Последнее письмо

Да, смерть пришла. Я слышу, как скребутся ее когти за дверью.

Я готов. Сделал, что мог. Главное — она будет спасена, избежит роковой судьбы. Все получится так, как я и хотел, и с самого первого дня я знал, что за это наступит час расплаты.

Она помогала мне - чтобы я мог годами путать следы, подменять воспоминания, стирать правду. Но теперь он знает. Конечно, знает. Его шпионы выкопали все. Каждый шаг. Каждую нить, что я плел еще до его зачатия. Каждую петлю, что затягивал, пока он рос.

Он убьет меня и мой план будет завершен. Не сержусь на него за это. Так и должно было быть. Но есть еще одно.

Скоро его владычество начнется.
Но однажды ему придет время окончиться.

Он не властен над магией Слова.. Все библиотеки - как ветви одного дерева. Наших с ней сил хватит. Когда придет час, когда Властелин будет уязвим, наш ритуал найдет тех, кто действительно жаждет его смерти. Тех, кто готов отдать за это все. На это я потрачу свои последние дни.

Я изучал цикл. Годами, десятилетиями. Понял одно: его нельзя сломать, только направить. Как удар в бою — отведи, используй силу врага против него. Так что да, я знаю, как убить Властелина.

И мы начинаем.

Этот сон был наполнен горечью и раскаяньем. И запоздалым пониманием.
Последний наш сон с ним.

Я…ошибался…Всего сделанного недостаточно. Нужен еще один шаг.
Я лишил его ее. Я сделал его тем, кем он стал. Я добился того, чтобы умер второй.
И все же…все же…Этого недостаточно.
Еще один шаг.

Последний враг. Последнее предательство. Последняя месть.
Пусть узнает все. Пусть ненавидит.
Его последнее испытание – это я сам.
И все что я сделал с ним .

Я…сделаю это.
Ради нас. Ради тебя.
Прошу…развей свои чары. Пусть узнает.
Я…люблю тебя

Еще один сон…

Это был сон о нем и его триумфе
Он сиял, он смеялся, он добился своего – по крайней мере, сам он считал так.

Задуманное удалось, ровно как я и задумал.
Последнее испытание, последняя проверка.
Их было двое – и вот наконец остался один.
Никогда я не думал, что Мастер сослужит мне такую службу, сам не ведая того.

Один из них мертв – а второй победил, его силы возросли, теперь его ничто не разделяет с его судьбой.
Увидишь – в ночь, когда в небе вновь появится Комета, его Владычество наступит.
И задуманное нами удасться!

Он пришел в мои сны в предрассветный час.
Мое искусство никогда ему не давалось – и все же он был настойчив и желал меня увидеть…
Я была щедра и впустила его.

• Я скучал…Все эти месяцы…
• Говори, ведь ты пришел не просто так.
• Я желал увидеть тебя…
• Я знаю. Но знаю также, что ты пришел говорить.
• Мне никогда не удавалось скрыть от тебя свои мысли…Знай же, задуманное почти исполнено. Их двое – и один из них будет Им. Ты в безопасности!
• И кто же?
• Пока не ясно, любой из них двоих. Но зато – точно
• Я сама взгляну на них. Хочу его увидеть
• Это может быть опасно, твое вмешательство…
• Тебя пугает не мое вмешательство. Тебя страшит наша встреча. Не бойся. Мой главный сон – о тебе

Этот сон пахнет страхом и смертью, отчаяньем и решимостью, запредельным усилием – и невозможной победой.

Они все еще были бесконечно юны – и бесконечно уверены в собственных силах.
Победы давались легко, враги бежали прочь, будущее выглядело наполненным скорой славой…

Положите оружие и сдайтесь, иначе я убью девчонку!
Ну же, быстро!

Яркие картины быстро сменялись у него перед глазами.
Вот падает оружие к их ногам.
Вот она кричит и бьется, а нож у ее горла чуть надавливает – и льется первая кровь.
Вот Эрин, он убил шестерых, прежде чем его удалось остановить угрозой ее жизни. Сейчас на него навалились и вяжут бесконечные петли. Бояться даже сейчас.
Что делать, что?

Нет, только не она, кто угодно, но я не могу ее потерять, нет.

Он шепчет, складывает слова заклятий, коим научил его когда-то мудрый наставник.
Но сил не хватит, их не хватило тогда, и сейчас не получится.
Неужели вся его любовь ничего не значит, неужели сейчас она умрет?
Она бьется, страшно, страшно. Словно диковинная птица в чужих руках.

Нет, не любовь.
Ненависть. Ненавижу. Умри. Пусть тебя не будет.

Он больше не шепчет – кричит последние слова заклятия.
Его пытаются остановить – но уже слишком поздно.
И они горят. И все горит. И он горит.

Еще один сон…

5 год новой эры Аметиста

Мой господин!

Ваши расчеты полностью оправдались: в городе Пращник произошло рождение.

Неожиданное обстоятельство такое: родилось несколько младенцев, а не один.

Для всех выполняются все характеристики из пророчества, семья каждого соответствует указанным признакам. Все они принадлежат к родам теллекурре разной степени благородства (некоторые - из боковых ветвей семейств). Среди них есть и юноши, и девы.

Господин, как мне надлежит поступить? Ведь их пятеро. За кем я должен дальше следить? Что, если некоторые решат сменить место обитания? Обстановка в городе скорее напряженная, и форсы глядят на общину теллекурре угрюмо.

Угрюмец

Поступим так.

Эту задачу все равно не решить в один год.

Следи за всеми семьями. Сделай так, чтобы все они жили в одном месте. Если кто-то предпримет попытки уехать - пресекай.

Позже, если все пойдет по плану - я выдам инструкции, как свести их вместе. Мне нужно, чтобы они организовали один отряд.

Аметистовый ящер

Пишу тебе о том, что дела его вполне сносны. Наш мальчик смог обустроиться в Круге Восемнадцати. Возможно, желает принести Ритуалы Круга в качестве диковинки, но ты и без меня знаешь, что никто в обмен не научит его Взятию, которое он так алчет, хотя я помню, что ты не считаешь, что это его желание истинное. У него подрастает дочь. Уже обзавелась в Костях собственным отрядом… А помнишь, как мы нашли его совсем мальчишкой? В этой загнивающей деревеньке, в Старом посаде. Его и ещё нескольких маленьких мажцов держали на привязи в собачей конуре. Повезло же ему тогда быть изловленным и проданным на милость Госпожи за хорошую монету! Впрочем, ещё больше ему повезло уже в школе, когда произошла та самая встреча.

Вообще, если задуматься, везучий парень наш Песок. Хотя он состоит не только из везения. Мы многому его научили: я своему ремеслу, Спата - своему, ну а благодаря тебе он многое понял о Комете. Не беспокойся о нём и о тревожных новостях о потерянной армии. Пусть они там между собой сами разберутся.

Жду, когда ты приедешь навестить меня, старый друг.

Звездочёт

Благодарю за хорошие новости.

Не смогу навестить тебя вскоре из-за большой беды, с которой борюсь. На меня и моих учеников тут единственная надежда. Напиши мне, если она навестит тебя или вообще если её увидишь. А что насчёт Песка, то, надеюсь, что с тех пор, как Безликий дважды возвращал его домой, он стал осторожнее. Никак не могу забыть ту историю, когда он впервые пошёл воевать, сердцем выбрав сторону Восстания, и был убит в первом же бою. Если бы рядом не оказалась Перо, то он бы умер. Впрочем, жизнь взяла своё, и, как мы выяснили позже, лечили там всех только для того, чтобы сохранить отряд Перо и дать им возможность отступить и перегруппироваться, чтобы оторваться от Безликого. Нашему мальчику повезло, что это был именно этот Взятый. Любой другой мог бы отнестись к приказу вольно или вообще его не знать. В чём соглашусь с тобой точно - мы с тобой его великолепно обучили, он достиг больших высот. Сразу видно достойное имперское воспитание, о котором, надеюсь, никогда не узнают его соратники. Буду рад ещё хоть раз увидеть его перед смертью. Годы берут своё, но я всё ещё помню его три десятка лет назад. А вот и правда песок на зубах, но до чего же вышло красивое, тонкое и хрупкое стекло.

Надеюсь, свидимся.

Трепан

Приветствую. Ответа не требуется.

Прими это в знак моего расположения и как прощальный дар. Твои исследования полностью правдивы. Мать этой девочки не человек, а болезнь. О деталях тебе лучше расспросить Песка.

Обещаю достойно похоронить тебя и хотя бы раз навестить могилу.

Навсегда прощай. Спата

Ты ощущаешь большое сродство с той, кого ты видишь. Не симпатию – скорее, взаимопонимание. Это недостаточно сильное чувство для того, кем ты сегодня являешься, но удивительно чёткое.

1. Ты помнишь битву, крики умирающих, кровь, пропитавшую землю, гул заклинаний вдалеке и звон оружия. Последним отчаянным ударом ты вгоняешь меч в горло фигуре в чёрных доспехам. Это не убьёт твоего врага, но ты уже знаешь ритуал его заточения.

2. Ты помнишь ритуал, крики жертв, кровь, пропитавшую землю, гул песнопений вокруг тебя и женский голос рядом. Последним шагом ритуала ты опускаешь семя на грудь фигуры в самоцветных доспехах. Это не убьёт твоего врага, но корни Древа удержат его.

3. Ты помнишь поединок, крики воинств за вашими спинами, вашу кровь, пропитавшую землю, гул крови в ушах и безумный вопль твоей противницы. Последним невероятным усилием ты вырываешь бедренную кость из раны на её ноге и пронзаешь ею сердце четырёхрукой фигуры. Это не убьёт твоего врага, но из небытия сама она не вернётся.

Письмо неизвестного

Ты, Меран, кормишь чернь красивыми словами и, унижая и без того скудный разум низких людей, утверждаешь их в мысли, что одного их мужества и безрассудства достаточно для победы. Ввести в заблуждение невежественного и голодного бедняка проще простого. Но тебе-то это зачем? Ты – муж хорошего рода, тебя учили мудрейшие рабы, ты не чужд логике и философии. Ты правда веришь в то, что ты говоришь? Что родовая честь и личная доблесть приведут тебя к победе, даже если тебе нечем сражаться, нечем отражать атаку, нечего есть и нечем укрыться от стихий?

Стоя на носу дряхлого корабля героизма, ковчега, нагруженного дураками, ты ведешь его вслед за собой на дно морское. Ты уже принес в жертву самонадеянности свои ноги, теперь попотчуешь ее и своей жизнью? Пока это касается лишь тебя, это твоё дело. Но вы, краснобаи, ничего не делаете в одиночку: нужно вести за собой толпу. Знал бы ты, как я ненавижу тебе подобных: распухших от гордыни родовитых голодранцев, у которых, кроме титула и золотого языка, нет ничего – ни богатства, ни ума, ни знаний, ни почтения к жизни!

Клянусь, что не пожалею никаких богатств, чтобы…

У синдика Граната была рабыня, которую он купил для того, чтобы защищала его честь в поединке.

Лучше всего она сражалась копьём или секирой, но самым сильным её оружием был язвительный язык.

Хозяин привязался к ней и играл в неё, как иные дети играют в куклы.

По его заказу оружейники Трубы изготовили для рабыни легкий и прочный доспех. Его образовывали прямоугольные темно-серые пластины и желтоватые лезвия в форме полумесяцев. Сама его сталь была необычной. Если ярко растопить огонь и вооружиться стеклом, при ярком свете видно, что в серые пластины будто бы вплавлены бесчисленные спирали, тонкие, как волоски, что делало этот материал исключительно пружинистым; жёлтые же полумесяцы, напротив, были продольно слоистыми и обладали свойством скидывать всю мощь удара от центра к краям.

На новом доспехе уже не было кирасы, а на нем – изображения, но иногда её по старой памяти звали “Маяк”.

Она была писаной красавицей. Люди горазды придумать что-нибудь о том, что сокрыто доспехами, однако известно, что именно она позировала для знаменитых носильщиц Обрушенного моста. Ныне мост ушёл под воду, но недавно правительница велела его поднять.

Этот мост великий скульптор затеял как рекреационное сооружение, а не как мост с обычным назначением соединять берега. Он уходил в море, и его дальний конец придерживали две носильщицы.

Мраморная девушка, легко несущая на плече левый край моста, обернулась в тревоге к другой носильщице, своему близнецу. Её сестра споткнулась и подвернула ногу, из позы, которая могла бы казаться нелепой, она воздела руку, подхватывая падающую ношу. Из-за этого, по задумке, мост был не прямым, а исполнен как натянутый кусок ткани, и море в прилив захлёстывала угол, который пыталась поднять над водой охромевшая бедняжка.

Маяк позировала для этих статуй три месяца, часами не меняя позу. По её словам, это было легко: она привыкла выжидать.

Предание гласит, что за время, которое она провела в тени, пока позировала, печать солнца сошла с неё, и, когда пришло время снимать покровы с готовой работы, оказалось, что нежные плечи натурщицы белее, чем белоснежный мрамор.

Она сражалась самозабвенно и безжалостно. Разыскивала, преследовала, поджидала, ловила и казнила всех, кого велел ей хозяин. Всегда получала от него скрупулёзные инструкции, что именно нужно сделать с провинившимися, и оставляла табличку со своими записями у тела. Её трудно было обмануть, практически невозможно отвлечь и совершенно невозможно разжалобить.

Всё это она делала из великой любви к синдику. Она любила его настолько, что бралась с ним спорить ради его блага. Кто-то её спросил, что она собирается делать, если от неё потребуют сотворить что-то, угрожая его жизнью. Она показала крошечную табличку, обожжённую и висящую на шнурке у неё на шее. “На этот счёт хозяин оставил инструкции”, – пояснила она. И спокойно добавила: “Но я им не последую”.

А он её не любил. Ценил, доверял больше, чем себе, но не любил. То ли всё ещё убивался по Солнечной Пантат, то ли любил зрелых женщин, а не девчонок, то ли просто не любил уже завоёванных женщин, то ли ещё что… Разные слухи ходили.

Потом пришли наёмники, именуемые Господа, которые потребовали его чемпиона в уплату за свою работу. В те времена это была знаменитая компания, которая брала к себе только бывших рабов – поэтому ее братья в насмешку называли себя Господами. Они брались за любую, пусть и самую долгую, и самую сложную работу, и славились тем, что всегда доводили дело до конца – даже если наниматель давно в могиле, и ему уже больше ничего не нужно.

Синдик нанял их, чтобы они достали для него что-то из моря. Какое-то сокровище, или затонувший клад, или бутыль, или меч, или книгу. Разное рассказывают. Получишь сокровище – получишь море. Так тоже говорили. Что станет богом моря – тоже. Во всяком случае, ему это нужно было для господства на море, какового, конечно, нормально желать всякому правителю Самоцветного города.

Они вернулись через год и принесли ему искомое. И когда он спросил, чего они желают, они сказали, что желают забрать у него его прекрасного чемпиона, дать ей свободу и пригласить в свой отряд.

Очень не хотелось синдику отдавать своё сокровище. Но уговор есть уговор.

Говорят, что она сказала: “Я не хочу свободы. Я хочу принадлежать тебе”.

Он резко ответил, что на то она и рабыня, чтобы не иметь голоса в подобных сделках.

Она сказала: “Хорошо”. Но когда он снял с неё ошейник и провозгласил, что она свободна, она схватила нож, отрезала себе мизинец и отдала его хозяину. “Владей хотя бы этой моей частью”, – сказала она.

И лишь когда её увезли, он понял, что лишился той, без кого он не хочет жить. Такой был это человек: не умеет ценить то, что у него в руках, а стоит забрать – готов идти за этим на край света.