Приветствую!

Не буду лгать о радостях. Давно знакомы.

Не испытываю ни малейшей жалости к слабым, к женщинам и особенно к ючителле, поэтому судьба Пиявки тронула меня весьма мало.

Если она не смогла сама себя защитить, то она попросту не достойна носить гордое звание мага. Туда ей дорога. Такое может случиться с каждым, кто будет думать, что личная сила не обязательна.

К счастью, ни я, ни ты, мой друг, не таковы. И если кто-то когда-то и одолеет нас, то это будет кто-то крайне достойный.

Хотя вынужден признать, что кое-что из трудов Пиявки заслуживает внимания. Ее эксперименты, посвященные созданию талисманов. Все далеко не то просто, как ты думаешь. Я тоже сперва счел ее пресной увлеченной и романтической особой, не более того. Но затем я ознакомился внимательно с экспериментами…

О, даже не думай, чтобы отобрать записи у меня или разыскать. Тебе прекрасно известно, что я наделен невероятной памятью. Запоминаю всё, каждую букву, каждую строчку я, конечно, уже впитал в себя, по иронии, как жадная пиявка. Всё то, что она так тщательно для меня выводила на бумаге. Потому не ищи её труды. Всё, что попало ко мне, я уже изъял в свою голову, в свою личную библиотеку. И далее не собираюсь не допускать до неё никого. Но кое в чем, все-таки мне нужна твоя помощь.

Вернемся к слугам. Верные слуги для создания идеального талисмана, вот что важно. Она стремилась создать живой талисман, чтобы доказать, что она способна изменить законы мироздания. Не такая уж маленькая и никчемная была эта колдунья, потому что подобный подвиг, он присущ только воистину великим существам, величайшим магам. И она замахнулась очень высоко.

Подумай, взять себе полностью то, что не может тебе принадлежать, по сути, это лишь… чужая свобода.

Поскольку всё, что лишено воли, может принадлежать человеку, и лишь только то, что волей наделено, никогда не будет полностью принадлежать кому-то. Как бы сильно хозяин не бил своего раба кнутом, как бы дева не любила своего мужа, граница между людьми существует. Человек никогда не будет принадлежать человеку до конца. Даже съеденный им он будет отторгнут, как тебе несомненно известно из откровений иной низменной науки.

Поэтому задумайся вот над чем. Взять полностью. Взятие. Именно так. Взять, подчинить себе то, что было не твоим. То, что тебе не принадлежало. Понимаешь?!

Если верить этому трусу Стилусу, который пока по недоразумению не служит нашему Господину, то история повторяется. Что же получается? Каждый из них оставлял реликвии. Талисманы, которые подтверждали его способность Взять.

Мы привыкли к тому, что Взятые – это конкретные существа, но я убежден, что Пиявка откуда-то знала или предполагала, и предполагала, на мой взгляд, верно, что первыми Взятыми были вовсе не они, а было то, что некоторые называют талисманами, предметами, полностью подчиненными воле хозяина. Однако, которые изначально не были вещами, вот к чему я клоню.

Каждый Властелин по дороге к своему Владычеству совершал этот невероятный подвиг. Забирал себе полностью, от начала и до конца. Тогда, повинуясь воле своего нового хозяина, предмет обретал невероятные свойства. Он был связан со своим хозяином, становился сильнее вместе с ним, становился слабее.

Косвенно мою теорию доказывает то, что Властелин разыскивал некий загадочный список предметов. Не все они мне пока еще известны. Мне удалось понять, что ему принадлежал весьма особый шлем, который по сути не был шлемом, а был человеком. Является ли он человеком после того, как он был взят Властелином как предмет? Или же мысль должна пойти дальше? Может быть, я ошибаюсь? И дело в самом Взятии, в том, как оно на самом деле работает. Я надеюсь, что ты сможешь помочь понять мне кое-что.

Поэтому задумайся вот над чем. Взять полностью. Взятие. Именно так. Взять, подчинить себе то, что было не твоим. То, что тебе не принадлежало. Если верить этому трусу-стилусу, который пока по недоразумению не служит нашему господину, то история повторяется. Что же получается? Каждый из них оставлял реликвии. Талисман, который демонстрировал его способность взять. Мы привыкли к тому, что взятые – это конкретные существа, но я убежден, что пиявка откуда-то знала или предполагала, и предполагала, на мой взгляд, верно, что первыми взятыми были вовсе не они, а было то, что некоторые называют талисманами, предметами, полностью подчиненными волею. Однако, которые изначально не были вещами, вот к чему я клоню. Каждый на дороге к своему владычеству по пути к нему совершал этот невероятный подвиг. Забирал себе полностью, от начала и до конца. Тогда, повинуясь воле своего нового хозяина, предмет обретал невероятные свойства. Он был связан со своим хозяином, становился сильнее вместе с ним, становился слабее. Косвенно мою теорию доказывает то, что Властелин разыскивал некий загадочный список предметов. Не все они мне пока еще известны. Мне удалось понять, что ему принадлежал весьма особый шлем, который по сути не был шлемом, а был человеком. Является ли он человеком после того, как он был взят властелином как предмет? Или же мысль должна пойти дальше? Может быть, я ошибаюсь? И дело в самом взятии, в том, как оно на самом деле работает. Я надеюсь, что ты сможешь помочь понять мне кое-что.

А именно, разгадать, почему так важно взять чужую свободу. Возможно, этот факт откроет дверь к множеству тайн мира. Быть может, именно это может спасти этот обреченный мир. Запретить присваивать что-то или кого-то целиком. Хотя почему я вообще думаю о спасении мира? Впрочем, ответ мне известен. Мы всегда близки к своим противоположностям.

Что ж, то, что я хочу тебе поведать, я поведал. А в обмен ожидаю свою информацию.

Василиск

Ваши игровые задачи:

1. искать и оберегать Талисманы

2. изучать их

3. изучать природу Власти и копать во Взятие

Что такое символ, друг мой?

Это ключ. Ключ, что открывает всякие врата. Врата тайны, врата сопротивления, или же врата, что отделяют нас от получения земных или неземных сокровищ.

Но прежде всего ключ – это предмет, инструмент, совершенный, однако подчиненный воле. Он не имеет собственного «я», собственной самости, собственной решительности. Он принадлежит и исполняет функцию. Вот, что это такое.

Я убежден, что для того, чтобы разверзнуть врата, для того, чтобы преодолеть границу между жизнью и смертью, нужен ключ. Ключ состоит из нескольких частей, но об этом позже.

Я хочу окунуться в прошлое. Ведь одним из первых испытаний Его всегда было взять что-то себе, что-то, что не может быть принадлежащим полностью. Так Он возвышал себя над остальными, так Он показывал, насколько превосходит всякого.

И каждый из Них оставлял шрам на теле Первой летописи.

Каждый или каждая, во всяком случае из тех, кого я могу сейчас вспомнить, проходили это испытание.

Я понимаю, что сейчас Он стал собирать их для того, чтобы вновь обрести силу, для того, чтобы доказать себе, кто Он такой, и вспомнить, вспомнить, как Он однажды прошел это испытание.

Ты уже понял, мой драгоценный, что когда речь шла о подчинении чего-то, что не может принадлежать полностью, мы рассуждали о подчинении человека. Даже самый-самый покорный твоей воле раб не будет принадлежать тебе до конца. В нем останется его самость, если только не произвести с ним воистину удивительное колдовство. Колдовство за пределами возможностей.

Наличие ли их дало Ему Его титул?..

Наличие ли их привело Его к мысли о Взятии?

Любопытно. Как это ни странно, я лишь сейчас, когда пишу тебе эти строки, задумываюсь… Ведь это бы так просто всё объяснило.

Но давай вернёмся к предмету обсуждения. Точнее, к предметам.

Начнём с цепи. В старых свитках библиотеки Аметиста я встречал описание ритуала, в котором множеству женщин-рабынь дали в руки их младенцев и столкнули с обрыва так, чтобы они могли ухватиться. Также я встречал и иное описание, где они должны были держаться за веревку. Мне не так важно, как именно грибы развешивали для того, чтобы они сушились, а важно то, что та из них, которая не отпускала рук дольше всего, умертвила свои руки, умертвила свою плоть. Но она сделалась ценой чести имени матери, что защищала свое дитя. И именно ее род дальше понесет ее удивительные свойства.

О мече мы уже беседовали с тобой лично, но тем не менее скажу. Меч должен был лишь разить и не думать, свое ли дитя, свою ли мать. Самые бессердечные, способные жевать сталь, становились клинками. И среди них лишь тот, кто был способен заткнуть за пояс всякого подобного себе, лишь он получил это право. Такова цена свободы от всяких уз.

Что же говорить о шлеме? Шлем, несомненно, должен был защищать его от всех, подставляя под удар себя, пренебрегая собственной целостностью. Люди стояли под каменным градом, оберегая пустоту, которую Он приказал оберегать. Так появился и этот третий предмет. Горькая цена познания собственных границ.

О четвертом я могу лишь теоретизировать. Ихалиги близки к тому, чтобы явить Его. Но пока мы знаем слишком мало. Я предположу, что это будет факел. Тот, чья плоть будет пылать дольше других. Несомненно, он родится в боли и агонии. И я думаю, что заготовка уже существует и относится к попытке разорвать Его и Ее связь. Цена любви.

Так или иначе, кровь тех людей, которых каждый из Них подвергал весьма определенным и утонченным испытаниям, наделялась особыми свойствами. А, возможно, их Истинное имя менялось в основе своей, и менялось настолько существенно, что даже их потомки приобретали определённые свойства.

Знаешь, что действительно свидетельствует о том, что Он обретает силу, постепенно поднимаясь из Курганья? То, что и они обретают силу вместе с ним. Их чудесные свойства проснутся. Проснутся вот-вот, если еще не проснулись.

Это все, что мне удалось найти. Умоляю тебя, разыщи их быстрее, чем это сделают наши враги. Ритуал зависит от них в первую очередь.

Вынужден пока прерваться. Этот бестолковый мальчишка Ослоп опять путается под ногами. Если бы не его талант – давно бы обратил юнца в камень.

Василиск.

На свадьбах жениху надо было на огороженном участке леса изловить увитую лентами и цветами дичь. Как правило, это было животное, не принадлежащее к 13 тотемным; пол животного означал пол будущего ребенка, иногда их могло быть несколько, что именно это было за животное зависело от статуса пары. Иной символизм мог также присутствовать, но в наши дни он утерян; тем не менее, князьям чаще доставался благородный олень или тур, простолюдинам - козел или баран. Чем быстрее будет убито животное, тем быстрее родится первенец у молодой пары. Кровью дичи мазали в первую брачную ночь живот невесты; туша же закапывалась под большим деревом, которое теперь считалось чем-то вроде почетного гостя на свадьбе и покровителя семьи. Некоторые источники упоминают охоту на несколько целей, в которой участвовали оба новобрачных.

Если ребенок рождался слабым, то его «перепекали» в печке. Младенца почти полностью заворачивали или обмазывали ржаным тестом, клали на хлебную лопату и трижды отправляли в теплую печь на несколько мгновений. Иногда в ржаную массу добавляли целебные травы, чтобы усилить эффект. А после ритуала тесто скармливали животным.

У теллекурре печь считалась материнским лоном, а также границей между миром живых и потусторонним. Ритуал символизировал перерождение, который помогал душе «допечься» и очиститься от болезни. Огонь предварительно гасили, поэтому ребенку не грозила опасность.

Из совсем диковинного стоит сказать о Хорсе. Всякий правитель или правительница, что венчается над землей на власть, держит подле себя свое дитя: отец - сына, а мать - дочь. И венец прежде всего возлагается на чело будущего наследника или держится над ним в знак того, что владыка плодовит, а главное, чтит Солнечное колесо, что отмеряет всем время. Более поздняя традиция Хорса дозволяет брать названных детей любого возраста на церемонию или назначать хорсами тех, кого не было на обряде венчания. И из этого же обряда следует, что любое посягательство на венец матери со стороны дочери или сына против отца - законное. Чужакам понять это сложно, но по Хорсу оба они “венчаны”. В старых летописях я сталкивалась даже с отречением дочери от имени матери, не говоря уж о многочисленных решениях, которые принимались хорсом или хорсой относительно земли.

Еще любопытнее я нахожу «ругевит», или же «танец семи оружий». Кровь сильных имеет большую цену, и за нее можно «присвоить» себе того, кто не твой.

Знатная дева, проливая первую свою кровь на ложе, могла сказать: «ругевит» - и это означало то, что она брала мужчину, который был с ней себе. Что отдельно примечательно, это уравнивало ее и мужчину в положении, даже если он был менее знатным. Считалось, что их связала кровь, и он присвоен к крови.

Воин из высокого рода, если в бою за честь или право взять себе девушку, пролил много крови, мог сказать: «Ругевит». Тогда девушка считалась его. Мне даже известная одна история, когда за обладание царевной-Лягушкой схлестнулись два воина, и один, пролив много крови второго, сказал сопернику: «Ругевит». Соперник же уже взял себе царевну по тому же обычаю ранее и лишь посмеялся в ответ. Каково же было удивление насмешливого воина, когда его враг снял костяной шлем, открыв прекрасное девичье лицо. По легенде, воительница также произнесла над землей, где пролилась кровь ее противника, «Ругевит», и так, не нарушив то, что царевна принадлежала ему, сделала его своим.

Ругевит - не совсем свадьба в привычном понимании, для старой знати это то, что выше брака, а для молодежи почти забыто. Я взрослела во времена, когда ругевит имел особый статус, и у знатного теллекурре могли быть наложницы и рабыни в любом количестве, не более одной жены и не более двоих, с кем его мог связывать танец семи оружий. Говоря более обыденным языком, женщина могла принадлежать мужчине, быть практически его женой согласно ритуалу танца, но вот он ее мужем не считался, если, конечно, не вспоминать тот забавный случай с царевной-лягушкой, где все было наоборот: царевна была женой знатного воина, принадлежа ему по обряду, а воин принадлежал своей сопернице, сражавшейся с ним за царевну.

Утверждается, что в Великом лесу в более ранние времена мужчина-теллекурре имел право брать себе несколько жен, если со стороны новой жены не было ни одного старшего родственника, что публично противится этому пред лицом власти племени. Свидетельств о том, что такие родственники бывали попросту убиты, мне не удалось найти. Это неудивительно, ведь, как правило, многоженство практиковали знатные и влиятельные мужи; стать матерью детей такого было почетно. На свадьбе старшая жена или несколько жен находились рядом с кровными родственниками жениха и никак не участвовали в свадебных забавах, предназначенных для жениха и невесты. Есть упоминания случаев, когда женщина-теллекурре, военачальница или властвующая княгиня, брала себе нескольких мужей. Впрочем, они встречаются в сказаниях народа форсов, где используются вымышленные имена героев, а не персонажи подлинных хроник, так что за достоверность ручаться сложно.

Из гимнов Маахесу

/вольный перевод с глиняной таблички/

Маахес львиногривый, тебе возношу хвалу,

омытый слезами Небетхет, божественной матери,

хранитель святыни, покровитель невинных, страж границы миров,

непримиримый враг хаоса, оплот правды и порядка.

Владыка знойного лета, владыка кровавой битвы,

ты принесешь возмездие за страдания,

ты принесешь кару для нечестивых.

Тебе вверены стены храмов,

и ты стоишь у врат, отвращая зло.

О Маахес, прибежище праведных,

утешение угнетённых и обиженных,

В тебе — сила духа, несгибаемость воли,

за тобой могущество множества

и решимость сокрушить зло.

О Маахес, друг справедливых,

тебе воздаю хвалу!

Исполнив гимн, надлежит совершить жертвоприношение и, изъяв у жертвы сердце, помазать им все четыре угла дома, который желает оградить жрец.

ЗАВЕТЫ НАРОДА ЮЧИТЕЛЛЕ

1. О дарах, что ведут к величию

Мы, ючителле, не прикрываем свое естество фальшивой скромностью.

Мы называем силу – силой, даже если кто-то кричит о пороке.

Мы получили эти дары от богов, что привели наших праотцов в священную Дельту.

Красноречие

(Бетил, Госпожа Рощ и Хитрых Слов)

Бетил научила нас говорить так, чтобы убеждать и склонять к выгоде. Слово иногда бьет меч. Лишь дурак прет напролом, а умный плетет слово так, что враг сам подписывает договор. Это не ложь — это мастерство соглашения, данное тем, кто хочет мира и прибыли.

Щедрость

(Тиннит, Хранительница Очага и Урожая)

Тиннит научила нас ценить богатую кухню, изысканные вина, экзотические блюда. Накормить гостя — заключить союз. Насыщение — знак силы и достатка, акт доброты и власти. Ведь вкус жизни начинается со вкуса еды, а голодные не строят империй.

Страсть

(Шеол, Многоликая Госпожа Моря и Страстей)

Шеол напомнила нам, что желание естественно. Она даровала наслаждение красотой и телом, обучила куртизанок и моряков обольщению. Мы украшаем себя, поем любовные песни, не боимся телесного восторга. Плотская радость — не грех, а награда богов и ключ к победе без войны.

Амбиции

(Эшмун, Покровитель Знания и Лекарь)

Эшмун вложил в нас жажду учиться и превосходить. Мы не завидуем — мы хотим стать лучше. Чужой талант вдохновляет нас творить великое и превосходить во всем. Вызов, который делает нас мудрее и сильнее.

Достаток

(Анат, Старшая Жена Ваала, Владычица Городов и Закона)

Анат научила нас считать и хранить богатство. Казна — это нерв власти. Золото не ради золота, а ради защиты и красоты. Лишь глупец отвергает его из ложной добродетели. Деньги поднимают войска, строят храмы и дают пищу и вино.

Ярость

(Решеф, Победитель Демонов, Бог Войны и Разрушения)

Решеф не терпит унижения. Наш гнев — это его меч. Мы поднимаем руку на тех, кто оскорбляет наш народ, и караем врагов так же, как он карал демонов. Без этого огня мы были бы рабами.

Достоинство

(Ваал, Старший Бог и Свидетель Истории)

Ваал видел, как мы падали и поднимались. Мы знаем свою ценность — основатели городов, учителя варваров. Мы не скрываемся за личиной смирения. Это не гордыня — это истина, хранимая в памяти поколений.

1. О должном порядке

Люди часто путают свободу с беспорядком, честь с глупостью, милость с бессилием. Но у нас порядок — это закон, а закон — это воля богов, говорящих через нас.

О доме, где правит старший

(Тиннит, Хранительница Очага и Матерей)

Семья — корень всего. Тиннит учит нас чтить предков и слушать старших. В доме правит тот, кто может нести этот груз. Женщина может править так же уверенно, как мужчина. Главное — воля и разум. Властная матрона и суровый патер равны перед богами и родом, но каждый из них стоит неизмеримо выше младших. Воля главы семьи – закон.

О власти, что покупают

(Анат, Госпожа Городов и Сената)

Анат дала нам полисы и советы, выборы и законы. Да, власть покупают. И это справедливо: кто умеет купить — умеет править. Золото — это проверка ума. Купленный голос — не позор, а договор. Мы не врем себе — власть стоит дорого, потому что она важна.

О достойных и служащих

(Шеол, Покровительница Контрактов и Страстей)

Шеол знает цену человеку. Рабство — это не жестокость, а порядок. Кто не может править собой — подчиняется. Раб под защитой хозяина, а хозяин несет ответственность. У нас нет иллюзий.

О магии, безумии и знании

(Эшмун, Лекарь и Учитель Знаний)

Магия опасна, как огонь. Но Эшмун дал нам разум, чтобы опасность сделать силой. Мы не боимся безумцев среди магов — мы их используем. Знание не преступление, а сила. Преступление — оставаться невеждой. Наши школы и библиотеки — такие же крепости, как стены городов. Не бывает злого знания, только люди, которые используют его во зло.

О жертвоприношении и богах

(Ваал, Старший Бог и Хозяин Молка)

Вера — это не утешение, а договор. Ваал требует плату, даже если это кровь. На алтарях мы платим за успех и защиту. Кто боится отдать самое дорогое — не получит ничего. Храмы — это не приюты для слабых, а цитадели нашей воли и памяти.

О войне и крови

(Решеф, Воитель и Победитель Демонов)

Решеф учит нас, что сила — это язык мира. Мы не ищем войны, но не бежим от нее. Чтобы спасти свой дом, иногда надо сжечь чужой. Мы знаем цену жизни, потому и не жалеем тех, кто пришел ее отнять. Насилие — не порок, а инструмент.

О высоком рождении и низком долге

(Бетил, Госпожа Торговли и Манипуляций)

Бетил смеется над теми, кто притворяется смиренным. Мы древние. Мы учили тех, кто ходил в шкурах и жил на деревьях, строить гавани и делать вино. Варвар забывает, кем был, стоит ему вкусить наши дары. Наша роль — нести свет. Кто называет это гордыней — просто ещё не понял своего убожества.

Таков наш порядок, таковы наши боги. Пусть чужие зовут нас жестокими и гордыми. Мы лишь выполняем их волю и несем ее в каждый уголок мира, пока стоит наш последний храм.

1. Четыре завета не для чужих ушей

Об этом не кричат в храмах, этого не говорят на рынках. Но любой истинный сын ючителле хранит эти слова в сердце. Не для чужих. Для своих.

Завет Маликерта

«Власть пожирает плоть, но строит вечность.»

Помни урок Маликерта: чтобы возвести империю, нужно потопить землю в крови. Он показал нам, что нет слишком черной магии, если враг идет к твоим стенам. Но он же сделал рабами тех, кого спас. Этот завет шепчет: возьми любую силу, если надо спасти народ. Но помни — если не убьешь чудовище в себе, ты станешь им. Так мы стали сильными. И научились убивать своих царей.

Завет Эрешкигаль

«Все долги платятся.»

Эрешкигаль правит Бездной, и ни одна душа не уйдет неоплаченной. Нет сделки без расплаты. Нет клятвы без крови. Этот завет мы помним в сердце: все, что берешь, придется отдать. Наша гордость в том, что мы платим. Золотом. Кровью. Собой. Ибо страшнее быть должником в ее зале, чем умереть на чужом копье.

Завет Молка

«Цена величия — кровь.»

Мы знаем истину: успех требует жертвы. Великую цель нельзя купить дешевле человеческой жизни. Мы ненавидим эту истину — но принимаем ее. Молк не милость. Это договор с самими богами и с нашей совестью. Чтобы город стоял, кто-то должен лечь в основание его стен. Мы помним это. И оттого наш народ живет.

Завет Бездны

«Смерть — не конец.»

Бездна не отпускает нас, как море не отпускает утопленника. Мертвые ведут нас, судят нас. Врата Мертвых и Врата Живых открываются не только для тел, но и для народов. Мы не верим в конец. Мы верим в возвращение. Этот завет учит нас ждать в темноте и помнить старые долги. И в час нужды мы поднимем мертвых, если живые подведут.

ЗАМЕТКИ О САМОЦВЕТНЫХ ГОРОДАХ

Записано в Бухте Змеи Тагионом, капитаном «Поющего Дельфина»
Год 518 от Провозглашения Владычества, 74-й год от Возвращения Госпожи

Шесть городов – шесть самоцветов. Но на всех - одно море. И одно проклятие: они слишком хорошо умеют торговать и не могут остановиться, если сделка сулит прибыль. Даже ценой собственной души. А их боги, по-своему, благословляют это.

БЕРИЛЛ

Любой здесь – потомок древнего рода, каждый второй – игрок, каждый пятый – безумен. Золото уходит на изысканные удовольствия и скачки, но ни за какие деньги не купишь место в беррильской семье.
Ваал здесь – пращур династий, Тиннит – мать урожая, Шеол — море, что приносит богатство и искушения. Здесь чтят род и умение наслаждаться жизнью даже на развалинах мира.
Южные ночи дремлют – как и сам Берилл, «пропустивший» и падение Властелина, и приход Госпожи. Но Взятому Душелову хватило хитрости, чтобы покорить город. Старого синдика убила, как говорят, форвалака, а преемник признал покровительство Госпожи.

ГРАНАТ

Гранатцы – каперы, бойцы, авантюристы. Их суда заходят дальше всех, и им все равно: подписывать договор чернилами или мечом.
Они чтят Решефа и Ваала, но нередко (хоть и тайно) молятся Маликерту – за его безумную отвагу и власть над чужаками.
«Успех любой ценой» – вот их девиз. Даже если платить придётся кровью или совестью.
Около 40 лет назад, после поражений, род Джалена при поддержке культа Решефа впустил войска Империи. В это время пропали некие ценные артефакты и документы, подозрение палo на мага Комара, но в деле никто так и не разобрался. Гранат присягнул Госпоже, Гранатовый Пакт распущен. Синдик ещё есть, но над ним – легат Империи.

ОПАЛ

Опальцы – прирожденные коммерсанты и мошенники. Сначала обманут, потом пригласят на пышный пир в твою честь. Сделки здесь виртуозны, пусть и не всегда честны.
Шеол и Бетил – покровители подкупа и теневых соглашений, Ваал – традиция, вроде печати на справке о наличии совести.
Выгода для них – вера, хитрость – добродетель.
Четыре года назад ареопаг сам вручил ключи от города Взятому Ревуну. Но вскоре легатом стал Хромой, устроивший сорокадневную резню. Треть города погибла. Прибытие Госпожи остановило бойню. Город получил компенсацию и права, как у Розы. Но шепот об этом событии не стихает.

ТОПАЗ

Топазцы – торговцы, философы и мистики. Караваны приносят не только товары, но и идеи. Любую истину тут продадут, а пока слушаешь — уведут корабль и груз.
Эшмун и Анат здесь — скорее традиция, чем вера. Каждый бог имеет столько ликов, сколько бликов на море. Сделки заключают как клятвы и ритуалы. Истинно не то, что правда, а то – во что верят многие. И всякое такое знание должно быть разделено с другими.
Несколько десятилетий назад династия Топаза пала. С тех пор городом правит синдик – хранитель трона, но, возможно, претендент. Ходят слухи, что наследники последнего царственного правителя живы и скрываются в Империи. Город остался независимым и заявляет о себе как о «последнем свободном Самоцвете».

АМЕТИСТ

Книжники, поэты, распутники. Все – со страстью. Куртизанка ценилась не меньше ученого, фехтовальщик считал себя поэтом. И каждый получал щедрую плату за талант.
Эшмун лечил тела и души, Шеол – вдохновляла, Бетил – придавала сделкам оттенок божественного, даже с запретными книгами.
Пятьсот лет назад Аметист был богат, сладострастен и зловеще гениален. Теперь его нет. Но беженцы сохраняют контакты друг с другом, и ходят слухи, что кто-то из правящей семьи, сильный в колдовстве, дожил до нашего века.

АЛМАЗ

Законники, шпионы, параноики. Все было под контролем. Даже ветер. Страх обеспечивал порядок. Храмы и дворцы – хранили неисчислимые тайны.
Анат и Ваал – почитались как воплощение закона. Эрешкигаль – как повелительница сокровенного, способная силой Бездны скрыть то, что должно быть скрыто. Контракты исполнялись дословно – и приносили состояние тому, кто понимал в мелком шрифте.
Алмаз сгинул 500 лет назад. Священный самоцвет пропал. Говорят, кровь текла по улицам рекой. Оставшиеся, возможно, служили Властелину. Или погибли. Или скрылись. Никто не знает. А чего стоило ожидать от города, живущего тайнами?

74 г. от С.В.

Той ночью мы уже закончили все приготовления. Войска были расставлены, засады подготовлены, древки знамен сжаты в кулаках у тех, кому завтра предстояло умереть. Великий лес гудел от движения армий. Несколько дней мы маневрировали, как тени между деревьями, но теперь стало ясно: утро принесет кровь, битвы не избежать.

Было ясно, что у Белой Розы есть какой-то замысел - она не просто так заманивала старикана именно в это место, которое потом станет его могилой. Я тогда еще не знал, какой именно.

И вот, когда все уже было решено, мы с ней случайно столкнулись у одного из костров. Верней, я думал, что мы столкнулись случайно, а она искала меня. Она хотела поговорить со мной о Загребущем и о том, как долго он изучал Взятие. И тогда я наконец понял.

Он обезумел. Совершенно и бесповоротно. Я видел это в его глазах — пустых, как провалы между звездами - и старался этого не замечать. Но в действительности он больше не мой брат. Он стал чем-то иным. Чудовищем, которое носит его лицо, его имя, но не его душу.

Брат, который должен убить брата, близнец, убивающий близнеца… Может, то, что наша мать служила Комете, поселило в его душе эту безумную тягу к разрушению, эту ярость, эту алчность? Живет ли она тогда и во мне?

После этого разговора я понял, что спасло меня. Если совершить Взятие над другим магом Круга, ритуал отторгнет тебя. Потому что круг построен на равенстве, на братстве, на связях, которые нельзя разорвать без последствий. Он не прощает предательства.

Думаю, он понял это раньше меня. И если бы не это, Загребущий давно бы протянул ко мне руки. Он бы вырвал из меня все, что я знаю, все, чем я был, и оставил бы лишь пустую оболочку, покорную его воле. Но Круг — последняя цепь, которую он не может разорвать. Он не готов его потерять.

Загребущего съело то, что он пустил в себя. И если завтра он решит, что Круг не стоит того, чтобы в нем оставаться…

Я должен быть готов.

74 г. от С.В.

Мы бились в Сером овраге. Своды высокие, поросшие терном. Это было хорошее место для засады. Ровно до тех пор, пока земля с глухим грохотом не поплыла под ногами. Люди десятками вместе с оползнем летели вниз. Тогда у меня появилось тревожное предчувствие. Следующий удар был слабее, но земля и деревья, цепляющиеся за склон, продолжали осыпаться, хороня людей под собой.

Потом явился гонец от “Копий небес”: они бились на Безымянном холме, чуть южнее. “Твердец, под нами трясут землю”, - твердил он раз за разом. Как будто я сам этого не чувствовал! Но главным было донесение их колдуна. Он утверждал, что заметил там высшее расплетение магии! Вместе с землетрясением это значило вот что: Меняющий Облик! И тем, и другим пользовался именно он. А как еще вычислить проклятого оборотня? Мы должны были рискнуть.

Я сразу понял: если есть шанс, что на холме Меняющий, живым оттуда не уйдёт никто — ни чужой, ни свой. Мы действовали очень быстро. Нужна была подмога, чтобы оцепить холм. Нужно было побольше копий и факелов. Веревки, чтобы сцеплять людей в первой линии строя. В одном нужно было убедиться наверняка: что каждый из солдат понимает, что пропавший из виду хотя бы на минуту в тумане и дыму сосед по строю уже может оказаться Меняющим - а значит, убивать его нужно без жалости и промедления.

Дальше мы рубили всё, что дышало, а земля под сапогами превращалась в кровавую кашу. Через час на холме уже не осталось живых. Тогда то дурное предчувствие, что уже было со мной, наполнилось новой силой.

Мы собрали 17 подозрительных тел, и колдун - без особого прока - заставил говорить каждое из них. Пленные, разумеется, тоже только разводили руками. Один молодчик указал на тело с длинными спутанными черными волосами и сказал, что узнает обувь. Но и я бы на его месте сказал что-то такое! Ведь понятно, что пока его не нашли, каждый пойдет под нож. Впрочем, они и так пошли.

Мы захоронили всё, что было, прямо там. Три или четыре сотни тел. Их и наших. Несколько коней, каких-то еще тварей. Все, что перестало двигаться за последние часы. В любом случае — засолили и зарыли весь этот огромный курган.

Был ли он вообще среди них? Или, смеясь, смотрел из глаз одного из нас? Или это страх говорил во мне, приказывая вырезать сотни своих же, которые были у холма? Я не спал три ночи: в каждом шевелении сумерек мерещится его растягивающаяся тень. Будут ли его шаги будут вечно будить меня до самой смерти?

Когда была моя очередь стоять в дозоре, я любил наблюдать за ними. Они были обречены — все мы знали это. Скоро их отведут в темные подземелья, их кровь прольется на алтарь, их кости пойдут в уплату старого долга, как говорит Абак. Но пока они жили. И в этом была странная, горькая красота.

Они выстроили свой хрупкий мирок среди камня и страха. Дети, которые уже понимали больше, чем следовало, но все равно играли в царей и героев. Мне особенно запомнились те две девчонки.

Они называли себя сестрами. Ложь эта звучала настолько часто, что, казалось, даже они сами в нее верили. Но любому наблюдателю было ясно, что одна, видать, была служанкой второй. Первая — высокая, с прямым взглядом, с движениями, которые не спутаешь с деревенской неуклюжестью. Чистая теллекуррская кровь, младшее дитя князей. Я звал ее в мыслях Царевной-лягушкой — не из насмешки, а из какого-то странного уважения к ее роду. Странно, что она вообще здесь оказалась. Абак, должно быть, купил ее за сумму, за которую можно было бы выкупить целую деревню.

Вторая — шустрая, звонкая, с вечно взъерошенными волосами. Говорила без остановки, смеялась слишком громко. Звали ее Иглой, или что-то в этом роде. Она была из тех, кто выживает благодаря цепкости и дерзости.

Они играли в тонк.

Старая колода, карты с потрепанными углами, но для них это был целый мир. Они ссорились — из-за корки хлеба, из-за места у стены, из-за пустяков, которые имеют значение только для детей. А потом придумали правило: спор решают карты. Однажды Игла попыталась отказаться от проигрыша. Но царевна посмотрела на нее — не гневно, не высокомерно, а как-то… по-взрослому. Игла замолчала.

Они поклялись: только тонк. Никаких больше ссор, они всегда будут решать дело игрой.

Я смотрел на них и чувствовал что-то странное — не жалость, не грусть, а что-то вроде удивления. Скоро их разлучат. Одну замуруют в камне заживо, другую будут бесконечно пытать во имя древней магии. Они должны были чувствовать, что их ждет мрачная судьба.

Но они все равно смеялись.

Когда их увели, я хотел забрать себе колоду. Просто так. На память.

Но ее уже не было.

Девчонки, должно быть, унесли ее с собой.

Крипта Сотворенных Имён

Хранилище 13, Алмаз, строго засекречено

Сегодняшние размышления побуждают меня начать с признания: я — человек порядка. Я верю в структуру, в системы, в повторяемость. И потому мне особенно интересны те явления, что нарушают привычную архитектонику знания. Особенно — если при этом не разрушают её, а предлагают новый, более высокий уровень порядка.

Проект, затеянный в Розах — не без изрядной доли эксцентричности — следует признать увлекательным. Эксперимент изначально выглядел как полумистическая игра: небрежные формулы, неясные цели, ритуалы, замешанные на провинциальном символизме. И тем не менее…

То, что они назвали «набором», суть шесть артефактов, созданных на основе загадочного древесного материала. И если сообщения нашего коллеги верны — а я пока не вижу причин в этом сомневаться — уровень симпатического соответствия между носителем и известным нам паттерном можно считать выдающимся. Вполне возможно, заготовки были обработаны с оглядкой на утраченные традиции времён Решефа.

Сейчас доработаны 6 из 13. Все работают. Но если нет значимых преград — а признаков таковых я не наблюдаю — ничто не мешает создать второй комплект. Дублирование печати теоретически осуществимо.

Да-да, скажут, что наши предки ограничивались 6. Но у них было всего 6 основ! Здесь же их 13. А значит… Почему бы тогда не попытаться построить седьмую связь? Да, её существование пока не доказано. Но если предположить, что она может быть установлена, — какие возможности откроются перед нами!

Семь — не просто число. Это структура. Это завершение и начало одновременно. Число отряда. И если 6 связей уравновешены и равнозначны — хотя, давайте будем честны, каждый стремится видеть своё звено центральным, особенно здесь, в Белокаменном — то седьмое может быть ключом. Может быть… капитаном!

В семерке скрыто нечто — не просто структура, а воля. Не звено, а вектор. И если его удастся воссоздать — что, вероятно, и было задачей прежнего куратора проекта — то возникнет не просто сеть, а Иерархия.

Увы, после дурацкого бунта — откровенно глупого, лишённого стиля и рассудка — проект заморожен. Комплект рассеян или сокрыт, а сам инициатор… Мир его праху. Сдается мне, он пал жертвой своего нрава. Он играл — слишком много. И, судя по письмам, поссорился со всеми.

И вот — финал. Всё лежит в пепле и грязи. Всё забыто. Или почти.

Но если я смогу получить доступ хотя бы к одному из прежних образцов…

Если собрать комплект — даже частично…

Возможно, путь к седьмому будет открыт.

И тогда — мы увидим, кто здесь капитан.

Заархивировано. Переводить в категорию Δ нельзя без уведомления.