Записано Тихоней Переплётником из Библиотеки Роз, со слов Сутогора Паутинника, рожденного в клане Паука, что в преклонных летах доживал век свой в Медополе, в год 30 от основания Библиотеки в Розах.

Говорил он негромко, но голос его отзывался в стенах, как шелест многих лап, касающихся пергамента. Фраза каждая давалась ему с трудом, как будто слова он пытался проглотить, прежде чем их услышит чужое ухо. И вот что я записал:

«Пусть имя чернокнижника будет проклято, как лживое, как гнилое, как просеянный пепел. Не благо он деял, но обёрнутый в доброту, как червь, что мёдом натёрся, чтоб показаться плодом.

Он призвал нас, семерых из рода Паука, в Долину Увядших Цветов. Вошли мы туда с лицами закрытыми и одним Ликом на всех. Все без имен – кроме одного.

Каждый из нас, и я — Сутогор, и Ардмила, и Брачин, и Тисла, и Черем, и Лоан, и предводитель наш — Вельград, — все мы окропили землю своей кровью. Цветы-розы впитывали кровь и начинали дрожать, будто плакали.

После того — каждый возгласил здравицу за род наш. И в каждой было кривое слово, и в каждом желании — яд. Так велел он — и мы сделали. После — каждый назвался чужим именем, тем, кто стоял слева от него. Смех лживый поднялся над долиной, словно пауки рассмеялись над костями.

Потом каждый из нас левой рукой вручил чернокнижнику алмаз, а правой — иной самоцвет. И все двенадцать камней рассыпались в его ладонях в пыль — и стали пыльцой на цветах-розах, что росли там, где кровь уже успела высохнуть.

Только один камень не исчез, самый яркий — тот, что поднёс Вельград, наш предводитель. Он осветился чёрным светом, и был вложен в маску рода, как третий глаз.

И сказал тот, что блага не деял: «Да будет око сие — единым прозревшим истину.

И сокроется она от прочих, если возжелаешь в сердце своём сокрытия».

И велел он Вельграду взять перо черное и начертать кровью своё имя на пергаменте или папирусе, что принес с собой (не видал я прежде такого). Имя истинное. Одно-единственное. Первое и последнее, что было явлено в той Долине.

Хотя нет, было на пергаменте еще одно имя. Ведь сказал чернокнижник, указывая на пергамент: «Того, кто узрит наше прошение, я уже вписал, не оскверним его прозвание словами».

И скрепил чернокнижник подписанный пергамент печатями диковинными, и взмахнул рукой. И вышла из-под древних дерев тень — скрюченная, перекрученная, словно чьи-то сны запутались в собственной паутине. Цветы ломались под её ногами, но не издавали звука. Она взяла пергамент с поклоном и исчезла во мраке, где нет места теням.

Прошли годы. Наш род процветал — сеть росла, имя множилось. Но пришли люди с факелами, с голосами громче правды, с глазами слепыми ко тьме. Семь нас было — шестеро легли в углях и крови на улицах Роз. Один выжил.

Я. Сутогор. Я нёс Маску — по крышам, по закоулкам, укрываясь от фонарей. Я отдал её тому, кто был теперь главой рода. Я не сказал, что было. Язык мой онемел — и не решился вымолвить истину. Сказал лишь: «Они мертвы. Ты остался. Бери и владей». И с теми словами ушёл я в ночь».

Пометка библиотеки: Сие послание было найдено среди вещей подданого города Опала, найденного мертвым в гостинице «Бутон Розы». Бумаги долгое время находились в городском архиве, где не были надлежащим образом датированы, но, вероятно, относятся к началу второго века до Провозглашения Владычества.

[Берестяная записка, сорванная с застывших пальцев мёртвого у входа в Курганье. Буквы косятся, чернила — или кровь.]

… пичу, в щель залез. Не дашол

Клыкастыя раньшэ нашли. Носом чуят кров в мыслях

Долго ли праживу? не ведою

Наша парода — с лесу. с моху. с тиих чящ

Там прятались, шоб дождатца

Бабка шиптала как будит. Личина, говррила, да не прастая. с перьям и взглядам

Арлинная. летюча. Господина и Повалителя

Ясно мне стала — тут она

в Кургане

Место ево — тма пад травой

Личина сия сказано усыпана каменем

Иль вакруг ней камни рассыпанны, не помню

Сны быля, не раз. Всё вижу в снах. Камни пели. Духи — смеялись

Кабан ёй стерёг. Кабан ривал, яро и зло

А ево сабствнный лыч срди бирюлек валяитса. Заплутал

Тепер ясна мне. Всяк должен при своём быть

Чужой лик — не к лицу

Из раба — плохой Госпадин

Личина — не для всяков рылы

Взял чужое — папал в чужое праклятие

А я…

Я сваё нашол

Умиреть — у парога Госпадина и Повалителя

[Письмо, найденное среди бумаг Барристана Конелли.

Предположительно, написано в последние часы его жизни.]

Я не боюсь смерти.
Я боюсь того, кем могу стать.

Ни Джойзо, ни Сомбре, ни даже Тенегривы со своими тенями и старинными словами не могут мне помешать. Я знаю: стоит мне пожелать — и завтра рассвет ознаменует начало новой эры. Народ Роз выйдет на площади, взметнутся стяги, и чаши наполнятся вином в честь короля. Короля Барристана.

Но это не будет победой. Это будет осквернение.

Фаль говорит правду. Даже если голос его — всего лишь дрожание ветра в трещинах менгира, даже если в нем отголосок мертвых королей, забытых богов, заблудших иллюзий, — он сказал мне, кто я. И кем я не могу быть.

«Ты — преграда, Барристан.
Ты — тот, кто может взять, но не должен.
Ибо если возьмешь — разрушишь.»

Я сперва не поверил. Я — Конелли. Наши клинки рубили цепи, что держали Роз прикованным к капризам Форсберга. Мы одними из первых обратились к северянам, и они пошли за нами. Мы сражались. Я сражался. Когда Джойзо уговаривал стражу у ратуши не стрелять, когда Сомбре прокладывал путь через башни, я был на тракте — грязный, окровавленный, но верящий.

А теперь… Камень Фаль, мерило благородства, говорит, что я не достоин.
Не тщеславные Джойзо, не манипуляторы Сомбре, не коварные Тенегривы. Я!

Он сказал мне это голосом, похожим на голос моего отца, но полным ледяной правды, которую невозможно отринуть. Камень Фаль, реликвия народа форсов, не колебался. Он видел во мне не короля, а искажение, сбой, пламя, что сожжет все, чего коснется.

Горькие слова и горькая доля. Но кто я, чтобы не принять ее?

Я знаю, что мне осталось. Я не стану королем. Я не позволю себе стать бедствием.

Пусть они спорят. Пусть переделят власть, грызутся на совете, кидают жребий за должность бургомистра, строят хрупкий, нелепый порядок. Но я не буду тем, кто сокрушит последнюю надежду только потому, что может.

Пусть это будет мое последнее дело. Моя последняя воля.
Не ради чести. Ради того, чтобы хотя бы один человек в Розах сделал то, что должно.

Прощай, город. Я все еще тебя люблю.

Барристан Конелли

Год 430, год свободы и смерти

Конелли

Начало

Происхождение семьи Конелли теряется в холодных землях форсов, где клятвы крови и верности могут быть крепче стали — или тоньше паутины. Нельзя с уверенностью сказать, к какой линии или роду они принадлежали в самом начале: их истоки погребены под слоями истории, домыслов и короткой человеческой памяти.

Изначально это была всего лишь ватага наёмников, собранных со «всех ветров» — из Форсберга, Вяза, Вия и иных суровых мест. Они звали себя просто «Вольные копья» и продавали искусство войны любому господину. Их руки были привычны к оружию, а совесть молчала при звоне монет.

Но настоящая слава пришла при Доннеле О`Коннеле — четвертом капитане отряда. Он происходил из большого, но не особенно знатного форсовского клана и первым стал звать на службу преимущественно родичей. В отряд приходили братья и кузены, а когда успехи сделали имя грозным и прибыльным, под его знамена начали стекаться и более дальние родственники. Так их наёмничий промысел стал семейным ремеслом, а клятва боевого братства — семейным обетом.

Десятилетиями отряд-семья пробивал себе путь наверх через бесконечные войны княжеств форсов и теллекурре. Их знали как яростных и удачливых бойцов, способных продать верность — но никогда не уступить в бою. Их уважали и ненавидели одинаково: дисциплинированные, но безжалостные, они всегда знали цену контракта и цену крови.

Постепенно название их клана немного изменилось на более привычное уху здешних жителей – и стало известным ныне Конелли.

Взлёт и падение Владычества (200 до С.В. – 74 после С.В.)

В конце II века до Становления Владычества город Розы балансировал на острие противоречий между форсами и теллекурре и жадно нанимал клинки для охраны караванов и сдерживания пограничных набегов. Именно так Конелли впервые появились в городе. Их использовали то для защиты трактов, то как инструмент давления в городских интригах. Розы были щедры, а Конелли — честны (по меркам наёмников). Так они пустили корни в этом городе.

Когда на севере и юге снова вскипела война, форсы поднялись огнём и железом против теллекурре. Те, прижатые к стене, шептали пророчества о Герое-Спасителе и искали силу в древних кровавых ритуалах. Розы, город на границе миров, лихорадило, но Совет и Лига Цветов (загадочная и ещё недоступная для бывших наёмников) пытались удержать шаткое равновесие.

К концу I века до С.В. Конелли уже не были просто наёмниками — их признали городским родом. Их умение воевать и северные связи сделали их ценными союзниками купеческих династий. Форсовская община в Розах благоволила им, но старая элита — «клубок» древней знати теллекурре и форсов — смотрела на них с презрением как на «выскочек с мечами».

Тем не менее кое-кто делал ставку на Конелли как на противовес амбициям реваншистов из древнего рода Феррино.

В год Великой Мерзости (47 до С.В.) Совет отправил карателей в квартал Кости. Даже Лига Цветов одобрила это решение. Возглавить чрезвычайную администрацию поручили Конелли. Для семьи это стало испытанием и шансом. Работа была грязной: Кости были приютом воров, убийц и самой мерзости, но Рурк Конелли подавил хаос огнём и железом.

Жёсткие меры породили ненависть, отголоски которой живы поныне.

Конелли оставались хозяевами района почти сто лет. Это закрепило их среди ведущих политических сил Роз и положило начало соперничеству с Тенегривами — до того самым влиятельным форсовским родом в городе.

Тем временем в мире возвышался тот, кого потом назовут Властелином — эпоха крови, жестокости и колдовства. В 80 г. до С.В. война дошла до самых стен Роз. Началась 13-летняя осада. На стенах плечом к плечу сражались враги и союзники: Джойзо, Сомбре, Тенегривы, Феррино и Конелли. Все были объединены одной целью — выжить и сохранить город.

Победа была достигнута, но лишь при помощи того, кто позже растопчет свободу города. Тогда его ещё не звали Властелином. Тогда проблема для Конелли звучала иначе: Эрин Безотчий — спаситель Роз и союзник их соперников Феррино, лидеров теллекуррской партии.

Когда война стихла, политическая борьба вспыхнула с новой силой. Лига Цветов (по мнению Конелли слишком осторожная, даже трусливая) теряла влияние. Формировалась провластелинская партия из теллекуррских родов — прежде всего Феррино. Их поддерживали и Териак, выходцы из далёкого Аметиста, — города-союзника Эрина.

Форсы готовили ответ. Несколько плохо организованных заговоров провалились. К Конелли не раз обращались с сомнительными предложениями, но они их отклоняли. Не из щепетильности — просто привыкли действовать основательно. Однако и выдавать заговорщиков не спешили. Однажды это дорого им обошлось: обвинение в измене, быстрый и неправый суд, изгнание. Но их воины были слишком ценны — и вскоре их вернули амнистией. Говорили, что Сомбре заранее шепнули им, что прощение неизбежно — городу просто нужно было сохранить лицо и разыграть пару политических комбинаций.

Последняя попытка увести Розы от власти Эрина была предпринята в год, когда Комета последний раз посетила мир до провозглашения Владычества. В 37 г. до С.В. северные королевства собирались в союз под знаменем Вяза. Многие в Розах были готовы поддержать их. Но успехи будущего Властелина всё изменили. Совет города был «вычищен» от несогласных. Кто-то был изгнан, кто-то погиб. Один из самых авторитетных Конелли умер при странных обстоятельствах — шептались о проклятиях и колдовстве.

Розы стали младшим союзником восходящего Владычества. Феррино, Джойзо, Териак присягнули охотно. Сомбре, Тенегривы и Конелли — склоняли головы молча.
Во времена Владычества семья раскололась. Одни служили режиму, другие — играли с администрацией Госпожи в Сумраке, третьи звали к борьбе, четвёртые призывали выжидать. Четыре ветви, четыре плана, вечные споры.

Войны, казни и безумие Властелина оставили после себя пустые дома и шрамы. В 50-м году военная администрация Конелли в Костях была сметена Взятым Хромым — без видимой причины. Но семья все-таки выжила.

После падения Владычества поднялась Гвенвифар Конелли. Она не сотрудничала ни с Властелином, ни с Госпожой, но и не послала самых молодых на Последнюю битву. Те, кто ушёл к повстанцам, не вернулись. Оставшиеся — уцелели. Так продолжился род Конелли.

Смутное время и «Золотой век» (74–300 гг.)

После падения Владычества Розы захлестнул хаос. При власти оказались колдуны Круга Восемнадцати. Конелли заключили осторожный союз с одним из них. Это дало время собраться с силами, пока Феррино, Джойзо и Сомбре переживали гонения. Феррино в итоге исчезли из города, положив конец почти двухвековому соперничеству.

В следующие сто лет Конелли восстанавливали своё благосостояние и положение. Их включили в список «избранных и верных родов». Среди трофеев Смутного времени оказалась Маска Быка — когда-то племенной знак древнего теллекуррского клана, потом собственность семьи Териак, а теперь пропуск Конелли в Лигу Цветов. Их популярность среди низов делала их важной частью власти.

В Золотой век (200–300 гг.) они уже были не просто наёмниками, но всё ещё оставались воинами. Когда в Костях снова вспыхнула Мерзость, Совет не отдал район военным — лишь применил Чёрную Плеть. Конелли участвовали, но не в качестве первой скрипки.

В эти годы возник обычай «Младших сынов» — наёмных отрядов, куда шли те молодые Конелли, которым не светило наследство. Они пробивали себе путь в жизни так же, как их далёкий предок. Это оказалось полезным и в тех случаях, когда семейные интересы требовали «полуофициального вмешательства».

Под гнётом Форсберга (300–444 гг.)

Республика Розы медленно приходила в упадок. Видимость свободы держалась лишь на золоте и клинках, а тем временем возвышающийся северный сосед — Форсберг — становился всё сильнее. В его тени Розам уготована была незавидная судьба.

Конелли оказывались между молотом и наковальней. Их кровь была форсовской — они были естественными посредниками с Севером, там у них уже были многочисленные родственники (плод династических браков), соратники и друзья. Форсберг одаривал розскую элиту привилегиями и титулами, но требовал всё большей лояльности. Это порождало слухи о «двойной верности» Конелли.

В 340 г., после чумы, особенно тяжело ударившей по теллекурре, Розы официально признали протекторат Форсберга. Совет Ста стал марионеткой. Конелли пришлось играть по новым правилам. Их обласкали двором Форсберга как соплеменников, они получили должности в королевской армии, но эта роль не шла в сравнение с тем влиянием, которым они обладали во времена вольных Роз.

Кризис Форсберга в 400–420-х гг. вверг их в братоубийственную войну между тремя претендентами на престол. Опытный военачальник Барристан Конелли сражался в этой бойне, а в самих Розах тем временем зрел заговор.

В 430 году город сбросил цепи. Конелли были в первых рядах штурма тракта к Воландеру, уговаривали северян перейти на их сторону. Сомбре и Джойзо овладели Ратушей и городскими воротами. Тенегривы отсиживались в Весле, но снабжали восставших информацией о замыслах Форсберга. Териак платили наемникам.

После победы Триумвират — Джойзо, Сомбре, Конелли — стал реальной властью в городе. Но между союзниками не было согласия.

Среди трофеев, оставшихся после разгрома Форсберга, в Розах оказался священный артефакт форсов — говорящий менгир Фаль, наставник королей. Долгие годы он был в руках Тенегривов, но теперь стал достоянием города.

Тем временем по городу ходили слухи, что Конелли намерены установить собственную диктатуру. Барристан Конелли обратился за советом к Фалю. После этого он сам инициировал переговоры с соперничающими семьями и согласился на новый порядок — создание Совета Пяти (Сомбре, Джойзо, Конелли, Тенегривы, Териак) и восстановление должности бургомистра, передаваемой по жребию.

Конструкция оставалась шаткой, но Барристан уже не успел ничего изменить. После нового разговора с Фалем он вернулся мрачным. Сказал лишь: «Лекарство слишком горькое», а через два дня умер — многие подозревали яд.

Конструкция оставалась шаткой, но Барристан уже не успел ничего изменить. После нового разговора с Фалем он вернулся мрачным. Сказал лишь: «Лекарство слишком горькое», а через два дня умер — многие подозревали яд.

Пока семья горевала, власть перешла к Тенегривам. Бургомистр из этой семьи навел порядок в городе с помощью наемников, оплаченных Териаками, и виселиц, воздвигнутых стражей. Опасных для новой власти смутьянов вытащили из домов и казнили за одну ночь.

Но страсти лишь скрылись, не ушли. Город, внешне спокойный, готовился к новой вспышке. Гражданская война казалась неизбежной…

А потом пришла Госпожа.

Империя Госпожи (444–518 гг.)

В 444-м пробудилась Госпожа и её Взятые. Конелли понимали весь ужас её силы. Фаль предвидел: сопротивление обернётся гибелью. Но многие форсы, верные сторонники семьи, надеялись победить даже в безнадёжной войне. Конелли вновь пришлось взять на себя неблагодарную роль — сдерживать горячие головы, разгонять теллекуррских реваншистов, сохранять порядок на улицах. Обе стороны обвиняли их в слабости, предательстве или коварных замыслах.

Тем временем, на Севере всё складывалось так, как предсказал Фаль. Взятые легко сломили сопротивление рыхлой коалиции знати Форсберга и Лордов. Их армии уже двигались к Розам. Териаки предложили переговоры. Конелли поддержали. Вместе они убедили Совет, что почётная капитуляция лучше войны на улицах с противником, которого не победить.

После присяги Розы сохранили самоуправление — уже по милости Госпожи. Совет и Конелли, почти неизменно в нём представленные, удержали свои позиции. Лига Цветов продолжала действовать из тени.

В последние годы молодёжь рда не раз тайно помогала повстанцам. Старшие закрывали глаза на это своевольство, но берегли имя Конелли — их знамя не должно было появиться в армиях Восстания. Это было слишком опасно.

Сейчас, в 518 году, Конелли — закалённый род, переживший падения и возвышения империй. Их люди по-прежнему охраняют караваны и кварталы. Они сохраняют место в Совете и пытаются удержать хрупкий мир в городе, который вот-вот может стать призом в схватке трёх великих сил: Госпожи, Восстания и зловещей фигуры в Воландере.
На обвинения в трусости и приспособленчестве они отвечают просто: «Без Роз мы всего лишь бродячие псы с копьями, а без нас – Розы превратятся в руины».

Но всё же они точат клинки и укрепляют связи, готовясь к следующей буре.
Когда придет время — камень Фаль даст сигнал.

I.

– Он отказывается говорить.

– Тогда чего пришёл? – поинтересовался я.

Адъютант не ответил.

– Наверно, ради того, чтобы сказать лично мне, как отвратительно ему разговаривать с оккупантом, – усмехнулся я.

– Не знаю. Может, хочет денег?

– Денег… Не будет ему денег. Всё, что мы можем предложить, – это временная защита. От нас.

Адъютант с сомнением кивнул.

– Ладно, приведи.

Ввели человека. Грязного, как свинья, запущенного, немытого. Наши, впрочем,– люди привычные, тёртые. И такого обыскали.

– Зачем пришёл, бандит? – спросил я его.

– Уходи, конал, – сипло сказал он. – Вас всех вырежут. Уже сейчас резать идут.

Всё это страшно утомляло.

– В твоих устах это не звучит как угроза. Скорее, как предупреждение – ради дальнейшего торга. Ты денег хочешь?

Свин промолчал.

– Ладно, Рен. Сломай ему для начала руку.

Бандит попытался вскочить на ноги. Но пятки его проскользнули по земле.

– Я серьёзно. Пытай, пока не скажет.

Адъютант выпрямился, демонстративно отёр руки друг об друга.

– Нам велели навести порядок, а не чинить расправу, командир, – отчеканил Рен.

Да какого ж ляда все так туги умом?!

– Слушай, – устало произнёс я. – Ясно же, что сказать он хочет. Но говорить не будет, потому что у них стукачей убивают самым жестоким образом. А под пытками сломаться вполне законно, это не ведёт к потере лица. Поэтому давай, не жалей, выкрути из него правду. Денег потом дадим, если что ценное скажет.

Прошло недолгое время.

– Ну что? Сказал?

– Сказал.

– Денег надо?

– Сначала надо проверить.

– И то верно. Иди поймай ещё кого-нибудь, кто глаза мозолит.

Что мы узнали.

Первое. Квартал зиждется на личной силе десятка с небольшим древних воинов. Их тут зовут “Первый отряд”.

Второе. Чёрная плеть всех их перебила. Точнее, одни говорят, что перебила, и они даже видели труп одного из них, Коровы (видимо, того, кто вышел первым; он действительно мёртв). Другие – что они не умирают, а те из них, которые умерли, не выходят с кладбища. И что скоро они вернутся. Склонен верить вторым.

Третье. То, что является причиной всех местных бедствий, Плетью также было укрощено, пусть и не убито. Оно лежит на Кладбище и то ли источает то, что они называют Мерзостью, то ли ею и является.

Ладно. Хоть что-то.

Я был, кстати, прав. Свин этот, когда оклемался, спокойно был принят своими назад.

II.

Начали мы тут, конечно, лихо. Для начала я повесил всех, кого мог повесить.

Мародёров, бунтовщиков, тех, кто отказывается повиноваться приказам, тех, кто отказывается покидать улицы, тех, кто лезет на оцепление…

Повесил я десятков семь народу. Очень много, если подумать. Такое ощущение, что обитатели Костей находят отдельную доблесть в том, чтобы нарушать приказы, какими бы они ни были.

Но после этого, как я и рассчитывал, местные пришли в чувство и хотя бы осознали, что слушать надо внимательно, ибо расправа неминуема.

Кстати, там проявился некоторый отголосок их странной проблемы. Примерно половина повешенных отказывалась умирать.

Я занял самое богатое здание. Не знаю, кто там жил, но его там больше нет.

И хотя лучше покоев здесь не было, спать было невозможно. Гнилостный дух поднимался от земли, выше веяли пеплы недавних пожаров. И ни ветерка.

Ко мне присылали убийц. Некоторые доходили до меня, защита своей жизни начала представлять проблему. Озверев от бессонницы, я объявил местным, что буду убивать по десять случайных человек за попытку. Два раза так сделал. Ручеёк убийц иссяк.

Дальше меня попытались подкупить.

Идиоты. Что заставило их предположить, что я, Рурк из дома Коннелла – потомок, заметим, не просто завоевателей, но и рачительных хозяев, – нуждаюсь в подаянии? К тому же, всё как обычно. То, что выводит меня из себя на раз-два: подкупить, чтобы я сделал… что? Увёл людей из Костей? Это невозможно. Смотрел сквозь пальцы на что-то? На что? Ах, мы не скажем, на что? И даже не намекнём? Нет, ну какой смысл предлагать золото и не говорить, за что?

Странная тут публика. Массовое помешательство.

Ко мне подослали женщин. Трёх в общей сложности.

Одну, как выяснилось потом, – какие-то клоуны, чтобы меня убить. Я её убил чуть раньше – как только заподозрил. Вторую от них уже не принял.

Другую – из местных медиков, лишившихся имени, – прислали, чтобы влиять на меня. Я бы её даже оставил, но она влияла плохо. Тогда я её прогнал. Обменял у бандитов на одного из наших.

Третью прислали люди некого погибшего Пчелы – не пойми зачем. Её я оставил: понравилась. Образованная, воспитанная, с виду скромница, но, как писал Бран про дерзких, “с полным карманом лишних зубов”. Смотришь – и понимаешь, что не струсит, не побоится ни ударить, ни подставить себя под удар, если считает, что права. Краса теллекурре: пушистые волосы, румянец, а сама вся такая нежная, будто подуешь на кожу – образуется ямка.

Род её занятий был мне не вполне понятен, но она сказала, что готова помочь с восстановлением архивов. Все бумаги Костей сгорели в пожаре. Поставил ей условие, что она может записывать всё, что ей вздумается, но пусть всегда делает для меня копию. Она согласилась.

Она пришла вскоре после того, как мой адъютант разболтал, зачем именно я велел пытать того человека.

Ясное дело, архивы были предлогом, и ей что-то было от меня нужно. Ну и ладно. Поглядим. Я воин и плохо разбираюсь в людях, зато хорошо – в убийцах. Она не из них.

Кстати, в постель ко мне она не лезла, что меня сильно удивило. Однажды я её прямо спросил: почему ты этого не делаешь, ведь это самый простой и понятный способ сближения? Она ответила самым неожиданным для меня образом. Попросила либо спросить об этом через пару месяцев, если ответ ещё будет нужен, либо уделить ей два часа сейчас, чтобы она успела ответить. Я хохотал, как умалишённый. Но, отсмеявшись, сказал, что этих часов у меня нет, и тогда отложим.

Что, скажите на милость, может девица говорить мужику два часа на тему того, почему она не лезет к нему в постель?!

Ожившие мертвецы после Плети встречались редко. Местные их не боялись, но внимательно послеживали, высматривая в них что-то, что может быть причиной тревоги. Я не знал, что это было, но со временем приучил себя не беспокоиться.

Да, я боюсь оживших мертвецов, что уж. Не боится мертвецов тот, кто их не видел. Есть в их неподвижности что-то зловещее, пророческое.

Впрочем, по большей части их уже и не было на улицах. Они стояли на кладбище – иногда бесцельно там бродили, но в основном просто стояли.

Я требовал провести меня на Кладбище.

Местные, надев масляные улыбки, неизменно соглашались. И приводили меня в ту или иную точку могильника – мол, в этот раз мы тебя поняли, твоя светлость, и приведём туда, куда надо. Но всегда это были склепы переднего ряда, куда прийти может каждый.

Я орал: ведите меня вглубь, туда, где сидят те, кто смотрит за этой вашей загробной системой защиты, я хочу с ними договориться! Нет. Так и не провели, скольких бы я ни убил.

Хорошо же, решил я.

Вы не даёте мне разобраться в вашей ситуации? Отлично. Тогда делаем так.

Вы сказали, что для усмирения Мерзости – которая в последнее время требует всё больше и больше, – нужно три десятка жертв. Замечательно. Жертвы – с вас. Буду говорить, с кого именно. Приоритет – дети. Кстати, мы прямо сейчас заберём детей всех крупных родов квартала Кости, пусть зреют под нашим присмотром и готовятся отправиться в Вечную Яму, дабы порадовать Мерзость.

Ох, как у них там забила жизнь!

Да какие же твари-то, а?

Почему я должен их принуждать, чтобы сделать им хорошо?

Привели детей. Половина – тихие. Половина – галдит за всех, кто молчит. Идея была плохая. Детишки знают, что они нужны живыми до поры до времени, потому те, кто поумнее, начинают формировать коалиции на будущее.

Ко моим угрозам отнеслись без внимания. И, когда туземцы стали позволять себе лишнее, я без колебаний отдал приказ убить детей.

Меня возненавидели ещё сильнее, если это было возможно. Но стали относиться серьёзно.

Наконец от них пошёл какой-то отклик.

– Я вот чего не понимаю, – говорил я этой моей девице (её звали Мисра, но, вроде бы, это было имя специально для меня). – Ваши же не знают, что делать. Ой, не нужно этих гримас, девочка. Если бы знали, давно бы сделали. Уже понятно, что держите вы здесь что-то очень дурное. Но почему вы не допускаете и мельчайшей вероятности того, что сихи могут решить вашу проблему?

– Могут, – отвечала она. – Насколько мне известно.

– Как?

– Не моя тайна.

Снова здорово. Да сил нет!

– Послушай. Ты, вроде бы, вменяемая. Я талдычу вашим день за днём: скажите, как нужно делать, и я сделаю. Моя задача – решить проблему. Если вы не скажете, пеняйте на себя: я буду действовать на свой страх и риск, действовать буду размашисто, грубо, неопрятно, будут лишние жертвы. Я это уже не раз доказывал. И эти лишние жертвы – это чьи-то отцы, братья, дети, это не просто какие-то незнакомые люди! Вот, скажи на милость, что такого случится, какие небеса упадут на землю – какие ещё не упали, – если вы мне скажете, как надежно запереть Мерзость внутри ваших Костей?

– Этого тебе никто не скажет.

– Её нельзя запереть надёжно?

Мисра покачала головой.

Так. Интересно, знает ли она, о чём говорит?

От неё была некоторая польза. Она рассказала мне о законах.

Законы их строжайшим образом запрещают рабовладение и доносительство. Точнее, доносительство поощряется, но доносить нужно только определённым людям и определённые вещи. Это хотя бы объясняет, почему они молчат.

Она ходит за мной и выжидает. То, что она видит, она записывает, будто мой личный хронист.

У меня там был отряд наемников, которому раз за разом казалось, что “делай то, что Рурк О’Коннелл приказал” и “делай то, что, как тебе померещилось, он имел в виду” — это одно и то же. Я ругался, я исходил желчью, я тыкал им в нос контрактом, я торговался, как внебрачный сын ростовщика за наследство, я буквально изглодал этот контракт, измусолил, но доказал, что они мне должны всё, как отцу родному.

Девица все это время смотрела на меня как-то ошалело, самому стало не по себе.

Потом к ней подошёл.

– Слушай, ты из какого-то культа и считаешь меня богоизбранным?

– Нет.

Она попросила посмотреть контракт. Я почему-то дал. Внимательно прочитала, вернула.

– Нет, я не жрица.

III.

– Тебя прислали, чтобы ты была переговорщиком?

– Нет. Мне нужно тебя оценить.

– Оценить? – с сомнением спросил я. – И если ты меня оценишь хорошо, то что тогда?

– Я тебе предложу работу.

– Мне? Работу?

– На всю жизнь. Если ты таков, ты захочешь её выполнить.

– Мисра, я богат, и меня трудно прельстить деньгами. У тебя просто столько нет.

– Я знаю. Это хорошо. Но если ты таков, ты получишь то, чего тебе больше всего не хватает, и будешь доволен этим.

– Больше всего мне не хватает сна.

– Нет.

Тут уже я сильно заинтересовался и решил наконец выяснить, чем она занимается. Потому что мне стало тревожно. Она точно относилась ко мне – именно ко мне лично, не к нам в целом, – совсем не так, как большинство обитателей этого проклятого квартала, и мне казалось, что то, что я делаю, совпадает с какими-то её ожиданиями и даже, не побоюсь этого слова, надеждами. Но что бы я ни делал, оно точно не подходило под очертания того, на что может надеяться нормальный человек.

У неё были сообщники. Несколько человек. Даже, пожалуй, пара десятков. Она не сильно скрывалась, поэтому понять, что она делает, было несложно.

Двое её сообщников, мужчины, пытались возродить некие “Жала”. Как я понял, это – те люди, которые занимались безопасностью квартала и которых в полном составе положила Плеть. В свою очередь, эти “Жала” подчинялись тому самому Пчеле из Первого отряда, который каким-то образом действительно умер, как и Корова, но не из-за Плети, а вступив в поединок с Мерзостью.

Пчела отдавал приказ, а “Жала” исполняли.

При этом “Жала” могли заменить некую Крокодилицу, судьба которой неизвестна, но которой не было там, где она должна была бы, по убеждению Мисры, быть.

Мне эта деятельность сильно не нравилась, потому что надо быть круглым дураком, чтобы одобрять создание туземных вооружённых отрядов. Я мягко намекнул девице, что им бы эту деятельность свернуть. Мисра мгновенно поняла намёк – но удивилась, почему меня это беспокоит. На моё “я сюда пришёл не булки печь, кисонька” она сказала, что их слишком мало, чтобы представлять собой угрозу режиму, что они лишь нашли утраченную летопись “Жал”, и больше им пока ничего не нужно.

– Семь вооружённых врагов за спиной – более чем достаточно, – буркнул я.

– Они не собираются бить тебе в спину.

– Поклянись, что они не создадут неприятностей.

– Всё будет зависеть только от тебя, Рурк из Коннеллов.

– Вот этого не надо – подавать всё так, будто я их спровоцирую, а они лишь дадут ответ!

Мы поругались и разошлись совершенно не довольные друг другом.

В следующий раз она появилась как ни в чём не бывало.

– Я говорила тебе, что здесь не для переговоров, – улыбнулась она. – А оказалось, это неправда.

– Изумительно. И что ты хочешь мне предложить?

– Обмен. Ты рассказываешь мне про Плеть. Я договариваюсь, и тебя проводят на Кладбище.

– Что ты хочешь знать про Плеть?

– Как это было сделано.

– Дорого заплачено.

– Кому?

– Скорее, чем. Плодами граната и букетом лаванды. И, разумеется, скреплено печатью Гортензии, но это всегда необходимо.

– Я не понимаю. Какова природа этого наказания? Это магия?

– Знаю, но тебе не открою.

– Хорошо. Тогда можешь ли ты открыть, сколько ещё времени они все пролежат?

– Кто? Мерзость? Первый отряд?

– Да.

– Не знаю, — я хорошо помнил, что мы в этот раз с перепугу перезаложились и, считай, вывернули карманы, так что мощь удара оказалась, пожалуй, даже чрезмерной. – Для этого я слишком плохо понимаю природу их неуязвимости. Но предположу, что ещё несколько месяцев, а то и год, может, годы, у вас есть.

– Спасибо.

– Твой черёд, красавица. Кто проведёт меня на Кладбище?

Кладбище было красным до сих пор, хотя после Мерзости прошёл год. Мои проводники – кстати, люди, которых я ни разу не видел на улицах, и где это они сидели? – вели меня по тонким тропкам. Иногда приходилось обходить нежить – гамтов, так их называли. Осторожно, не касаясь, мы обходили вокруг них и возвращались на тропинку.

Видел большой кувшин, который эти гамты облепили. Видел строения, поглощённые кладбищем, – на одном из них даже сохранилась вывеска.

Мы пришли.

– Что это? – с благоговением и некоторым страхом спросил я.

Это была покрытая бинтами и одуряюще пахнущая смолой человеческая фигура.

– Это Бен, – сказала Мисра. – Мёртвый человек. Приложи к нему руку. У него у самого руки заняты.

Действительно, в руках у него были какие-то странные регалии, которые сплавлялись с оградой, или она была продета в них, или ещё как-то соединена..

– Ты хотел знать, – добавила она, – на чём строится защита. На нём.

– И что это значит?

– Спроси у него сам.

Я его тронул, и меня так проняло! Не знаю, как описать. Вам когда-нибудь хотелось забрать себе мумию?

На ощупь мумия была сухой и гладкой от лака. Но то, что это не пустая оболочка, было видно ещё на подступах к ней, а уж в прямой близости…

Он был настолько благостным и хорошим…

– Это колдовство?

– Что?

– Что от него не хочется уходить. Так бы сидел и сидел.

– Вряд ли. Он при жизни был хорошим, святым человеком. После смерти — тоже.

Я хмыкнул.

– Тут не ровен час уверуешь.

– Он запретил.

– Он что-то чувствует?

Неожиданно ответил мне один из сопровождавших, в маске ворона:

– Конечно. Он же живой мертвый. Чувствует то же, что и живые живые, но очень немногое может изменить.

Потом я спросил её:

– Ты не боишься мне его показывать? Ведь теперь я знаю, чем вам угрожать. Скажу, что разрушу стену.

Это был сущий бред. Конечно, когда я отошел от него, я мог кое-как заставить себя сказать, что смогу поднять руку на Бен. На самом деле, не смогу.

– Нет. Он может за себя постоять.

– И что ты поняла?

Она удивлённо подняла пушистые ресницы.

– Не изображай неведение. Это не ты показывала его мне – ты показывала меня ему. Я видел, как ты посмотрела на… на Стража, а потом на меня. А он еле заметно покачал головой. Что это значит?

– Это значит, что в тебе нет безупречности.

Я расхохотался.

– И это может сказать только почтенная мумия? Девочка, за меня говорят мои дела, ты слепая, что ли?

И тогда впервые я подумал, что, может, не так уж отчаянно она мне и нравится. Не люблю безумных. Ну никак.

VII.

Всё случилось настолько внезапно, что я, человек, прошедший несколько десятков битв, не успел даже пошевелиться. Потом я понял, что отвык ожидать нападения именно в такой форме: местным строго-настрого запрещено копать, а значит, подрыв исключён. Впрочем, не знаю, что было бы, будь я готов.

Нас там было около пятнадцати человек. Я, семеро моих людей и столько же местных. Разбирали завалы. Из-за того, что после пожара обрушением был повреждён водовод, а местные не копали колодцы, проблема с пресной водой в сухой сезон неизменно вызывала волнения черни. Пора было устранить проблему.

Я исправно выезжал на работы каждый день. Отгонял от инженеров туземных жрецов, кричавших, что копать нельзя, а от жрецов – своих людей, которых это изрядно раздражало. Мисра сопровождала меня, и я чувствовал себя, как у источника с той самой пресной водой, как счастливец, дорвавшийся до воды среди потрескавшейся пустыни.

Что-то произошло. Землю качнуло, звуки исчезли. Я упал.

Когда я поднялся, на мне не было ни царапинки. А её обнаружили под плитой. Раздавленную насмерть.

Я никому не рассказал, что видел.

Я бы сам не поверил, если бы не видел собственными глазами, как это нежное существо, этот комок пуха, с усилием поднимавший даже яблоко, отрывает каменную плиту от земли, будто она бумажная, и встаёт на пути обломков, давая мне время откатиться. Как за миг до этого она смотрит с отчаянием, и на лице её можно прочитать “я сейчас умру, и никто не продолжит моё дело”, “но что же ещё делать”, “какая всё это беда”. А потом истерика прошла, силы оставили её, и плита убила мою девочку, обрушившись сверху. А ещё говорила, что ей не хватает сил…

“Ша рассказывал, что его бог покровительствует рыжим, и им везёт”, – говорила она, перебирая пальцами мои волосы…

“Мне везёт”, – улыбался я.

ПРОКЛАМАЦИЯ СОВЕТА ВОЛЬНОГО ГОРОДА РОЗЫ

В лето 1114 от Основания Роз

Да будет ведомо всем, кто верит в Розы и в разум.

Совет решительно отвергает распускаемые во граде и вокруг него слухи о событиях в Курганье как лживые, мятежные и, по всей вероятности, навеянные либо пьянством, либо умышленной враждебностью, либо безумием Года Кометы.

Никаких “пылающих мертвецов”, “скачущих демонов”, “летающих ковров” и иных нелепиц в Курганье не зафиксировано. Свидетелей, утверждающих обратное, требуем доставить в Ратушу для дачи пояснений, в том числе под клятвой, а также прохождения врачебного освидетельствования.

Совет напоминает: в Розе нет места панике, и всякий, кто сеет её — служит врагу, даже не зная его имени.

От имени и по поручению Совета
Дом Сомбре

ПРОКЛАМАЦИЯ СОВЕТА ВОЛЬНОГО ГОРОДА РОЗЫ

В лето 1114 от Основания Роз

Да будет объявлено всем гражданам, подданным, странствующим и тем, кто называет себя вольно живущим под сенью Роз.

Наступил час, что предрекали пророки, о чем предупреждали нас деды и прадеды. Из нечистой и проклятой земли Курганья, что должно было быть забытым и запечатанным, явилось то, чего не должно было быть.
То, что четыреста лет лежало скованным под печатями крови и заклинаний, то, что было предано безымянному мраку в надежде, что время само сотрет его из мира.

Оно не нуждается в именах, ибо имя его — сама боль.
Оно желает вновь господствовать, ибо суть его — порабощение.
Оно не ищет последователей, ибо его суть — проклятие всему живому.

Из разверстой плоти Курганья оно ступило в мир, чтобы вновь погрузить его в кровавый омут и насытить воздух чернейшим колдовством, что отравляет не только плоть, но и мысль.

Совет Вольного Города Розы не закрывает глаз пред ужасом, но и не склоняет головы.
Мы призываем граждан к стойкости, к молчаливому единству и верности.

От имени и по поручению Совета
Дом Джойзо

ПРОКЛАМАЦИЯ СОВЕТА ВОЛЬНОГО ГОРОДА РОЗЫ

В лето 1115 от Основания Роз

Да будет известно всем.

Войска, действующие под знаменами самозванной Госпожи, ныне именующей себя императрицей, без договора и без права — заняли Весло. Совет рассматривает это как угрозу для Роз и ее вольностей.

Гражданам и союзникам надлежит готовиться — начинается сбор сил, и каждый, кто считает себя верным сыном или дочерью Розы, да вспомнит: свободу не подносят на блюде, но защищают клинком и волей.

Сбор добровольцев объявлен на площади Ратуши и в Шипастом Торге.

Дадим отпор узурпаторам и угнетателям!

От имени и по поручению Совета

Дом Конелли

ПРОКЛАМАЦИЯ СОВЕТА ВОЛЬНОГО ГОРОДА РОЗЫ

В лето 1115 от Основания Роз

По достоверным сведениям и наблюдениям отрядов дальнего дозора, армия Госпожи вошла в крепость Сделка.

Ожидайте новых распоряжений.

От имени и по поручению Совета

Дом Тенегрив

ПРОКЛАМАЦИЯ СОВЕТА ВОЛЬНОГО ГОРОДА РОЗЫ

в лето 1117 от Основания Роз

Да будет ведомо всем благородным домам, гильдиям, храмам, отрядам воинским, а равно всем честным и верным гражданам Города Розы.

Легат Милостивейшей Повелительницы Нашей Госпожи, вестник Ея Мудрости и рука Ея Справедливейшей и Добротельнейшей власти, прибудет в Город Розы в день, когда мы празднуем Ночь Огней, чтобы чтобы принять, от имени Милостивейшей Повелительницы Нашей Госпожи, присягу верности от Совета и всех граждан Города Розы.

Совет повелевает: дома украсить, улицы очистить, ликовать.

От имени и по поручению Совета

Дом Териак

ПРОКЛАМАЦИЯ ДОМА СОМБРЕ

Совету Вольного Города Розы и всем, кому надлежит знать

В лето 1114 от основания Роз объявляем следующее.

Да будет ведомо Совету и честным гражданам Розы, что Ласло, рожденный в доме Сомбре, прежде признанный наследником рода, более не является таковым.

С момента его добровольного ухода из семьи, мы не получили от него ни известий, ни помощи, ни признаков участия в жизни рода. Его уход, совпавший с тёмными временами раскрытия культа Воскресителей, поставил под сомнение нашу честь и достоинство.

Хотя Ласло Сомбре не был ни судим, ни обвинён, и никто не представил прямого доказательства его участия в деяниях культа, его молчаливое исчезновение вынудило нас поставить благо семьи выше отцовской привязанности.

Потому я, Орбан Сомбре, глава дома, действуя как патер-фамилия, подтверждаю, что Ласло не наследует ни достоинства, ни имущества, ни звания главы дома Сомбре. Что же до его возможных потомков, если таковые существуют, мы оставляем за собой право рассмотреть их судьбу отдельно и позднее, если того потребует честь рода и нужда в восстановлении кровной связи.

Да будет засвидетельствовано это в записях Совета.

С подписью и печатью,
Орбан Сомбре,
глава избранного и верного рода

ПРИМЕЧАНИЕ МАГИСТРАТА ПЕРА:

Данное заявление не есть юридическое лишение наследства, не утверждено судом Вольного города Розы и не оформлено решением Совета. Оно представляет собой внутреннее распоряжение семьи Сомбре, высказанное их ныне признанным главой, и не влечёт за собой отмены возможных претензий по закону, если таковые будут предъявлены в установленном порядке.

**РЕШЕНИЕ СОВЕТА ВОЛЬНОГО ГОРОДА РОЗЫ
**В лето 1156 от основания Роз

Да будет ведомо всем, кто чтит порядок и закон.

По согласию старейшин квартала Роза, с утверждением Совета, дозволяется учреждение нового квартала под попечением господина Комара, негоцианта известного, а также в известной мере сведущего в ремесле колдовском.

Указанный участок отводится в управление названного лица для устройства квартала торгового, культового и для иных дел при соблюдении законов Вольного Города Розы и на условиях договора заключенного с кварталом Роза.

По избрании имени для квартал господин Комар обязуется известить о том Совет Вольного Города Розы.

Скреплено печатью и внесено в Книгу Цветов и Шипов.

Нерио Сканда, бургомистр

**ПРОКЛАМАЦИЯ СОВЕТА ВОЛЬНОГО ГОРОДА РОЗЫ
**В лето 1157 от Основания Роз

Совет Вольного Города Розы с глубочайшим почтением приносит благодарение Ея Величеству Госпоже, за всемилостивейшее подтверждение вольностей, уставов и законов нашего города с учетом изменений, что повлекло за собой учреждение четвертого квартала.

Совет Вольного Города Розы единогласно заверяет Ея Величество в своей неизменной преданности, верности и готовности блюсти мир, справедливость и благоденствие в пределах земель, признанных за Розами.

Нерио Сканда, бургомистр

**РЕШЕНИЕ СОВЕТА ВОЛЬНОГО ГОРОДА РОЗЫ
**В лето 1157 от Основания Роз

Да будет ведомо всем, кто чтит закон, верность и достоинство.

Совет Вольного Города Розы постановил.

За многолетние заслуги в поддержании порядка и благолепия в Квартале Ловушка удостоить Знака Розы Клан Кичига, славный по крови и свершениям.

Да пребудут почет и слава с теми, кто верно служит Вольному Городу Розы.

Скреплено печатью и внесено в Книгу Цветов и Шипов.

Нерио Сканда, бургомистр

**РЕШЕНИЕ СОВЕТА ВОЛЬНОГО ГОРОДА РОЗЫ
**В лето 1159 от Основания Роз

Да будет ведомо всем, кто чтит закон, верность и свет знаний.

Совет Вольного Города Розы постановил.

За блестящее преподавание тайного знаний, за уравновешенность теории и осторожность в практике, удостоить Знака Розы Кафедру теории и практики заговоров Университета Роз.

За слияние грации и смертоносной точности, за воспитание защитников и мастеров дуэли удостоить Знака Розы Кафедру фехтования и танцев Университета Роз.

Да пребудут почет и слава с теми, кто верно служит Вольному Городу Розы.

Скреплено печатью и внесено в Книгу Цветов и Шипов.

Нерио Сканда, бургомистр

**РЕШЕНИЕ СОВЕТА ВОЛЬНОГО ГОРОДА РОЗЫ
**В лето 1160 от Основания Роз

Да будет ведомо всем, кто чтит закон, верность и ученость книжную.

Совет Вольного Города Розы постановил.

За преданность знанию и во ознаменование успешного завершения исследований на благо Вольного Города РОзы удостоить Знака Розы отряд “Основы Познания”, что несет служение в Великой Библиотеке.

Да пребудут почет и слава с теми, кто верно служит Вольному Городу Розы.

Скреплено печатью и внесено в Книгу Цветов и Шипов.

Нерио Сканда, бургомистр

**РЕШЕНИЕ СОВЕТА ВОЛЬНОГО ГОРОДА РОЗЫ
**В лето 1166 от Основания Роз

Да будет ведомо всем, кто чтит закон, верность и служение.

Совет Вольного Города Розы постановил.

За неустанное служение памяти, за блюдение покоя усопших и охрану молчаливых пределов удостоить Знака Розы отряд “Вороны”, что несёт свою службу в квартале Кости.

За преданность традиции, сохранение древних и почитаемых многими связанных садов Вольного Города Розы, удостоить Знака Розы отряд “Садовники”, что местом службы своей избрал квартал Ловушка.

Да пребудут почет и слава с теми, кто верно служит Вольному Городу Розы.

Скреплено печатью и внесено в Книгу Цветов и Шипов.

Да пребудут почёт и слава с теми, кто верно служит Вольному Городу Розы.

Скреплено печатью и внесено в Книгу Цветов и Шипов.

Гвидрен Мортвенн, бургомистр

**РЕШЕНИЕ СОВЕТА ВОЛЬНОГО ГОРОДА РОЗЫ
**В лето 1168 от Основания Роз

Да будет ведомо всем, кто чтит порядок и закон.

Ввиду продолжительного отсутствия господина Комара, некогда утвержденного покровителя вновь созданного квартала, и во избежание правовой неопределенности, Совет постановляет:

Упомянутый квартал, ранее учрежденный под его покровительством, отныне и впредь именуется Кварталом Комара, дабы соблюсти порядок в городских книгах, уставных перечнях и записях об отводе земли.

Настоящее решение не означает признания права наследования или владения со стороны иных лиц, но служит исключительно нуждам управления и соблюдению формы.

Скреплено печатью и внесено в Книгу Цветов и Шипов.

Гвидрен Мортвенн, бургомистр

**РЕШЕНИЕ СОВЕТА ВОЛЬНОГО ГОРОДА РОЗЫ
**В лето 1169 от Основания Роз

Да будет ведомо всем гражданам, гильдиям, служителям храмов и блюстителям городского порядка.

Совет Вольного Города Розы, собравшись по вопросу многократных прошений об ограничении вольной торговли плотскими утехами в пределах стен градских, уведомляет о следующем.

Постановление о полном и окончательном запрещении борделей, домов утех и иных мест подобного толка не принято, по причине недостатка одного голоса для утверждения закона.

Тем не менее, внимая многочисленным и справедливым увещеваниям блюстителей нравственности и попечителей общественного порядка, Совет постановляет:

Бургомистру воспрещается, отныне и до следующего особого распоряжения Совета, вносить в городские книги и списки отрядов, ремесленных союзов и учреждений градских любые бордели, дома терпимости, заведения сомнительного нрава, а равно принимать от них просьбы, ходатайства или жалобы.

Совет просит всех старшин Кварталов и отрядов, принять мирные, но твердые меры по охране нравов, чистоты и достоинства, с должным усердием и памятью о старых законах.

Да не скажет потомство, что город Розы молча взирал на разложение, когда ещё был выбор.

Скреплено печатью и внесено в Книгу Цветов и Шипов.

Гвидрен Мортвенн, бургомистр

**РЕШЕНИЕ СОВЕТА ВОЛЬНОГО ГОРОДА РОЗЫ
**В лето 1179 от Основания Роз

Да будет ведомо всем, кто чтит закон, верность и достоинство.

Совет Вольного Города Розы постановил.

Назначить почтенного Гаспара Быстрое Перо судьей Вольного Города Розы от квартала Роза.

Пусть служит верно и судит справедливо.

Скреплено печатью и внесено в Книгу Цветов и Шипов.

Немир Верида, бургомистр

**НЕКРОЛОГ
**В лето 1181 от Основания Роз

Ратуша Вольного Города Розы с прискорбием возвещает о кончине высокочтимого ректора Университета Роз, мэтра Аврелиана Синнистра, знатока древних языков и городского права.

Смерть маэстро Аврелиана знаменует собой утрату не только человека великой учености, но и голоса Университета в Совете, ибо до сего дня досточтимые главы кафедр, несмотря на призывы Ратуши, не достигли согласия в избрании его преемника.

Да будет сохранена память о служении маэстро Аврелиана — для Роз и для знания.

Малгерано Крувек, бургомистр

**РЕШЕНИЕ СОВЕТА ВОЛЬНОГО ГОРОДА РОЗЫ
**В лето 1182 от Основания Роз

Да будет ведомо всем, кто чтит закон, верность и милосердие.

Совет Вольного Города Розы постановил.

За неоспоримые заслуги в деле спасения жизней, за неустанную службу по излечению многочисленных раненых, доставленных в Розы с мест сражений против подлых мятежников, удостоить Знака Розы Госпиталь, что стоит в квартале Кости, в лице отряда “Калекари”.

Да пребудут почет и слава с теми, кто верно служит Вольному Городу Розы.

Скреплено печатью и внесено в Книгу Цветов и Шипов.

Ассина Мева, бургомистр

**ПРОКЛАМАЦИЯ СОВЕТА ВОЛЬНОГО ГОРОДА РОЗЫ
**В лето 1187 от Основания Роз

Ввиду страшной и беспримерной беды — иссушения всех Истоков, что питали благополучие и благоденствие Вольного Города Розы, Совет обращается ко всем гражданам, странникам, искателям и стражам порядка.

Всякому, кто доставит достоверные свидетельства о виновниках нашего общего несчастия — будет выплачена награда, соразмерная подвигу обличившего и тяжести вины содеявшего.

Всякому, кто с разумом, волей и честью приложит руку к восстановлению Истоков — будут дарованы благодарность Совета, почёт гражданский и место в памяти Роз.

Пусть внимает всякий, в ком осталась преданность Розам.

Лавр Маркар, бургомистр

**РЕШЕНИЕ СОВЕТА ВОЛЬНОГО ГОРОДА РОЗЫ
**В лето 1187 от Основания Роз

Да будет ведомо всем, кто чтит порядок, долг и достоинство.

Совет Вольного Города Розы, собравшись в полном составе, единогласно постановил.

Ввиду тяжкого небрежения и непростительной беспечности, приведших к иссушению всех Истоков, питавших благополучие Вольного Города Розы, бургомистр Лавр Маркар отрешается от своего звания.

Совет Вольного Города Розы, постановил также.

По праву дарований, зрелости и заслуг пост бургомистра Вольного Города Розы вручить почтенному Джан Пьетро, дабы закон был соблюден и порядок восстановлен.

Совет Вольного Города Розы выражает надежду, что с избранием господина Пьетро будет положен конец череде бесславных провалов и преступных попустительств, что омрачали последние годы, когда пост бургомистра переходил из рук в руки, словно проклятие.

Скреплено печатью и внесено в Книгу Цветов и Шипов.

От имени и по поручению Совета,

Гаспар Сомбре, глава рода, советник

НЕКРОЛОГ

В лето 1188 от основания Роз

Ратуша Вольного Города Розы с прискорбием возвещает о кончине высокочтимого и благородного Гаспара Сомбре, члена Совета, защитника устоев, знатока права и хранителя устоев.

С ним вместе угасли его чада и родичи: Лисандра Сомбре, супруга; Раду Сомбре, наследник фамилии; Санду Самобре, сын.

Дом Сомбре, один из древнейших родов Теллекурре, претерпел жестокий удар и в настоящее время неведомо о наличии его законных наследников и носителей этого славного имени.

Выражаем глубочайшие соболезнования свойственникам, союзникам, вассалам и слугам покойных.

Джан Пьетро, бургомистр

ПРОКЛАМАЦИЯ СОВЕТА ВОЛЬНОГО ГОРОДА РОЗЫ

В лето 1188 от основания Роз

Ввиду скорбного и безвозвратного пресечения благородного рода Сомбре, в соответствии с Уложением о Совете Вольного Города Розы, место в Совете приемлет высокочтимый и благородный дом Териак по праву старшинства, что имеет он в Книге Избранных и Верных Родов Города Розы как по древности фамилии, так и по заслугам своих сынов и дочерей.

Джан Пьетро, бургомистр

ДЖОЙЗО

Сборник застольных речей в Ночь Огней

Ранняя история (VII–V вв. до Становления Владычества)

Речь патриарха рода Святозара Джойзо на Пиру Осенних Листьев

Родичи мои! Возлюбленные крови моей и гости, что почтили нас своим приходом — выслушайте слово древнее, но живое.

Мы — Джойзо. Род не просто знатный, но древнейший. Кровь наша идет от одного из 13 кланов теллекурре, что поднялись из тени Облачного Леса и пришли в этот благодатный край под знаменами князя Кичиги, основателя нашей державы. Кичига из рода Волка взял земли форсов мечом и кровью. И мы были рядом, когда воздвигались стены Роз. Мы дали клятвы на алтарях наших богов. И предок наш оставил нам древнее священное наследие – Маску Жабы – древний знак наших ритуалов и жертв.

С первых дней мы делили правление с Сомбре из рода Змеи — не смирно и не кротко, но по праву сильных. Мы спорили за честь, за первенство, за власть над Городом и Шипастым Торгом. И в этом споре никто из нас не мог взять верх. Ибо и мы, и они от самых корней теллекурре.

Тогда мы создали Совет, опору порядка в Розах. И этому Совету князь Ладный оставил Розы на попечение, когда удалился в свою новую вотчину – царственный Мейстрикт. Проводили мы его честь по чести, но потомки Ладного захотели вернуться, и вновь загнать нас в ярмо. Город раскололся — «черные розы» против «роз алых».

Мы не хотели войны, но Сомбре не хотели мира. Тогда земля наша напиталась кровью, улицы рыдали. И поднялся Драгомир Турвари, что возглашал вольности, но стал новым угнетателем. Город треснул под тяжестью распрей. Совет бежал в Библиотеку, а на Шипастом Торге искры гнева стали пожарами. Но даже когда князь Клина пришел с войском — он пал в бесславии. А мы, Джойзо, пусть и израненные, но остались.

Когда будущие пауки уничтожили вождей партий, а голову Драгомира водрузили на кол на площади, мы сами призвали князя из Мейстрикта, чтобы в городе снова был мир и порядок. Мы не предали клятвы дому Волка и тогда, когда Совет провозгласил Розы вольной коммуной. Сомбре кричали за это, и им вторили богатые форсы, обретшие голос после десятилетий молчания. Но мы остались столпом аристократии теллекурре.

Пусть кто-то говорит, что мы любим пиры — так и есть! Ибо жизнь — не кнут и не цепь, а дар, что надо воспевать. Но за этим смехом и кубками стоит честь рода, древняя кровь и клятва на маске Жабы.

Помните: даже в самую черную ночь слышен наш смех, ибо мы знаем — выжил тот, кто не потерял гордости.

За дом Джойзо! За древнюю кровь, что не иссякла! За тех, кто держит слово даже тогда, когда меч выскальзывает из рук!

Вольные Розы (IV–III вв. до Становления Владычества)
Речь Гелии Джойзо, вдовы двоих консулов, на Пиру Полной Луны

Слух преклоните, дети дома Джойзо, и вы, гости доброжелательные.

Новый век, что пришел на смену веку старому, был веком испытаний. Когда князья Клина еще держали над нами десницу, мы, Джойзо, не отступили. Мы шли рядом с властью не как слуги, но как советники. Мы не искали милости — мы помнили о долге.

Мы искали мира с Сомбре, вечными соперниками нашими. И желали чтобы кровные узы скрепили этот мир. Ах, сколь мерзко был он растоптан! Невеста из Сомбре променяла наш кровный союз на ласку дома Кичиги. Новый жених захлебнулся кровью и более не было пут, что удерживали бы над под рукой Волков. Они сами предательством разорвали их.

Мы поднялись и объявили, не по прихоти, а ради чести, что Розы — свободны.

Но пришли черные годы. На севере бушевал раздор между Клинским домом и холодным Форсбергом. Беженцы хлынули в город. Форсы в Совете плели заговоры, а форсбергские купцы скупали чернь на улицах. Джойзо противились — словами, письмами, законами. Сомбре — колебались.

А потом — восстание. Песнь копий. И голос улиц заглушил голос Совета. Мы ушли не в бегство, но в затвор. В наших бастионах — Бутонах, Лазурных углах, Старом Острие — мы скрыли тех, кто остался верен порядку.

Знаменосец Народа был не король, не вождь — он был бич. Мы не боролись с ним открыто, но давали золото, словом поддерживали его врагов, и готовились. Когда он пал, мы вернулись. Вернулись не как просители, но как законные хозяева. В этот раз рядом с нами стали Тенегривы, а с юга на помощь шли Сомбре и Феррино. Розы стали легкой добычей и за нее случилась схватка меж победителями. Тенегривы примирили всех. И за то была дана им доля в советах.

Потом князь Клина вернулся, без меча, но с угрозой. Сказал: «Сожгу вас дотла». Тогда поднялся Бартош Феррино, Железный Вепрь. Он перестал быть нашим другом, но стал достойным врагом. И он вырвал у князя жизнь для Роз. И честь ему за это.

Помните, дети мои: мы не те, кто первыми бросает копье, но мы те, кто переживет копейщика.

Мы — дом старых присяг. И даже если кости дрожат от холода, в сердце Джойзо горит огонь. Пейте же за нашу кровь, что не уступает ни вражде, ни ветру, ни времени!

Взлет и падение Владычества (200 до С.В. – 74)
Речь Орвина Джойзо, хранителя Маски, на Пиру Пепельного Солнца

Собрались мы, как предки наши, в тени старых лоз, и я, Орвин Джойзо, подниму голос.

Тяжкими были испытания, что выпали на долю нашу. Поначалу с двух сторон теснили нас великие силы: с юга — державы Вяза и Вия, с севера — мрачный Форсберг.

Но в самом сердце Роз билось сердце рода Джойзо. Когда трусость и страх уводили прочих к сделкам и предательствам, мы держались среднего пути. Не гнули колена, но склоняли головы перед разумом.

Когда университет распахнул врата в Розах – увидели мы, что это хорошо. И не дади ему сделаться игрушкой одних лишь Сомбре. Не потому, что так уж любили слово, но потому, что знали: в слове — меч, и в знании — власть.

Мы не враждовали по прихоти. С Феррино мы делили обоюдное уважение. И когда они вернулись из изгнания прощенные – стали им союзниками и браться. Со слезами смотрели мы, как гибнут наши соплеменники на востоке и западе, на севере и юге, везде теснимые владыками форсов.

С Конелли мы стояли на стенах Роз долгие тринадцать лет осады. И рядом были Тенегривы, тоже форсы, хоть и более знатные в сравнении с бывшими наемниками.

И в те годы от ючителле были открыты нам тайны нашего родового достояния – Маски Жабы. Люди дома Териак принесли их. Как дар, как залог союза. И так расцвела Лига Цветов. И когда шесть цветков сплелись воедино, мы попробовали накинуть цветочную узду на буйные головы, сохранить островок мира, каким были Розы.

Но многие желали броситься в лживые объятья государей форсов. И не знали ни чести ни совести, устраивая комплоты и заговоры. Мы выжигали эти гнезда огнем и мечом. Но даже Конелли готовы были отвернуться от правды, за что поплатились недолгим изгнанием. Они искупили, когда годами держали в узде Великую Мерзость, что пришла из Костей. Тенегривы были изворотливее, но верность их не стоила и гроша.

Но потом пришел Он. Тот, кого потом назовут Властелином. Он стал защитником теллекурре по всем четырем сторонам света. Не было битвы, где не реял его стяг. Не было беды, на которую он не откликнулся. Смерть шла за его плечом, но был он и спасителем.

И когда Совет пожелал предать его, мы встали вместе. Джойзо, Феррино, Териак. Там, где были бессильны слова, там мы действовали кинжалом, ядом, чарами. Ибо не могли предать мечту. И они склонились. Сомбре, Тенегривы, Конелли. Скрипели зубами, но поклялись.

И когда был возвещен Век Величия – мы праздновали. Как мы праздновали! А потом… Два оборота кометы длилось Владычество, и за каждый год мы заплатили великую цену. Нашими детьми, нашей кровью, нашим городом.

Мы держались, мы искали союза с той, что звалась Госпожой. Видели в ней спасительное милосердие, разум, а не силу. Но этого не хватило. В дыму и огне ушли два столетия нашей истории.

Кто скажет, что мы предались тьме — не знает, каково это, — выжить, когда все рушится. А вы знаете. И потому — пейте. За род Джойзо. За тех, кто не боится взять проклятие на щит!

Смутное время и «золотой век» (74–300 гг.)
Речь Мархеля Джойзо, старейшины Совета Ста, на Пиру Памяти Падших

Дети дома Джойзо!

Сегодня мы вспоминаем не для того, чтобы плакать, но чтобы помнить, кто мы.

Когда пал Властелин, и рухнула всякая власть, когда улицы рычали, как зверь, пожирая слабых, мы не бежали в чужие земли. Мы остались среди руин. Мы расточили свои сокровища, чтобы купить жизнь наших людей. Мы пролили свою кровь, чтобы сохранить старые стены.

Сомбре платили серебром и тайнами. Конелли — мечом и гневом. Феррино — заплатили существованием. Их нет более. Тенегривы плели свои интриги, как пауки, пряча от нас правду. Териак… Они потеряли родину, Маску, но не талант делать деньги из воздуха.

А мы, Джойзо, были теми, кто поднимал голову над толпой. Кто знал, как говорить даже с убийцами и безумцами. Кто мог склонить к миру даже тех, кто вытирал кровь с губ.

Когда Лига Цветов воскресла, мы не просили милости. Мы были призваны. Мы вернулись в Совет Ста — не как гости, а как хозяева. Мы вели переговоры, улаживали раздоры, возвращали порядок.

Сомбре оставались рядом — всегда чужие, но всегда нужные. Тенегривы предлагали слово, за которым скрывали шантаж. Мы не были слепы к их коварству, но знали: порядок требует компромиссов.

Мы восстанавливали Университет, не ради прибыли, а ради знания, что держит народ от дикости. Мы оживляли рынки, не ради золота, а ради голодающих.

Так и запомните: дом Джойзо — не кузница мечей, но дом совета. Мы умеем ждать. Мы умеем слушать. Но когда пора — мы и говорим так, что враг молчит.

Пейте за то, что мы пережили самое смутное время и остались собой! За то, что мы — древняя кровь в сердце города!

Под гнетом Форсберга (300–446 гг.)
Речь Аурелии Джойзо, члена Совета, на Пиру Кровавой Лилии

Слушайте меня, родичи. И не смейте забыть.

Когда Розы уснули под тенью Форсберга, когда люди забыли наши старые клятвы и продались за спокойствие — мы тоже сидели в Совете. Да. Мы подписали бумаги, мы согласились на «высокое покровительство». Но не из любви к северянам, а чтобы сохранить остатки власти, остатки закона.

Потом чума опустошила улицы, взяла кровавую дань с теллекурре. Силы города иссякли. Форсберг навязал нам своих наместников. Он насадил свой суд, свои законы. Он попытался стереть наши имена.

Тенегривы — хитрые змеи — подарили им реликвию форсов, камень Фаль, и купили благоволение. Мы видели это. Мы помнили. Мы ждали.

И дождались. Когда в Форсберге началась смута, мы подняли знамена. Джойзо не забыли, как вести переговоры, но и как сжимать кинжал под полой. Сомбре были рядом. Конелли шли впереди с мечами. Тенегривы шептали нам слухи из Весла. Териак, как всегда, слали деньги и наемников.

Когда король Форсберга пал, Розы стали вольными вновь. Мы вернулись не как соглядатаи, но как триумфаторы. Но победа разделила нас. Конелли рвались к короне. Барристан, могучий как дуб, не решился править железом. Он устал. И он умер.

Тенегривы навели порядок — их жестокий, холодный порядок. Мы заплатили своей кровью и своими людьми. Но в конце — наступил мир. Совет Пяти был хрупким, но был нашим. И пусть мы спорили в нем до хрипоты — мы оставались Джойзо. Родом, который пережил покорителей, чуму и смуту.

Когда Госпожа пришла — с мертвыми колдунами, с армиями, с ужасами, что шли за нею — город не имел сил сопротивляться. Наш бургомистр был взят в плен. Да, он присягнул. Под пыткой или чарами. Не знаю. Но он сохранил жизни наших людей. Сохранил наш дом.

Териак сразу поняли — кто сильнее. Тенегривы тоже. Сомбре — о да, они называли нас предателями, пока сами не преклонили колени. Даже Конелли сдались раньше нас!

И все же мы выжили. Пейте же за это!

За то, что даже под чужим сапогом мы не перестанем быть столпом этого города!

451 год, Бутон, Ночь огней

Речь Винченцо Джойзо, главы семьи, в Ночь Огней

Слушайте меня. Слушайте внимательно, те немногие, что остались за этим столом.

Сегодня — Ночь Огней. Ночь памяти и правды.

Говорят, смех отгоняет Смерть. Но нынче смеха не будет.

Мы — Джойзо. Древний род, один из первых на этом берегу. Мы воздвигли идол Мокошь на стрелке рек прежде, чем поднялись эти стены. Мы сами ставили его там, на мокрых берегах, где земля пьет кровь. Мы всегда чтили Прядущую. Она держит наши нити в своих пальцах, и что спрядет — то будет. Мы всегда знали это и склоняли головы.

Но ныне я боюсь ее. Боюсь той, что оставляет голову у прялки и идет мстить.

Разве не мстит она мне сейчас?

Гляньте на этот пир — на эти пустые места. Родичи, убитые на улицах и в Костях. Родичи, сожженные войной, казненные новой властью. Город присягнул Империи — и мы сдались, чтобы уберечь стены. Но стены стоят, а сердца выжжены.

Я сам дал эту клятву. Я склонялся перед Госпожой. Я торговался судьбой, надеясь уберечь наш народ.

Но вот итог.

Моя жена умирает. Боги не дали нам детей. Вся моя линия — под угрозой гибели. Прервется нить Джойзо на мне, и больше никто не примет Маску Жабы, чтобы почтить предков.

Неужели это — расплата?

Говорят, что если забыть долг рода, если отвернуться от судьбы, что спрядена — Мокошь придет за кровью. Безголовая в доспехе, с руками как косы. Может быть, она уже рядом. Может быть, слышит эти слова.

О Мокошь, Прядущая нити судеб! Я молю тебя! Не пресекай моего рода! Не отнимай у нас право на будущее! Дай плод моей жене! Дай мне наследника!

Я принесу тебе дары — хлеб с наших полей, кровь из своих вен, золото и имя свое. Я встану под знамя, что ты укажешь!

Но пощади! Если я согрешил гордыней, если нарушил твой закон, склоняясь перед чужой владычицей — укажи мне путь очищения. Пусть я заплачу, но пусть не умрет мой дом.

Не дай мне быть последним!

Братья. Сестры. Родичи.

Сегодня мы не смеемся. Сегодня мы плачем и молимся. Но даже в этой тьме мы пьем за надежду. За то, чтобы нить не обрывалась. Чтобы через века вновь звучал наш голос.

Выпьем за Джойзо. За кровь, что не угаснет. За жизнь, что продлится волей богов.

Бастион Бутон

Примерно через 300 лет после основания Роз город сотрясали многочисленные восстания. Была проведена реформа управления городом, и в совет впервые попали крупным семьи форсов. Но в действительности советники мало что решали: на самом деле правила улица. Вожди простого народа, не занимая никаких постов, диктовали советникам решения. Один из них, прославившийся под именем Знаменосец, поднял знамя «истинной власти народа» и без труда навязал новую диктатуру, с виду народную, но по сути — ничем не отличную от тирании.

Богатым и знатным все это не могло понравиться. Если ты по-настоящему состоятелен, разве тебе понравится, что чернь бушует на улицах! А потому в этот период многие знатные теллекурре и форсы уезжали из города в свои загородные дома, которые начали превращаться сначала в укрепленные резиденции, а потом в небольшие крепости. Таким образом появился и бастион Бутон: загородная усадьба семьи Джойзо, ставшая укреплением. Этот особняк, расположенный среди холмов к юго-западу от Роз, в те дни представлял собой ухоженное, хотя и не слишком впечатляющее загородное имение.

Первые укрепления Бутона воздвигались, как свидетельствует дневник старшего управляющего, «почти в спешке, но с расчетом». Стены возводили под видом «заградительных мер от бандитизма», однако истинной целью было создание форпоста. Уже через два года после бегства Джойзо из Роз усадьба была окружена двойной каменной оградой, у восточного входа вырос дозорный шпиль, а винные подвалы были перестроены под склад оружия и запасы провизии. Возможно, скульптурные изображения жаб, которыми семья традиционно украшала свои резиденции, не были такими уж грозными - однако их деятельность не вызвала бы никого улыбки.

Сторонники Знаменосцев сначала ликовали, считая, что их противники обратились в бегство, но, как выяснилось позже, – зря. Именно эти загородные резиденции стали потом опорой аристократии при возвращении порядка в Розы. И особенно это касалось Бутона, расположенного в стратегически удобном месте, чтобы контролировать все ключевые дороги, ведущие в квартал Роза. Знаменосец называл старые аристократические дома «призраками старого времени», но именно эти призраки в итоге принесли его голову к вратам Ратуши, когда с триумфом вернулись в город.

Историк Лавр писал: «Если хочешь понять, как рождается новая власть, посмотри не туда, где кричат толпы, а туда, где строят стены». Разумеется, он имел в виду именно примеры, подобные Бастиону Бутон.

История семьи Джойзо

Семья Джойзо возводит своё происхождение к одному из тринадцати первых кланов теллекурре, пришедших на север под предводительством князя Кичиги около 670 года до Становления Владычества. Их род связан с кланом Жабы — символом, который позднее стал маской рода. Эти кланы завоевали земли форсов, основали город Розы и утвердили власть теллекурре в регионе. Для закрепления власти Кичига совершил древний обряд, при котором погиб побеждённый князь форсов Фелан, а сам Кичига провозгласил себя правителем Роз.

В последующие десятилетия власть в городе формально оставалась за потомками Кичиги, но аристократия теллекурре всё активнее соперничала между собой. Уже в VI веке до С.В. в Розах укрепились роды Джойзо и Сомбре, соперничавшие между собой и постепенно сосредоточившие в своих руках ведущие позиции в городском совете. При этом Джойзо входили в число самых влиятельных теллекурских семей, тесно связанных с развитием Шипастого Торга — древней ярмарки, ставшей центром городской торговли.

В семье хранятся смутные предания о том, что клановая маска какое-то время находилась в руках нечестивцев, но была возвращены и очищена. В этих рассказах как-то сочетается маска, проклятие Ловушки, некий колдун по имени Благодетель.

Когда княжеский род переселился в крепость Мейстрикт (около 550–500 гг. до С.В.), формальное управление городом перешло к совету знатных кланов. В это время власть в совете фактически поделили между собой Джойзо и Сомбре, тогда как третий влиятельный род, Турвари, пытался играть роль арбитра между ними. Богатые форсы хоть и имели влияние, оставались на вторых ролях. Город в этот период процветал благодаря выгодному положению на пересечении торговых путей, что усиливало позиции старых теллекурских семей.

В конце VI — начале V века до С.В. молодой князь Клина попытался вернуть прямое подчинение Роз. Это обострило внутренние разногласия. Джойзо и Сомбре не сумели выработать единую позицию, чем воспользовался Драгомир Каллун, провозгласивший себя лидером «партии независимости» и захвативший власть. Это привело к расколу города на враждующие партии черных и алых роз, кровавым столкновениям и беспорядкам. В конце концов оба лагеря были уничтожены неизвестными прямо в зале совета. Многие рода тогда потеряли своих вождей, некоторые и вовсе канули в безвестность, как Турвари. Но Джойзо (были среди черных) и Сомбре (были среди красных) сохранили достаточно сил, чтобы подняться вновь. Они обращаются за помощью в Мейстрикт и наводят порядок железной рукой. Драгомир Турвари и его ближайшие соратники захвачены и казнены. Заключен вассальный договор с князем.

В IV веке до С.В. Розы снова оказались в конфликте с князьями Клина. Джойзо сыграли ключевую роль в политической борьбе, став во главе восстановленной «монархической» партии. Их поддержка князей Мейстрикта позволила сохранить вассальный статус, но в городе росло недовольство. Это вылилось в восстание и знаменитый «акт среднего пальца», когда Розы официально разорвали вассальные отношения с Клином и провозгласили себя Вольной коммуной. Несмотря на попытки князей восстановить власть силой, независимость города сохранилась. Позиции Джойзо, естественно пошатнулись.

В этот же период усиливалось влияние Форсберга и происходил приток форсов в город. Джойзо, сохраняя своё положение в городской аристократии, всё больше противопоставляли себя не только старым соперникам из рода Сомбре, но и новой силе — богатым форсам и их родам, таким как Тенегривы. При этом Джойзо продолжали играть ведущую роль в совете, отстаивая власть теллекурре и союз с князьями Мейстрикта.

Так семья Джойзо оставалась одним из ключевых и старейших столпов власти Роз, унаследовавшим традиции первых теллекурских кланов.

В начале IV века до С.В. Розы пережили крах прежнего хрупкого порядка. Конфликт между Форсбергом и Клином привел к разорению пограничных окрестностей, и в город хлынули беженцы. Форсы в самом городе всё более открыто поддерживали Форсберг, тогда как правящая теллекуррская аристократия, включая Джойзо, оставалась на стороне Мейстрикта.

Предпринимается попытка консолидации аристократии теллекуре. Уговорена свадьба между девицей Сомбре и юношей из Джойзо. Однако в последний момент к ней сватается наследник князя Клина и план расстраивается. В бешенстве Джойзо разрывают отношения с Мейстриктом. Проблема обсуждается на пышном пиру с родичами и союзниками. Вскоре новый жених погибает при невыясненных обстоятельствах, а между семьями случается новая холодная война с уличными потасовками, что открывает путь «копьеносцам».

Восстание копьеносцев (форсовских низов) – жестокий народный бунт, связанный с обретением реликвии форсов – Копья Луина (позже оно попадет в руки Джойзо, но будет объявлено подделкой). Восстание быстро приводит к капитуляции жестоко разделенного Совета и открытию власти для форсовских семейств и представителей Ловушки. Но реальная власть перешла к вождям улицы, аристократия оказалась оттеснена. В городе утвердилась тирания Умника — Знаменосца Народа. Попытки аристократии сопротивляться этому режиму кончились катастрофой: восстание и резня смели старый порядок. Джойзо, как и прочие знатные кланы, были вынуждены смириться с декоративной ролью Совета.

В период «Тирании Знаменосцев» (370–320 гг. до С.В.) власть в городе оставалась в руках сторонников Умника. Совет фактически лишился значения. Многие аристократы, включая Джойзо, покинули город и обосновались в укрепленных усадьбах (для Джойзо таким стал бастион Бутон). Это время для Джойзо стало эпохой выжидания и подготовки — они не могли открыто бросить вызов режиму, но и не забыли о потерянной власти.

После смерти Умника и крушения власти Знаменосцев начался новый этап борьбы. Совет был восстановлен в расширенном составе, куда вернулись и теллекурре, и форсы. Но многие семьи там уже новые. Старая знать, лишенная влияния на протяжении десятилетий, требовала реванша. Джойзо оказались в числе тех аристократических семей, кто активно добивался возвращения своих прав и места в управлении городом. Ради этого были частично забыты распри.

В III веке до. С.В. обострение противоречий привело к гражданской войне. С юга выступили силы Феррино и Сомбре с мейстрикским подкреплением. Джойзо, напротив, объединились с Тенегривами и шли с севера. Осада Роз затянулась из-за споров между Феррино и Джойзо о лидерстве, и только посредничество Тенегрив позволило заключить шаткий мир. Власть была поделена между аристократами, включая Джойзо, Сомбре и Феррино. Тенегривы становятся неформальными лидерами форсов.

Но противостояние не закончилось. Вскоре амбициозные и популярные Феррино были изгнаны из Роз. Когда князь Клина собрал новую армию, изгнанники быстро к нему примкнули. На этот раз Джойзо и другие аристократы не смогли организовать эффективную оборону: многие бежали из города или перешли на сторону «монархистов». После капитуляции Роз княжеская власть была восстановлена, Совет распущен, а Джойзо, как и другие роды, оказались в подчиненном положении при наместниках князя.

Однако власть Клина в Розах оказалась непрочной. Через несколько лет город вновь поднялся. Князь угрожал разрушением, но вмешательство Бартоша Феррино, по прозвищу Железный Вепрь, спасло город: князь согласился на восстановление самоуправления в обмен на выплаты. Джойзо, как и другие старые кланы, получили возможность вернуться в Розы.

В 260–200 гг. до С.В. Джойзо стали одними из главных двигателей нового восстания против вассалитета. Вместе с Сомбре, Тенегривами и Териак они добились независимости города. Совет Ста включал представителей и теллекуре, и форсов, и Джойзо прочно закрепились в числе аристократических семейств, диктующих городскую политику. Но борьба за власть не прекратилась.

В конце концов они присоединились к созданной по инициативе семьи Териак Лиге Цветов. Вместе с Сомбре, Фонарщиками и Гильдией убийц Джойзо были посвящены в тайну принадлежащих им масок, которые стали мистическим инструментом Лиги.

Лига добилась реформ, установления должности бургомистра и права законодательной инициативы для себя. Аристократам, включая Джойзо, было предписано проживать в городе не менее девяти месяцев в году и отказаться от укрепленных замков — чтобы не допустить новой войны. Так семья Джойзо сумела сохранить своё место среди правящей элиты Роз и адаптироваться к меняющимся условиям, оставшись одним из столпов городской аристократии даже после столетий смут и восстаний.

Во II веке до С.В. в Клине появился новый правитель — молодой волхв по имени Волк. Старая династия погибла или разбежалась. Но и при нём Клин слабел. В Розах, наблюдая упадок южного соседа, старые монархические идеи окончательно утрачивают популярность.

На этом фоне Джойзо, как и другие аристократические семьи, укрепляют свои позиции в восстановившихся связях с Самоцветными городами. Особенно заметно влияние Опала и Аметиста, активно работающих в Розах. Джойзо конкурируют с Териак за культурное и образовательное влияние, ведь именно Университет Роз, основанный Сломанным Носом, поддерживают они вместе с Сомбре. Университет становится важным центром жизни города, а покровительство над ним — инструментом укрепления политического веса.

Предпринимаются первые попытки решить проблему Ловушки. Но многообещающий проект Абака срывается, хотя и удалось вырвать несколько лет, в которые проклятие не действовало. Впрочем семья, судя по записям, тогда не слишком интересовалась то произошло с деятельностью Абака, так как пыталась найти пропавшую наследницу, весьма перспективную юную колдунью. Увы, безуспешно.

В Розах формируется более стабильное законодательство и закрепляется самоуправление кварталов. Город, балансируя между форсами и теллекуре, пытается сохранять нейтралитет, особенно учитывая рост силы Форсберга и упадок Клина. Этнические конфликты вспыхивают, но власти, среди которых и Джойзо сохраняют значительное влияние, стараются их гасить.

В это время Лига Цветов принимает в свой круг Феррино (ради этого возвращенных из изгнания) с маской Кабана, стараясь сплотить теллекуре в условиях, когда они оказываются в меньшинстве. Джойзо остаются в Лиге и участвуют в её работе, разделяя линию на терпимость и компромисс.

Однако следующее столетие оказывается тяжёлым. В 47 г. до С.В. Розы поражает бедствие из Костей — «Великая мерзость». Проблема быстро захватывает город, а пожар становится отчаянной попыткой её остановить. Власти отвечают жесткой карательной экспедицией, вводя в Костях военную администрацию под командованием Конелли.

Тем временем весь Северный континент раздирают войны между форсами и теллекуре. Розы оказываются под угрозой с трёх направлений и переживают две тяжёлые осады. Джойзо вместе с другими семьями видят, как город милитаризуется, а цехи и гильдии формируют собственные вооружённые силы.

Несмотря на угрозы и подозрения в адрес форсов, Розы стараются сохранять нейтралитет. Но в решающий момент, когда появляется фигура будущего Властелина, Джойзо оказываются среди его сторонников. Они поддерживают его во время осады города, когда помощь Властелина спасает Розы. В дальнейшем Джойзо открыто выступают на его стороне, хотя степень их вовлечённости несколько уступает той, что демонстрируют Феррино.

В последние годы до провозглашения Владычества Джойзо участвуют в совете Роз, где кипят споры о переговорах с объединёнными силами форсов. Победы Властелина срывают планы сепаратистов и толкают город в открытый союз с ним. После гибели князя Клина и его семьи, все теллекуре этого края присягают Властелину.

С наступлением эпохи Владычества, Розы получают привилегированный статус. Город почти полностью сохраняет свои порядки и самоуправление. Джойзо, как часть местной аристократии, продолжают влиять на управление, пользуясь благосклонностью новой власти.

В это время между Джойзо, Сомбре и Териак формируется тесное сотрудничество, особенно во время бюрократических реформ Госпожи. Они вместе вовлечены в управление городом и попытки поддерживать порядок в условиях капризного и порой разрушительного правления Властелина и его Взятых.

Однако атмосфера становится всё опаснее. Властелин и Взятые вмешиваются в жизнь города непредсказуемо, руша даже удачные начинания. В Университете Роз, который продолжают поддерживать Джойзо и Сомбре, возникает «интеллектуальная фронда» против Владычества. Постепенно Джойзо начинают отступать в тень, избегая лишнего внимания, а многие ценности и знания тайно вывозятся.

Город переживает волны репрессий. Совет дважды полностью устраняют. Джойзо, как и другие старые семьи, стараются переждать смутное время, хотя и не могут полностью уклониться от участия в жизни города.

После падения Владычества и гибели Сумрака Розы снова оказываются на перепутье. Город охватывают погромы, направленные против теллекуре и семей, которых обвиняют в сотрудничестве с Властелином. Джойзо тоже оказываются под ударом, хотя масштабы их потерь меньше, чем у Феррино.

На какое-то время власть в городе захватывает один из колдунов Круга Восемнадцати, который преследует «противников дела Сопротивления». Джойзо теряют политическое влияние, но сохраняют себя как клан, переживая новый виток насилия и хаоса.

В конце концов, город начинает восстанавливаться. Торговля возвращается, а вместе с ней — старые порядки. Лига Цветов возрождается, и Джойзо снова оказываются среди её участников. Они возвращаются в Совет Ста и участвуют в восстановлении городской Ратуши.

В этот период Розы формируют новую систему управления, где каждый квартал получает самоуправление, а все ключевые вопросы решаются в Совете. Джойзо закрепляют своё место в «Книге избранных и верных родов» — реестре признанной аристократии города. Этот статус позволяет им сохранить влияние, даже уступая часть власти другим семьям и кварталам.

Так семья Джойзо выходит из эпохи чудовищных потрясений и смут укреплённой и признанной частью новой городской элиты Роз — хранителем традиций, участником Лиги Цветов и опорой вновь выстроенной республики.

В III веке после Падения Владычества настал золотой век Республики Роз. Город процветал, богател, и Джойзо были в числе тех семей, кто особенно хорошо чувствовал себя в этой обстановке. Их поддержка Университета Роз, правда, регулярно оспариваемая Сомбре, и участие в управлении Советом Ста укрепляли их влияние и репутацию как одной из «избранных» семей.

Однако богатство и успех подтачивали и саму систему. Партийные споры и вражда между старыми домами разгорались с новой силой, и Джойзо тоже втягивались в эти интриги. К концу века, несмотря на все внешнее великолепие, город оказался изнутри ослабленным.

Особенно мрачным воспоминанием этого столетия для всех горожан стала катастрофа 259 года, когда на Ловушку пал огонь с неба и квартал с тех пор считался проклятым уже всеми. Джойзо же понимали, что проблема не была новой, она просто усугубилась.

IV век был веком тревог. На севере крепло королевство Форсберг. Розы поначалу пытались сопротивляться — деньги позволяли скупать мечи наёмников, и семья Джойзо участвовала в решениях, как защитить город. Но их же привычка к политическим интригам сыграла злую шутку.

Слишком раздробленная власть — масса советников, семейные и торговые клики — дала Форсбергу пространство для подкупа и влияния. Торговцам сулили контракты, знати — титулы и земли. Джойзо, как часть этой элиты, не смогли устоять перед соблазнами выгодных соглашений и в итоге участвовали в компромиссах, которые постепенно лишали город независимости.

В 340 году Розы официально признали «высокое покровительство» форсбергской короны. Джойзо, как и другие знатные семьи, сохранили почёт и богатство, но вынуждены были действовать уже в тени наместников, потеряв реальную власть. После чумы 370 года (унесший и многих аристократов) Форсберг ввёл прямое управление в городе. Совет, в котором сидели и Джойзо, всё ещё существовал, но был лишён полномочий.

Когда в 420 году в Форсберге начался династический кризис (сыновья короля делили королевство), в Розах это увидели как шанс. Джойзо, наряду с Сомбре и Конелли, заключили союз, чтобы вернуть городу свободу. Их заговор координировался с Тенегривами, временно обосновавшимися в Весле, которые сообщали новости с севера.

Восстание удалось. В Розах образовался Триумвират, в который вошли главы Джойзо, Сомбре и Конелли. Джойзо выступали как один из гарантов стабильности, с опытом управления и старыми связями с торговцами. Но напряжение между союзниками было постоянным — Конелли пользовались популярностью в низах, а Сомбре и Джойзо не доверяли их амбициям.

В это время Джойзо участвовали в заключении соглашения с Вязом (через посредничество Териак), что разблокировало торговлю и вернуло часть былого богатства. Но внутригородская политика оставалась шаткой: Большой Совет из всех «избранных» родов оказался неэффективным, а после смерти вождя Конелли Триумвират оказался парализован.

Чтобы сохранить управление, ввели ротацию бургомистров по жребию между «золотыми» семьями. Джойзо приняли это решение, понимая, что это хотя бы какой-то способ удержать город от хаоса.

Позднее, на фоне ожидания новой Кометы в городе вспыхнул скандал. В Университете раскрыли культ Воскресителей. Семья Сомбре, в то время возглавлявшая город, потеряла статус покровителя Университета. Джойзо способствовали распространению слухов, хотя, конечно, ничего толком не знали.

Улицы захлестнули беспорядки. Когда Тенегривы (поддержанные Териак) навели в городе порядок с помощью наёмников, «Хорошая компания» воспротивилась и захватила ратушу. В конце концов, Лига Цветов вынудила стороны к миру, но ситуация показала хрупкость власти. Джойзо участвовали в обсуждениях новой системы управления, которая в итоге оформилась в Совет из пяти членов с ротацией бургомистров.

444 год. Комета. Пробудились Госпожа и Взятые. Весло пал, Воскресители были добиты. Атмосфера страха и подозрений вновь захлестнула город.

Когда Госпожа и её войска двинулись на юг, Розы снова оказались в уязвимом положении. Бургомистр из Джойзо был захвачен в Сделке и доставлен к Госпоже. Вернувшись от неё, он стал её убеждённым сторонником. Это дало Сомбре и Конелли повод обвинить Джойзо в предательстве, но обвинения ни к чему не привели — город оказался перед лицом армии и, что более ужасно, объединенной колдовской мощи Госпожи и Взятых.

В итоге в 447 году Розы добровольно присягнули Госпоже. Имперская власть формально подтвердила их самоуправление. Териак первыми заговорили о возможности компромисса, а Джойзо сыграли важную роль в переговорах, осознавая неизбежность капитуляции.

Под властью Госпожи Джойзо сохранили своё место среди «избранных» семей и в Лиге Цветов. Несмотря на общий страх перед Империей, они участвовали в согласовании и утверждении «пакета городских законов», который второй попыткой удалось провести через Империю.

Когда Империя Госпожи столкнулась с восстаниями на севере и востоке, Розы оказались буквально на границе войны. Джойзо, как и другие «избранные» семьи, вынуждены были лавировать между требованиями Империи и растущими симпатиями части горожан к мятежникам.

К 518 году, с приходом новой Кометы и обострением борьбы между Империей, Восстанием и Властелином, Джойзо встречают новый поворот судьбы: Розы вновь стоят на пороге решающего выбора. Семья остаётся одной из ключевых сил города — искушённой в союзах и предательствах, богатой опытом компромиссов и выживания среди великих катастроф.

Буквально на днях произошло событие которое взбудоражило весь квартал, а вас встревожило. Ваши давние соперники, Сомбре, умерли от неизвестных причин. С одной стороны, наверное можно было бы вздохнуть с облегчением: хотя вражда на деле скорее давно потухла, но теперь от по идее точно всё. Но с другой…. Древняя семья, и кто-то на нее покусился, вдруг есть план, и следующие вы, Джойзо?

Старожилы редко говорят «квартал» и предпочитают называть Ловушку оппидом, так делали их отцы и матери.

Не все здесь живут душа в душу, однако сила отверженных в стае.

Фактически за местным порядком следят брегоны — главы кланов и отрядов, а также специально выбранные филиды, что знают великую книгу Древнего закона и шетел. На этой земле право решать традиционно принадлежало брегонам, или народному собранию, и имело третейский характер. Но современный закон Роз не считается с наследием предков местных, а местные по-тихому все равно стараются жить по своим порядкам и особо не борзеть. К скорби многих, мудрый олав Белен Вульпес, глава филидов, который умел увязывать городское право и древний уклад, избыл свое проклятие. В ночь священного праздника будет избран новый олав, и кто знает, к каким раздорам и бедам это может привести.

Уроки истории

Брегоны — изначально это судьи, вещатели права, хранители формул и сложных обрядов процесса, отличавшегося обычным в древности формализмом; в своих заключениях они не создавали закон, а только раскрывали и формулировали те правовые нормы, которые кроются в правовом сознании народа. В древние времена брегоны были также поэтами и стояли во главе школ, в которых путём устной передачи изучалось право вместе с мудрость поэтического творчества и искусством ведения летописей.

Принадлежность брегонов к числу жрецов придавала заключениям их религиозный авторитет, тем более, что Вече приписывалось сверхъестественное могущество, способность низвести на непокорного всяческие беды. Во главе Вече стоял олав.

На судах Вече совершались разные магические действия, а доказательствами служили судебный поединок, присяга, ордалии, поддержка соприсяжников.

Встарь никто из брегонов и подумать не смел зваться вождем. Вождь великого народа может быть лишь один. Ныне многие считают, что теллекурре прокляты именно потому, что проклят их правитель…

Время лечит былые раны и теперь каждый брегон стал вождем своих людей, для своего очага и считается, что именно наличие брегона охраняет человеческие единства от колдовского влияния жуткого и проклятого вождя народа.

А первое Вече многие запомнили, как заговор против вождя самых отважных детей его крови, которые были достаточно храбры, чтобы хотя бы частично претендовать на его власть спустя четыре года после того, как он был упокоен.

Ставшие правителями брегоны все меньше уделяли время поэзии и законам, так постепенно появились филиды, как их помощники. ученики, а затем и самостоятельные судьи.

Уклад Ловушки

Как управлять людьми, вести шетел и с чужаками жить.

Древний закон дарован оппиду первым Вече брегонов.

Собравшись в единстве, решили они, как местное самоуправство внутри каждого оппида устроить, дела спорные разрешать, да за пределами домов волю челов доносить.

Ловушка, как и всякий оппид следует этому

Наказ о Вече брегонов.

1. Звать Вече подобает лишь в обстоятельствах чрезвычайных, в случаях крайней необходимости или нужды острой. Трубить сбор пристало не менее чем трем брегонам, объявив остальным время и место. Лучше всего для созыва Вече звонить в колокол или трубить в рог или петь. Древний закон строг и учит, что петь важно громко, и уже во вторую очередь складно или красиво и запрещает казнить тех, кто дурно поет, но громко, если их потребность – созыв Вече.

2. От места зависит, о чем говорить ожидается: коли под открытым небом собираются, то вопрос о войне и власти поставлен, да следует испить чаши во славу Варуна. Коли же под крышей собираются, то говорить о шетелах и мире следует, а значит преломить хлеб подобает, Волоса за него благодаря. Коли же вопросы разные набрались, то обсуждать каждый из них в разных местах подобает, да переходить меж ними в свете огней пристало, дабы Мару не призывать, да ей подношений на малых алтарях оставить. Можно и на месте оставаться, но тогда надлежит брать с собой на обсуждение не менее трех женщин.

3. Надлежит брегонам вопрос озвучить, кругом своим при надобности его обсудить, да голосовать одновременно: подняв кулак согласным, а несогласным не шевелиться. Более чем три вопроса Вече обсуждать не пристало, дабы Трояна не смешить. И дольше чем 30 минут на каждый из них тратить не подобает, инако же Мокошь слова говорящих как нити запутает, потом никто не разберет, с чего они виться начали.

4. Никогда никакое решение Вече не имеет силы, если не записано на бумаге. Древний закон гласит, что те, кто не грамотны писать -не должны решать за народ.

5. Имеет решение Вече характер окончательный для челов оппида.

6. Всякий брегон может вызвать всякого брегона на священный поединок. Судить их потребно трем брегонам: каждый брегон по другу зовет и третьего Вече выбирает.

7. Никакой брегон не должен нарушать своего слова, что сказал и потом записал. Если будет в этом замечен – должен быть отдан жертвой Мару он или его первенец.

Наказ о Совете филидов.

1. Надлежит брегонам из челов своих мудрого филида поручить, да в Совет филидов его определить.

2. Подобает Совету филидов из числа своего олава избрать, кому волю города с волею оппида мирить надлежит. Правильно олаву тому себе двух ближников из числа других филидов Совета избрать. Так втроем они с городом говорить за суждение о делах преступных злодеев своих и будут.

3. Подобает Совету филидов из челов оппида глас назначить, коему волю оппида в городском совете нести надлежит. Принято того из брегонов избрать, покуда вождю надлежит с вождями сидеть, али из тех, на кого брегоны укажут. Гласу в городском совете говорить о делах торговых, военных и прочих предстоит.

4. Подобает Совету филидов обиход жизни для челов оппида предписывать, да за неисполнение его кару злодею назначать. Исполнить ту кару брегону злодея надлежит, пока солнце за горизонт не зайдет. Единожды в год Вече брегонов злодея обелить может своим словом и там филиды уступят.

5. Трубить сбор Совета филидов пристало не менее раза между восходом и закатом солнца. Следует филидам встречаться около Древа или чтоб видеть его хоть веточку, такова мудрость великая.

6. Надлежит филидам голосом отряда своего голосовать, да больше голосов у филида того, чей отряд выше хартию имеет: у белой хартии один голос, а у бронзы два, три у серебра, четыре у золота и если есть черная хартия, то может она поперек олава говорить и в пять голосов вещать.

7. Пристало Совету филидов то решение принять, за кое больше голосов филидами отдано.

Наказ о решении раздоров.

1. Покуда внутри отряда раздор учинился, подобает его брегону и филиду тамошним уладить.

2. Покуда между отрядами раздор учинился, подобает его брегонам и филидам сих отрядов уладить. Коли до заката солнца не улажен раздор брегонами, надлежит его Совету филидов решать.

3. Покуда раздор с теми учинился, кто в Розах или на дальних землях живет, то следует об этом олаву и его ближникам донести, чтобы они раздор словом, мудростью и шетелами уняли. Покуда не уймут, о том брегонам донести подобает, дабы мечи и топоры точили.

4. Коли чел земли этой уклад, что в Розах установлен, преступил, то подобает Розам его олаву на суд полюбовно отдать, дабы сам он суждение вынес. Покуда сладу нет: бегает злодей али Роза отдавать его не хочет, то пристало олава туда звать, дабы радел, чтоб лучше было, но справедливо.

5. Единожды в год олав злодея обелить может своим словом и Розам не отдавать и в том филиды и брегоны ему ступят.

6. Всякий имеет право доказать свою невиновность поединком или иной ордалией.

7. Филиды могут всякого из оппида обязать выступить из чемпионом если обвиняют они злодея, а тот избрал испытание какое.

Наказ Четвертый. Как меж собой жить.

1. Надобно жизни не щадя свой дом и землю защищать. Чел земли нашей дружбу с челами земли другой водить может, но преданность ему хранить только своей земле надлежит. Ибо прийти день может, когда пристало ему против друзей своих чужеземных в битве сойтись.

2. Не пристало преступать границы земли чужой, дабы убийства и мародерство там чинить, покуда брегон военный поход не объявит. Забирать чужие шетелы и женщин можно, коли смертельных капель крови не пролито. Инако следует оставить забранное там, откуда взято, и выкуп выплатить, который филид с казначеем или сам Олав назначат.

3. Всякий мужчина – воин, что пред своим брегоном ответственность за землю несет. Коли же пустил он захватчика аль злодея в дом, а тот кровь пролил, нанес женщине обиду или шетела забрал, то понесет он вместе со злодеем наказание. Всякая женщина – защитница, что тайнами владеет и богам мила. Коли изберет она себе ночью мужа в ложе свое, а другая за него не скажет, то мужчине покориться ей пристало.

4. Покуда злодей у чела земли этой шетела, женщину, али ценное что отобрал, пристало челу у злодея шетела, женщину, али равное что по ценности себе забрать.

5. Покуда злодей у чела земли этой жизнь забрал, подобает братьям чела жизнь злодея взамен отобрать. Коли же жизнь у чела забрана, кой без света во тьме бродил, то нет беды в этом - не сподобится такое за злодейство вовсе, покуда свет есть закон.

6. Всякий чел земли этой под защитой других челов земли этой находится. Не пристало в беде бросать другого, к какому бы тот дому ни принадлежал.

7. Всякий дом жить своей жизнью право имеет, сохраняя хозяйство своё, покуда трудные времена не наступят. Надлежит тогда границы забыть, да всем челам земли этой как народ единый держаться.

Этими знаниями следует дорожить.

Трактат о душах, запертых навеки среди руин и тусклых отблесков в ночи

Мы все в Ловушке. И ты, и я, и наши дети, и наши внуки. Если кому-то удастся вырваться - я удивлюсь, как должно удивляться дождю, льющему струи с земли в небеса, овцам, пожирающим медведя, или людям, покинувшим Ловушку навсегда.

Кто-то станет тенью, кто-то родится вновь, но какой облик ни принимай, какую судьбу ни выбирай, твое существование будет связано с Ловушкой навсегда. То навсегда, что длиннее любой жизни, любого пути, любой судьбы.

Многие пытались изменить это. Не все способы еще испробованы, но с каждой новой неудачей надежды все меньше. Кто виновники? Где воплощение сути проклятья? Существуют ли они, ходят ли по нашей земле прямо сейчас? Кто знает.

Каждый житель Ловушки проклят: недостаточно быть прикованным к этому месту, оно будто бы и не отпускает, и наказывает, терзая физическими уродствами, сумасшествием, слабостями. У зажиточной семьи - одно проклятье, у компании торгашей - другое, у кучки наемников, живущих вместе точно стая бродячих псов, - третье…

Наши проклятья - особого рода, их не снять заклятьем, как обыденное злое колдовство. Даже сильные маги обламывали зубы, пытаясь. Что же касается земли, что держит нас в плену…ходили слухи, которым я не нашел подтверждения, что некто Сомбре чуть не освободил однажды всех жителей квартала разом, по крайней мере - приблизил к желанной свободе. Но либо и у него ничего не вышло, либо ему не дали закончить это дело.

Некоторые безумцы считают, что проклятие было всегда. И это вовсе не проклятье, а благословение и великий дар. Как заботливая мать, что оставляет жить детей при себе вечно, а что наказывает - так иначе не воспитать трудяг и героев. Но большинство отмечают, глядя на узкие улочки, развалины и странное свечение по ночам, что все началось в тот день, когда на Розы с небес обрушился огонь и поразил этот квартал.

Можно сменить одно на другое, отказавшись от зажиточной семьи и прибившись к кучке наемников. Но это то, что компания циников непременно назовет «поменял шило на мыло», и будет права.

Бывает так, что в Ловушку попадает новичок. Это случается, если он присоединяется к какому-либо из отрядов, что обитают здесь. Они принимают его и щедро делят с ним эту чашу. Прибиваются иногда и одиночки, которые проходят через ночлежку, где добрые люди спасают их и помогают им найти новую семью. Третьи же, и их меньшинство, иногда находят что-то в руинах обсерватории, но никто из них так и не смог рассказать о том, как это произошло.

Если же кто-то случайно, по недомыслию, ведомый странным желанием экспериментов над собой или благородным безумием выступит против того проклятия, что связывает его отряд, то на его лице проступает символ «ловушки снов». О таких говорят «от такого человека стоит держаться подальше темными ночами, а, может даже, и не пускать его стоять рядом с собой под одним фонарем, так как ночные тени придут за ним».

Причудливо распространяющийся, будто миазмы из разрушенных домов, которые никто не в силах восстановить, дух рока ползет по кварталу, довлея над ним. Рождается новая гильдия или культ - добро пожаловать, новое проклятье.

Можно попытаться найти себе новый дом в другом квартале, а то и уйти вслед за какой-нибудь армией, подобно стае саранчи, летающей над городами и селами, оставляющей за собой кровавый и выжженный след.

Но что же случается с теми жителями Ловушки, кто пытается вырваться и долго отсутствует в квартале? Им не обрести душевного покоя. Ведь души их пойманы, а тела без душ суть трупы. Они все возвращаются домой, а по возвращении сходят с ума; все по-разному, но все ужасно, ведя себя то безобразно, то беспомощно, то попросту губительно. Каждому суждено пройти через сердце квартала и получить свое воздаяние за долгое отсутствие дома.

Что сделает с Ловушкой любая новая власть, что утвердится в Розах? Это не секрет для ученых лбов, это знает каждый попрошайка на улице. Ловушка станет новым Курганьем. Кто туда ляжет - вопрос военного противостояния. Новая власть всегда стремится сковать и закопать поглубже проигравших. Тлен - к тлену. Пропащее - к пропащему. Проклятое - к проклятому. И, если это случится, прежняя жизнь покажется Ловушке, а то и всему городу, счастливыми деньками.

Многие пытались изменить это, сдвинуть с мертвой точки, добиваясь либо того, чтобы избавиться от этого благословения и освободиться, либо принять проклятие так, чтобы оно закрыло Ловушку для чужаков, отгородило ее от всех опасностей. Не все способы еще испробованы, но с каждой новой неудачей вариантов все меньше. Блуждая кругами в мертвенном свете, однажды можно прийти в ту точку, где либо гибель, либо спасение. И все это лучше, чем неотвратимо ужасная судьба заживо гниющих в новом Курганье пленных душ.

А значит, надежда есть.

Записано филидом Гарманом Вульпесом в 513 г. от Начала Владычества