. Промолчать можно.

Кто получается большинством голосов - тот избранный Великий Князь.

Если избран не тот, кому предначертано временем, то воля народа будет соблюдена, но судьба народа не изменится. Традиции будут нарушены, то нашим потомкам предстоит это исправить, а нам жить с тем, что мы выбрали. Большинство Теллекурре не сочтут подобного избранника Великим Князем, и могут пожелать его кровью смыть ошибочный выбор.

Помните мудрость зверей. Желающий делить власть не в своё время должен соединиться с правителем как муж с женой или жена с мужем. Или же кто-то из них должен сказать другому ругевит.

Помните мудрость людей. Взять силой власть возможно. И мы помним избрание Даджьбога Жабьего Сына - 13 десятников которого заключили его в круг, в правой руке держа маску, а в левой - голову того, кто ей владел.

После избрания великий князь должен преклонить колено перед деревом , не жалея спины, и скажет “Праотец, прими ту силу, что взял я у тебя. Прими ту жизнь, что даровал ты мне. Прошу лишь о благе для тебя великом, для детей твоих, которых отныне поведу я за собой”.

После этого ему в одиночестве следует удалиться в Рощу Духов (рег мастерка Сделки), где должен будет узнать о судьбе своего народа.

О городе гордецов

Многие считают Бороду сыном Тамариск, братом Робкого.

Они не понимают природу их отношений – ну и ладно. Бороде, помимо того, что это в своём роде истинно, это помогает скрыть своё прошлое. И свой истинный возраст. Это особенно важно сейчас, когда всё изменилось так сильно.

На самом деле, эта история начинается за сорок лет до провозглашения Владычества – в республике Труба.

Труба никогда не знала над собой царской власти – никакого из владык. А ещё Труба всегда была богатой. Мало кто знает, но старый народ Трубы помнит: богатой она родилась, поскольку многие годы Кер хранил здесь свой котёл. Это сегодня всё переменилось: говорят, что в Трубе, напротив, нет богачей, и жители города настолько небрезгливы и оборотисты, что растащат разбитую склянку по стёклышкам, стоит ей только коснуться земли. Всем известно: Труба нищает, когда у неё есть хозяин.

Но во времена детства Бороды она была богатой. И гордой.

Торговцы-ючителле Самоцветных городов, которых в Трубе было большинство, почему-то здесь отбрасывали слащавое раболепие и смотрели прямо, чуть что огрызаясь. А форсы… Форсы никогда не были столь утончённы, чтобы научиться извлекать выгоду из самоуничижения. Не научились и в Трубе.

“Город лишних зубов”, – так, недобро прищурясь, окрестил его Бран Бард, когда приезжал сюда. Сеял, как обычно, смуту. Говорит, обыватели так дерзко смотрят на королей, как будто у них в кармане по две горсти запасных зубов.

Всё испортилось после того, как Трубу захватил Мастер, а потом его выбил оттуда Эрин Безотчий с юным Малхом Макбелтешазаром, и Труба стала принадлежать Властелину. Но об этом позже.

О небесном огне

В Трубе – единственном, насколько Бороде известно, государстве, – поклонение Комете было запрещено под страхом смертной казни. И, что закономерно, в Трубе интересующихся Кометой было больше всего.

В городе Труба, помимо Небес (богатого высокого берега) и Волнолома (района, нищие жители которого раз в 37 лет вымирают в полном составе от высокой волны), есть район, называющийся собственно Труба. Он был заселён поздно – некогда там стояла высоченная труба, в которой жрецы Кометы жгли людей и нажгли тридцать человеческих ростов жирного пепла. Форсы пришли в ужас, разобрали Трубу по кирпичику, а кирпичи побросали в море. Пусть это было тысячи лет назад, но коварное море то и дело приносит кирпичики с клеймами – старые, мелкие, перепачканные жирной сажей, въевшейся в кирпичные поры.

Борода находил такой в детстве. Среди детей это считалось большой удачей. Он был тёплым.

Борода возводит свой род к человеку по имени Гвайр и прозвищу Сверчок – первому избранному правителю Трубы и хранителю котла Кера. Роду Сверчка много тысяч лет. Говорят, что сам Сверчок родился под другими звёздами, на далекой родине форсов — на Островах Блаженных.

Роду Сверчка была доверена тайна управления одним из великих артефактов форсов — котлом Кера. Конечно, и сегодня котел приносит благополучие и довольство всякому, кто им воспользуется. Но будучи установлен в Очаге королей, на борту корабля-столицы “Гончей”, он позволяет обеспечить её всем необходимым для долгого плавания.

Сам Котел многие столетия хранился в Трубе. Чаще всего вину за его исчезновение возлагают на Звезду из рода Сверчка. То ли она, столкнув в море самого Кера, столкнула туда и котел (Борода знает: это неправда), то ли котёл отвернулся от их рода, когда они вместо Кера начали поклоняться Комете (тоже ерунда), то ли произошло что-то иное.

Так или иначе, за сто лет до рождения Бороды роду Сверчка предъявили обвинение в служении Комете. Суд поддержал позицию обвинения. Люди были казнены, бумаги изъяты, дети отправлены по родам супругов. Дом преступников в центре Небес был снесён, а место засеяно ячменём.

Род считается пресёкшимся. Но это не так. Знание о том, как оживить котёл Кера, до сих пор хранится среди потомков Сверчка. Среди свойственников, под опекой которых оказались дети, также попадались люди, сочувствующие культу, и они позаботились о том, чтобы знание о Комете не пропало.

Обвинение в служении Комете было совсем не голословным, но ни обвинители, ни доносчики не представляли себе, как на самом деле обстояли дела.

Род Сверчка изучал Комету.

Много лет назад то ли сама Звезда поняла, то ли её кто-то навёл на мысль, что Комета непосредственно, конечно, непознаваем, но, изучая его жрецов и записывая за ними, можно многое понять. Первыми, кто записал что-то о Комете, были как раз предки Бороды.

Он читал их записи. Некоторые хронисты не удерживались на опасной грани и сходили с ума, вливаясь в культ. Но многие вовремя останавливались и рассказывали удивительные вещи. Комета, записали потомки Сверчка, испытывает нетерпение, страсть и отчаяние. Он бьётся, будто в цепях, приходя от этого в неистовство. Это неистовство он сообщает всему, что под ним, и прежде всего своим жрецам. Если слушать его слишком внимательно, услышишь и сойдёшь с ума.

Понял Борода, по малолетству, не всё. Но кое-что понял.

Он помнит, как он стоит на скале и поднимает лицо.

Он понимает.

Огонь в небесах.

Небеса полнятся тьмой. Только огонь разгоняет тьму. Это маяк. Точнее, нет. Не только маяк.

То, что там, в небесах, — это огромное раскаленное клеймо, которое, когда прикоснется к телу, причинит адскую боль, но развеет оцепенение, отгонит страх.

Борода видел, как люди Кометы суют руки в огонь и вынимают оттуда пламенеющие головни, не испытывая боли. Но это потому, что они спят, понимал он. Их разум поглощён, он не их.

А на человека жар производит отрезвляющее действие. Помутнение развеивается. Пелена с глаз спадает, и проявляется неприкрытая истина. Огонь не лжёт. Он возвращает рассудок, контроль над собой, чёткость восприятия.

С тех пор, когда накатывала муть, Борода жёг себя. Но останавливался, чтобы не приелось.

О падении Трубы

Когда Мастер взял Трубу, Бороду спас огонь. Видя, как колдун подчиняет себе всё и всех, Борода залез в кузнечный горн. Не хотел, чтобы и его подчинили. Он знал, что не пострадает: когда Мастер вошёл в город, все раны зажили. Кошки дрались на улицах – расходились опять с ушами. Переедет дождевого червяка телега – а он тут как тут: надуется обратно и ну ползти. Все больные вышли из больниц здоровыми. Кто-то – даже с медицинским инструментом, вросшим в брюхо, так быстро закрылся на нём разрез.

Мастеру никто не сопротивлялся, потому что он всех подавил своей волей. Кроме Бороды. Борода так и сидел в горне, сжав в руках кирпичик Трубы и сгорая в угольном жаре.

Он, кстати, отважился на него поглядеть. Наверно, Борода – один из немногих, кому довелось увидеть на древнего колдуна, пока он был жив. Говорили, что он – чудовищных размеров, огромный и жирный, как циклопическая жаба. На самом деле, это был человек. Обычный мужчина, нестарый, довольно высокий, загорелый, коротко стриженный, с высоким лбом. Без доспеха, без шлема. Даже непонятно, как описать. Таких вокруг тысячи. Походка – вот таких не тысячи. Рисунки на коже – тоже. Если бы не они, даже не сказал бы, что это чужестранец, выползший из-под какой-то пирамиды в Марше.

Трудно было сказать, чем Мастер занимался в Трубе, но, по мнению Бороды, он занимался обыском.

И тут-то его нагнал Эрин-Теллекурре. Будущий Властелин, так говорят, хитростью заманил Мастера в Трубу, чтобы там прикончить.

В лобовую атаку Эрин на Мастера не пошёл. Ему поставили высокий шатёр, и он колдовал из-за занавеси. А на Мастера выпустил своего мертвеца.

Так впервые миру был явлен Хромой. Тогда он не был той безупречной машиной уничтожения, как сегодня. Он двигался чудовищно неуклюже. Мало того, что у него была просто растерзана нога – похоже, его то ли контузило, то ли ещё что, да только он всё время как будто падал. Руками махал и воздух скрёб.

Но, тем не менее, колдун он был сильный.

Много лет спустя, уже сам став могучим магом, Борода понял, в чём был замысел Властелина. Мастер подчинял и живых, и мёртвых с равной лёгкостью. Но этого не мог подчинить. Хотя и пытался. То-то все остальные прятались. Сильно боялся Эрин, что и его не минует.

В сущности, никакого вреда Мастеру Хромой причинить не мог, но своё дело делал – отвлекал его, мешая управлять порабощёнными жителями Трубы, пока величайший и коварнейший маг всех времён подбирал ключик к защите древнего колдуна.

Конец поединка Борода не видел: в какой-то момент Мастер пропустил от Эрина коварный удар, и та его магия, которая берегла и Бороду, дрогнула. Борода едва успел выскочить из печи и дать дёру.

Итог известен. Мастер пал, Властелин забрал с него трофеи. Точнее, забрал Хромой, поскольку Властелину эта битва также не далась легко.

Сражение двух великих магов, которое, как говорят, длилось трое суток (ложь: несколько часов), причинило Трубе огромные разрушения. Вместе с толпами людей, опустошённых и лишившихся крова, Борода покинул родной город. Это было за восемнадцать лет до провозглашения Владычества, и ему было двадцать.

Он нанимается в Вяз и служит под началом Королевы Вяза. Форсы готовятся воевать против Эрина. Бороду, выходца из довольно космополитичной, пусть и форсовской, республики Труба, озадачивает накал настроя “бить теллекурре”, но со своими было как-то попривычнее, чем с кликой Властелина. К тому же, платят хорошо.

Магический талант Бороды привлекает внимание Королевы Вяза, она берёт его в ученики. То, что он молчалив и угрюм, ей вполне импонирует, она – очень занятая дама, с головой погружённая в интриги. Но то, что она умеет, – обман, превращения и так далее, – плохо подходит Бороде. Его привлекает огонь.

Начинается долгая война Союза Королевы с Властелином.

Боевые действия идут с переменным успехом, но коалиция не успевает оправиться от предательства Арчи, а с падением Лошади, Дубильника, Опала и далее целой плеяды городов-союзников накануне провозглашения Владычества Союз Королевы терпит сокрушительное поражение.

Вяз капитулирует. Эрин сохраняет жизнь и свободу тем соратникам пленённой Королевы, которые соглашаются вонзить в неё лезвие или осквернить её тело. Выживших много, однако вскоре они один за другим погибают. Кто-то стремится то ли отомстить, то ли, что более вероятно, замести следы. Шепчутся, что это – очередная провокация Властелина, и сама Взятая им Королева пришла заплатить по счетам.

Об Очаге

Провозглашение Владычества Борода благоразумно не застал. До следующего появления Кометы он предаётся самому вульгарному бандитизму. На земле не остаётся ни одного форсовского очага, не тронутого Властелином.

Борода со своими людьми обосновывается во Втором очаге – нежилом поселении на побережье между Алмазом и Трубой, где, по преданию, некогда высадились форсы. Число его сподвижников слишком мало, чтобы всерьёз причинить вред Империи, средств недостаточно. Когда приходит Комета, он видит её глаз в небесах и начинает мечтать о великом огне.

Он мается. Пожары не приносят ему облегчения. Люди не просыпаются.

Он держится в курсе дел Сопротивления, но в той форме, к которой он привык, его нет: мало кто прямо воюет в поле. Говорят, что заговор пышным цветом цветёт в имперской армии, но Борода от этих кругов далёк. Всерьёз раздумывает, не вступить ли, но он не один. Некоторые его люди, в отличие от него, – вне закона, и он не готов их бросать.

В 70-х годах от нарастающего безумия Властелина из Империи несогласные массово бегут на юг, тем более что Империя утрачивает контроль над южным берегом моря Мук. Крупные сообщества, готовящие Властелину реванш, образуются в Берилле, Падоре и Ребозе.

Борода вступает с ними в контакт – и, как ни удивительно, ему удаётся воспламенить их своей идеей и собрать деньги.

Он решает поднять со дна моря Очаг королей. Огромная, хорошо защищенная, подвижная крепость – что ещё нужно для ведения долгой войны с таким противником, как Властелин!

Не так много он о нём знает, чтобы иметь достойный старт, но кое-что известно. Место затопления очень хорошо локализовано. Это точка в треугольнике, вершинами которого являются развалины Алмаза, Труба и самый восточный из островов Картофельного архипелага.

Борода отправляет людей его искать. Сам он пытается, но понимает, что настолько сильно ненавидит море, что не может себя заставить проявлять к нему терпение.

В 100-м году ПВ поиски венчаются успехом, и Борода находит Очаг королей.

Он огромен и покоится на дне метрах в сорока под поверхностью. Живые менгиры посверкивают, подавая признаки готовности к работе.

К сожалению, переговоры с менгирами приводят людей к пониманию, что главный менгир, камень Фаль, отсутствует, а без него дело не выйдет.

Борода узнаёт, что необходимо вернуть все четыре сокровища: копьё Луина, меч Нуаду, котёл Кера и камень Фаль, чтобы обеспечить “Гончей” подвижность, управляемость, защиту и продовольственную независимость. Это долгое дело.

К счастью, к этому моменту острая необходимость в форпосте исчезает. Властелин побеждён, формируется Курганье, северный континент рассыпается на кучу враждующих царств.

Борода не чувствует радости. Давление не исчезло. Властелина нужно добить, думал он. Курганье ненадёжно. Он восстанет. В Ребозе на юге, где Борода осел, пришлые лоялисты Властелина ненадолго захватывают власть и пытаются собрать экспедицию для освобождения Властелина и его Взятых из Курганья. Борода примыкает к карательным силам Падоры и с наслаждением отводит душу на бунтовщиках. Очнулся, только когда какая-то прислужница Властелина, с которой он возлёг, наполовину сгорела в печи – туда он её запихнул живьём, чтобы она пришла в себя. Не помогло, да и радости никакой. Больше он так не делал.

Хорошо было один раз – когда в 250-х на Розы упал метеорит. Тогда он был как раз на Севере, неподалёку и успел к горящей земле. Да, так и должно быть, земля заметила, что её будят, она начала стряхивать с себя дурман, и тьма на мгновение расступилась… Но одного осколка было недостаточно.

Потом многие члены Круга говорили, что предполагали, как на самом деле будет. Глупость! Не предполагали. Борода уж точно не предполагал, что вырвутся Госпожа и Взятые, а Властелин останется погребён. Уж если кто и выйдет, то Властелин, а не эти предатели и жалкие клевреты!

К Восстанию он примкнул сразу же, как только выбралась Госпожа, а к следующей Комете, когда образовался Круг, вступил и в него. Война, отчаяние, жизнь со сбродом – всё это было вовсе не обременительно. Борода мог бы продолжать так столетиями.

Пока не произошло то, что произошло.

… Когда Властелин смотрел глазами Бороды, всю внутренность Бороды жгло. Полыхало. Пламя плясало, как в колбе, облизывая изнутри желудок, вытягиваясь в пищевод. Борода испытывал ясность.

О том, что было бы неплохо сделать

• Пришло время понять, поддерживать Властелина или обожествлять его. Есть два пути. Правителя поддержать проще: достаточно воевать за него и поддерживать порядок там, где война завершилась. Но как поддержать Бога? Желает ли Он поклонения? Об этом знают жрецы. А возможно, это тайна и для них. Но огонь развеет тьму, Борода знает это чётко.

• Сжечь Госпожу. Начиная с вот этих поганых рук. Предательница.

Между пальчиками, да. Вот туда.

• Найти женщину, достойную Владыки. Посмотреть на то, что такое Белая Роза. Он её не видел. Вдруг надежда в ней?

• Собрать дань своей крови: найти котёл Кера и стать его полноправным владельцем как минимум. Можно вновь заняться восстановлением “Гончей”, но в этом точно нужны союзники.

• Иногда, когда ночью Борода смотрит в небо, его посещает леденящее душу предположение о том, что его цели — на самом деле, не его. Что он очарован. Оно быстро покидает его, да и не из тех он, кто будет долго терзаться сомнениями, однако трезвость мысли – во многом основа его личности, и отмахнуться от этого предположения, не проверив, он возможным не считает. Но вот незадача: всегда что-то не складывается.

Приложения

О Трубе и трубах

Предположительно, 481 год до битвы на Равнине Страха, год Кометы

У Второго очага люди собрались лишь благодаря певцам. Если бы они не пели, потерпевшие бы разбрелись кто куда: огонь был слаб, а пищи не было. Но я забегаю вперёд.

За первую ночь в одном месте собрались около тысячи живых. Их всех одной волной принесло море. В один момент оно вспучилось и подняло счастливчиков до уровня высоких неприветливых скал, где и выбросило на сушу.

Путешественники были в растерянности. Очага не было. Котла не было. Ничего не было. Они были мокры и убоги, потеряли весь груз, каждый – членов своих семей. Не было ни тепла, ни пищи, ни света. Всюду стоял стон и плач, как на поле боя. Иногда шквал приносил удушливый запах, в котором угадывались нотки гари.

Первую ночь люди провели без огня и укрытия, закрываясь от бури друг другом.

Утром опустился холодный туман. Слабые начали кашлять.

Под ногами были голые скалы, испещренные трещинами, как ладонь, и заливаемые круто солёным морем. Глубже на суше, в менее сырой полосе, начинались каменистые холмы с валунами, покрытыми редкими лишайниками. Выше травы, увенчанной пушистыми шарами, которую сейчас ветер пригибал к земле, вокруг не было ничего.

Буря бушевала так яростно, что море то поднималось до самых высоких скал, где они и оказались, то стремительно опускалось, обнажая дно. Как будто изо всех сил качали миску с водой.

Неустроенность заставила первую сотню страдальцев отправиться в путь по берегу. Вереница мокрых людей среди ночи потянулась туда, где среди мрака и бури обманчиво мерцали огни. Они не вернулись.

Кер не успел их остановить – да и не было причины останавливать. Место, где собрались уцелевшие, было открыто всем ветрам, не давало укрытия и побуждало искать любое другое убежище.

Кер оказался единственным из старших, кто остался в живых. Это было не очень хорошо. Люди любили его, но считали пустым весельчаком, от которого не стоило ожидать, что он поведет свой народ через рифы в годину невзгоды. То ли дело высокий король! Но он пропал.

Делом Кера было обеспечивать, чтобы народ Гончей не имел никакой нужды, чтобы хлеб пёкся, а топоры ковались. Чтобы столица процветала, воинам была обеспечена пища и отдых, а те, кто творит артефакты, имели возможность работать в сухости и при свете. Здесь же у людей не было ничего, и к чему Кер мог бы применить своё искусство.

Буря бушевала три дня. Кормчая взмахнула мечом бури образцово – так, что всем хватило. Она кричала, что им нельзя останавливаться, что нужно идти дальше и покинуть это место как можно скорее. Она должна вот-вот родить сына, вопила она, а на этот свет он явится уродом и чудовищем.

Наконец ливень стих. Буря продолжала бурлить в небесах. Над горизонтом образовалось белёсое пятно – возможно, зарница.

– Труба, – сказал один.

Высокая кирпичная труба торчала над горизонтом.

– Может, это маяк? – сказал другой, вглядываясь в тонкую черту.

– Не похоже. Она не светится, да и не видно камеры для фонаря, она сверху гладкая.

Чем спокойнее становилось небо, тем лучше её было видно.

– Труба – значит, жильё. Снимаемся и идём.

– Туда уже ушли люди.

– Они не могли дойти. Видишь, она на мысу. Вода была слишком высоко, должна была заливать мыс. Только сейчас опустилась.

Люди воодушевились. Стали спорить, отправить ли туда разведчиков, будет ли новый шквал, обитаема ли она или заброшена. Наконец несколько крупных групп решило, что им невмоготу ждать, что нужно подняться и идти.

Была женщина из отряда Кера. Двое её детей уцелели и отыскали её. С ней шли маленькая девчушка и мальчик постарше, переросший мать. Мальчик вгляделся из-под руки в озарённый бурей горизонт.

– Она высоковата, – со знанием дела заметил он. – Зачем такая высокая труба?

– Что ты сказал, мальчик? – спросил Кер.

Мальчик остановился, приветствуя возможность передохнуть.

– Мой отец – кузнец. Он всегда говорит про высоту трубы, хочет хорошую кузницу. Эта труба куда выше, чем нужна для самой мощной плавки.

– Как ты понял её высоту?

– Могу различить кроны деревьев.

Кер всмотрелся вдаль. Труба торчала, как прутик, на мутном фоне подсвеченного неба. На миг тучи расступились. За ними блеснула звезда с длинным хвостом, вызывающая смутную, но сильную тревогу, и на её фоне стало видно, что труба коптит.

Кер посмотрел на людей, которые, скользя, идут вдоль скал по тропе к мысу, на кончике которого стояла Труба.

– Знаете что? – тихо сказал Кер. – Мне страшно. Вернёмся к очагу.

Кер всегда считался предусмотрительным и осторожным. А тогда мы узнали о главном его достоинстве. Он не боялся показаться трусом или глупцом.

– Народ Гончей! Люди! Возвращайтесь к очагу.

Приказ передали по колонне, люди остановились. Кто-то упрямо продолжал идти вперёд.

– Обратно! Обратно! Если вам дорога ваша жизнь, идите обратно!

Те, кто успел дойти до Трубы, не вернулись. Ветер принёс тот удушливый запах – шкварок, окалины, горящих водорослей.

Найдя место с более удобным спуском к воде, люди основали Второй очаг. Дров там не было, но в холмах обнаружился уголь. Пресной воды было вдоволь. Когда прилив отступал, и обнажалось дно, становилось видно, что из донных лунок торчком торчат крупные черви. Со временем их обучились есть и использовать как наживку…

Приписка, предположительно, следующий год Кометы:

После того, как мы отстроились, мы выждали достойное время и напали на Трубу. Живых не нашли, конечно. Жирного пепла там было огромное количество, этот пепел громоздился липкими горами и не развеивался ветром. Мы им потом удобряли землю несколько лет, хотя и приходилось преодолевать отвращение.

Народ в ярости снёс трубу до основания. Она была из мелких кирпичей, закопчённая, тёплая, и, в отличие от прилежащих, но покинутых строений, на ней не росло ни одного деревца.

Тот мальчик, о котором пишет мой предшественник, носил прозвище Сверчок. Он стал выборным хранителем города, каковым остается до сих пор.

Приписка, 250 год до битвы на Равнине Страха:

Новый город заложили в основании мыса, а не на его конце. Место прежней Трубы долго считалось проклятым. Так продолжалось много лет, пока город не дорос до конца мыса. Так с моря стало видно каминные трубы, и всё замкнулось в кольцо.

Кер и Труба

Кер покинул нас. Его не держала жажда власти, а необходимость уделять внимание каждому без исключения угнетала.

В день, когда он покинул нас, чтобы сброситься со скалы в море и прекратить свои страдания, он привёл к котлу хранительницу Трубы, которая носила имя Звезда, и сказал ей следующие слова:

– Раньше я брал ученика из твоего рода, из рода Сверчка. Сам Сверчок лишь три года был хранителем республики, а потом всю жизнь следил за котлом. И его потомки пеклись о сытости и тепле для народа форсов, а власть переходила из рук в руки, минуя их. Так было хорошо и удобно.

Но теперь правительницей избрали тебя, моя дорогая. Как нам поступить? Обучить ли мне твоего сына? Или вы решите, что пусть отныне за котёл отвечает тот, кто хранит этот город?

Звезда грустно сказала Керу:

– Как бы я ни ответила тебе, я предам либо свою семью, либо свой город, либо свой народ.

Кер утешающе улыбнулся.

– Тогда скажи правду. Хоть какая-то радость.

– Нет никакой разницы в том, кто будет обладать этими знаниями. Никакой порядок не защитит сам по себе от того, что котёл попадёт в дурные руки. Оставляя его в нашем роду и отделяя от линии передачи власти, можно быть уверенными, что о котле как-то позаботятся во благо народа. Отдавая тем, кто будет держать власть в Трубе, можно, напротив, быть уверенным, что хранителю котла будут не чужды интересы города.

Но не в этом беда. Обладая котлом, республика выросла безрассудной. Как девушка с богатым приданым: не боится гулять с сомнительными женихами, поскольку знает, что, случись что непредвиденное, юноша женится как миленький. И когда наша мягкотелость станет очевидной, придёт великое зло и нас сожрёт. Вместе с котлом.

– И что ты предлагаешь сделать?

– Утопить котёл на дне моря. Да, я знаю, что мне это не простят. Но форсам нужно приучиться жить без него.

Кер улыбнулся:

– Это – неожиданное решение, преемница. Но я знаю крутость твоего нрава, и, боюсь, за тебя может говорить твоя резкость. За нею можно не разглядеть опасность такого решения. Как бы то ни было, нельзя рисковать остаться голодным. Ты не была в бесконечном море, где ничего нет и не будет, и не знаешь отчаяния.

– Но мы не в море. Нам нужно научиться жить самим.

– Хорошо. Тогда сделаем вот как. Расскажи о том, как разогреть котёл, и своим потомкам, и тем, кто будет владеть этим местом. Но лишь тем из них, кто хорошо понимает, как устроен мир. Они должны ответить на три сложных и тайных вопроса. Один – о запретном, другой – о пище, третий – о земле. Тот, кто правильно ответит, получит знание о том, как управлять котлом. Вернее, сможет им управлять.

Звезда расстроилась.

– Но я не знаю столь великих тайн.

– Узнай. А пока я задам вопросы, которые точно подойдут. Послушай.

Первый – когда-то на мысу стояла Труба. Она дотягивалась до неба. Её по спирали опоясывали древние литые скобы, а внутри она была на две трети полна пеплом от трупосожжения. Пусть узнают, зачем она.

Второй…

– Как ни странно, – прервала его Звезда, – ответ на этот вопрос я знаю.

– Неужели? Откуда?

– Жрецы из той башни оставили потомство.

– Я думал, тогда всех истребили…

– Те, кто приветствует Комету, сеют не столько своё семя и кровь, сколько странное знание о Нём. С ним передается и память.

– И каково это знание? – спросил Кер.

– Комете что-то мешает. Он беснуется, прилагает силу, но не может опуститься на землю. Поэтому тянет землю на себя. Повинуясь Его желанию, растут горы, стремясь к Нему прикоснуться.

Всё растёт вверх, дабы притронуться к Нему.

Когда-то Его должно было коснуться Древо. Теперь это невозможно. Не осталось даже его воли, его голоса. Так считают те, кто служит Комете. Иные же говорят, что Древо всё же шепчет тем, кто его понимает, веля всему, что некогда его составляло, собраться воедино, брызнуть вверх и наконец соприкоснуться с Кометой.

Эти люди решили, что будут выстилать путь к Нему драгоценностями. Они наполняли трубу человеком снизу доверху, пытаясь создать новый ствол.

– Они безумны?

– Иной сказал бы: пожалуй. Кто иначе стал бы служить Комете? Я скажу, что нет, они не безумны. Они очарованы. Возможно, подчинены чужой воле. Но это не повод их не уничтожать.

Кер внимательно посмотрел на неё.

– Ты служишь Комете?

– Нет, женщины не служат. Но я кое-что знаю.

– Поражён, что ты знаешь. Поклонение Комете уже много столетий под запретом в Трубе. Но это правда. Хорошо. Пусть у тех, кто придёт за тобой, будет преимущество за счёт твоего знания. Теперь я буду спрашивать о том, что в котле или могло бы быть в нём.

Второй вопрос:

Спрошу так. Иногда добыча слишком велика и сильна, чтобы её можно было поглотить. Хранить её невозможно, а подступиться страшно. Есть ли искусство либо волшебство, которое позволит это сделать? Как его имя? Как творится это колдовство?

Звезда виновато улыбнулась.

– Я не колдунья. Я не знаю.

– Но ты будешь знать хотя бы вопрос, – ободрил её Кер. – И теперь третий. Есть земли, в каждой из которой есть сердце. Сколько их и как их называют?

Звезда молча покачала головой, скорчив рожицу.

– Прости меня, Кер, мой двадцатитрёхкратный прадед! Я правда не знаю.

– Вот и хорошо. Тогда просто задай эти вопросы тому, кто захочет понять котёл.

– Но я же не знаю правильных ответов!

– Узнай. Это не очень сложно.

– Хорошо.

Звезда помедлила, боясь тревожить предка, а потом спросила:

– Ты же препоручаешь всё это мне вовсе не потому, что собираешься нас покинуть?

– Именно поэтому, – ответил Кер.

– И куда ты пойдёшь?

– На дно морское. Я лягу под воду и обниму пути нашего народа.

– Ты хочешь умереть?

– Нет, я не хочу умереть. Но я хочу домой. Здесь смерти, в общем-то, нет. Думаю, я полежу без дыхания в кладовых этого мира.

– Но зачем тебе уходить от нас?

– Ты сама сказала. Нет, ты лишь утвердила меня во мнении, которое у меня уже было. Мне нужно идти, чтобы вы не думали, что всегда можете спросить меня или прибегнуть к моей защите, и тут же всё само собой образуется.

– Но это же не всё, дедушка?

– Не всё, милая. Меня снедает безумие. Это безумие уныния. Я хочу перенести его под толщей воды и не губить свой народ. Отпусти меня. Столкни меня, Звезда.

Ритуал горькой розы

Тайну эту Белая сила доверила миру.

Семеро чудовищ, что поглотят ее, смогут вернуть человеческий облик и снова ходить среди людей так, будто душа их сердца никогда не покидала их тело. Ради этого облетают лепестки с розы.

Нет иного способа поглотить то, что сильней и больше тебя, будь оно белой силой или иным колдовством.

Да будет известно, что лишь круг семи или более устоит перед яростью едомого. Соберитесь меньшим числом, и едомое может стать едящим.

Чудовища, жаждущие облика человеческого, также могут вступить в круг: ибо совсем без чудовищ сложно, хоть и не невозможно, пожрать другое чудовище.

Пусть собравшиеся станут как воины одного сердца, даже если прежде они не знали друг друга. Даже чудовища, что не могут больше стоять в строю, смогут встать в этот строй. Но если лишь чудовища собрались в этот круг

• надлежит взять с собой знамя или иной символ, как если бы собирались чудовища в армию.

Да изберут они себе капитана и летописца, и остальных на свое усмотрение, и назовут свой отряд. И тот, кто избран летописцем, должен будет изложить то, что будет, и сохранить эту летопись.

Прежде чем круг замкнется, каждый да произнесет имя истинное своей души перед другими. Или же пусть доверят все имена одному избранному. Кто солжет или утаит – тот будет изгнан из круга, и падет он, растерзанный собственной слабостью.

Да будет круг, очерченный на земле, нерушим.

Да будет едомое живо, а не мертво, да не будет оно мертвецом ходячим, ибо мертвая сила не даст блага живым.

Да будет едомое скована цепями или заклятием или же иначе обездвижена или же быть при смерти, либо да отдаст себя на съедение по доброй воле.

И каждый, кто ест, начиная с капитана, по кругу пусть произносит священные слова:

“Сила велика, но велика и горечь того, кто силен”.

“Велико могущество, но и скорбь о горе, что живет в мире, велика”.

“Чтобы вместить многое, многое нужно утратить”.

“Сила пьянит, как вино, но и горчит, как вино”.

“Беру не для себя, но для свершения того, что нужно миру”.

“Клянусь употребить силу во исполнение долга, иначе обратится она в пепел”.

Круг же пусть замыкает летописец, и пусть скажет:

“Клянусь, что лепестки розы падают не зря”.

После того пусть каждый из круга назовет одну истину о едомом. И чем глубже будет истина, тем крепче хватка ритуала. Говори не об одежде тела, но о душе сердца.

Когда круг истин сомкнется, да коснутся все едомого – рукой или острием оружия. Кто дрогнет – сам станет жертвой.

Если ритуал свершен верно, сила жертвы перейдет в круг. Участники восчувствуют блаженство великое, и души их наполнятся мощью. И уснут они будто сном колдовским. Те, в ком еще живет человеческое, очнутся первыми. Те же, кто ближе к чудовищам, пробудятся после, и глаза их будут гореть знанием запретным. Если же кто не восстанет – значит, душа его не вынесла дарованной силы.

И с этого часа связаны будут участники тем, что совершили, ибо разделенная тайна крепче любых уз.

Ради этого облетают лепестки.