Общая вводная народа ихалиги

Пророчества говорят: в год Кометы будет избрано особенное дитя, что станет частью народа ихалигов. Это дитя может принести величие народу, а может низвергнуть его в пучину безнадежных страданий или все вместе. Ритуал поиска этого дитя и определение его судьбы — главное событие для всех ихалигов. Грядущий Властелин мира это та доля, что выпала перед ними руной райдо.

О таком значимом событии ихалиги собирались спросить Всеотца, что веками висел на древе близь Сделки, но уста бога теперь запечатаны… Народу предстоит собраться на первый тинг в час дня четверга, в указанном месте и поговорить о своей судьбе с мудрыми гудьями и скальдами.

Пророчество Каменной Веретницы

Это текст нашептал пророчице Веретнице, что звалась Каменной, холодный северный ветер, что дул из трещин и щелей на Менгире Прахов, что стоит у старого дуба на окраине Лошади, записан был в годину великой чумы лекарем, что омывал ее перед тем, как отойдет она к Великанше. Старый форс не знал тогда, что попало ему в руки, но почуял свой долг в том, чтобы последние слова Веретницы были услышаны. Лишь впоследствии поняли друиды народа, что было изречено в тот день. Но когда это случилось – стереть написанное было уже почти невозможно.

(из трещин на внутренней стороне Менгира Прахов)

В дни, когда солнце станет тяжелым,
и морская пена начнет шептать мертвым —

Воздвигнет сын соленых долин
знамя из чешуи и льда.

Он будет из тех, кого звали пустыми,
но в ком камень хранил память огня.

Ветры вознесут его имя,
а кровь — не даст ему умереть.

Упрется он в небеса,
не зная, что сам стал стеной.

А в подземном мире
Великанша отвернется.

Семеро падут,
восьмой останется.

И трон без рукояти вновь встанет
в холмах, что были брошены.

Тот, кто был забыт,
станет тем, кого все вспомнят.

Но вспомнят поздно.

Обрывки Пророчества о трех обликах

Когда камень вспашет землю,
когда древо прольет кровь,
когда телега пойдет вспять —
тогда ********************* он.

В руке его — Меч, выкованный в ****************,
в другой — Жезл, взятый у мертвой ели,
за плечами его — Колесо, что ***********************.

Не князь, не жрец, не пахарь —
а все трое в одном,
е бо* р**************,
***************** плоть судьбы.

Он прочтет знаки,
Что *********************** забыли,
засеет покинутые долы
тем, что взято не с полей,
но с плеч и груди ******************.

Его звать будут как бонда,
идти будет как ярл,
говорить — как друид из пепельного круга.

Он соберет народ в час нужды,
поведет их — и ******************.

Но на вершине пути
ждет их чаша:
полна меда,
но в том меде — гнезда ос.

И когда испита будет чаша до капли,
он — **********************.

И на его лице будет
ни улыбка, ни слезы,
а лишь
зеркало всей их судьбы.

Он будет Эйнхерием, живым среди павших,
в ком отзовутся рога Отца, хотя он и не знал смерти.
Имя его будет Лебединая Песнь,
ибо в день, когда он поднимется,
по рекам и морям пронесутся белые птицы,
и одна из них запоет голосом матери,
чей сын ушел на битву и не вернулся.

О времени

Открыл я недавно в библиотеке текст одного старого пророчества:

Внемлите же знакам, когда подходящее время наступит:
Когда хвост-копье, что отравою небо ночное пронзает,
И звезды змеиным шипением в пыль обратятся —
В тот год, что огнем заклеймен и зовется Кометным,

Тогда из гонимых, из праха забытых, поднимется племя,
Чья кровь, что расплавленный мед, но мешается с горечью стали.
В них — лебедя клич, что не спет, но звенит в каждой жиле,
В них — древнее семя проклятья и ключ от последней заставы.

В их первом дыхании — песня мечей на заточке,
Но в каждой их люльке — и тень от грядущей могилы.
От них ветвь пойдет, как тот клен, что растет на кургане —
Могучий в корнях, но с рождения проклят ветвями своими.

Мужи их куют свою волю в молчаньи, без горна,
Их жены не пряжу прядут, но судьбу, что острее кинжала.
Их предки не спят под землею, но слушают корни,
Их дочери — ведьмы, и каждая песнь их — начало пожара.

Их злато — не дар, но ярмо, что на шею ложится,
Их клятва — не слово, но сеть, что до кости врезается в кости.
Мечи их не ведают верности дому иль князю —
Вожди их верны лишь себе, ищут битвы, как волк ищет крови.

Из крови их, горькой и славной, родится Последняя Песня,
Клинок, что исполнит проклятье и станет последним рассветом.
Он ступит туда, где и тени ступать устрашились,
И в нем примирятся клинок и целительный свет

Долго я вглядывался в строки пророчества, вырезанные временем на камне забвения. Слова были обрывочны, как тени в рассветный час, и не складывались в целое — пока мне не открылось имя Ковчега в сказании о Сынах Великанши.

И тогда все обрело форму. И узнал я: в год, когда по небу пронесется огненная коса,
родятся те, кто созреет среди испытаний, — и их кровь станет истоком. Истоком той линии, откуда однажды поднимется наша погибель.

С этой мыслью я начал точить ножи и готовиться к убийству.

Но жрец Отца, выслушав мою исповедь, спросил лишь одно: Если Отец повелел рождению — неужто думаешь ты остановить его волю простой сталью?

И потому ныне я ищу другой путь. Записываю эти слова, дабы если я паду,
остался кто-то, кто завершит дело, — и избавит Пустых от беды, что идет к нам не со стороны, а изнутри. Из самой плоти нашего будущего.

От судьбы не уйдешь, хоть беги на край света, —
Вёльва смеется: «Там сеть моя спета».
Нити скользят по запястьям и снам,
Что предвечено — сбудется, стань хоть тенью меж скал.

О трех коленах Гамалфолка

Давным-давно, во времена, когда праотцы наших праотцов еще не ведали холода и не носили плащей из шерсти, ибо тела их согревались не тканью, но пламенем сердец их жен, что были им защитой и отрадой, когда Блодорн совершали не как страшную дань, но как великую славу духу, и алтарь Всеотца не принимал жалкие коренья, но кровь — с песней и честью, когда в день Солнцерождения дочери Всематери и юноши ее сплетались в роще, подобно корням деревьев, и в дыхании их звучала молитва, рождённая страстью, — в те времена народ наш еще помнил, как жить достойно и как умирать без страха. Тогда, перед битвой, не скакали вперед соглядатаи, но орлы с костяными красными крыльями, взлетая с плеч избранных воинов, становились глазами племени и вестниками победы. Мы звались тогда на собственном наречии Гамалфолк — Прирученный народ, ибо стояли по правую руку от Всеотца во всех битвах, ведомых Светом и Тьмой.

Как мир разделен натрое — небо, земля и подземье — так и народ делился на три великих Пути Судьбы. Ормфастами звались те, кто держал землю ладонями, кто знал вкус соли и слышал голоса предков в сырости почвы. Им говорила земля, и море отзывалось, когда они взывали к нему. Колесо от телеги было их символом. Маэккарами были те, чья рука знала сталь, чья душа была судом и знаменем. Они несли как свой знак меч, но не ради власти, а чтобы разделять правое и кривое, защищать слабого от сильного, быть мерой среди хаоса. Гальдрами называли тех, кто следил за небесами, кто говорил с огнем и тенями, кто в дыме трав и шелесте ветра слышал голос судьбы. Они не писали законов — они выдыхали их в мир. Жезл был их символом.

Каждый, кому исполнялось трижды по три лета, проходил сквозь рунный круг и узнавал свой путь. И тот, кто взял меч, не завидовал жатве, а тот, кто пахал, не страшился меча, ибо Маэккар стоял рядом, а Гальдр пел над ним. Пока следовал народ заветам Всеотца, покуда стоял рядом с ним, была сила с нами. Даже великой змее, что опоясывает моря, не дозволено было коснуться наших берегов. Но ныне имена забыты, и род, что был Прирученным, блуждает в неведении.

Но если вновь заживем мы, как положили праотцам наших праотцов те старцы, что их вскормили и взрастили, – то вновь сильны станем мы, те, кого зовут сейчас Пустыми. Ибо и правда покинула Гамалфолк та душа, что питала нашу жизнь, и воистину пусты мы без той Веды, что ведали наши предки. Недаром о них слагает народ легенды, а о каждом из тех, кто разделяет влачение этого бытия со мной, те, кого удалось мне созерцать в разных уголках морей, островов и континентов, – все они лишь пустая тень былого величия нашего народа. Ковчег, летопись отряда Сыны Великанши из города Лошадь

Об отношении ихалигов

Современные ихалиги по-разному относятся к манифесту Веретницы. Однако сложно отрицать, что с его появлением начался некоторый ренесанс старых традиций среди народа. Вновь стали действовать круги Ормфастов, Маэккаров и Гальдров, были избраны их главы. Эти объединения пока еще не имеют такого же веса в мире как, например, отряды, но каждый ихалиг так или иначе прислушивается к мнению своего круга и его главы по тому или иному вопросу и принимает интересы своего круга в расчет при принятии решений.

Возродилась и традиция посвящения. Каждый юноша и девушка, достигающие возраста совершеннолетия, проходят испытания в круге.

Из речи Твари по имени Вёртэ

Я многое видела. Была волком, когда хребет мой не гнулся и рука не дрожала. Была вороной, когда знала, кого слушать, а кого отправлять на корм земле. А теперь я — Тварь. Не стыжусь этого имени. Тварь — это та, кто видит в зеркале не лицо, а пустоту за ним.
И в этой пустоте, в одной из ночей, мне было показано. Не сон, не видение, а то, что идёт глубже, чем слова. Как будто кто-то шепнул, а шёпот остался у меня под черепом, как змея, свернувшаяся. Он сказал: «Даже если вы срубите каждое дерево, семя всё равно даст росток. Даже если вся ваша кровь ляжет в землю — Песнь всё равно будет спета. Лебедь знает, когда петь, и не спрашивает разрешения у охотника».
Я знаю, о чём это. О тех, кто явлен в год кометы. О тех, кого мы боимся — и с правом. О том дитя что может принести величие народу, а может низвергнуть его в пучину безнадежных страданий или все вместе. Мы думали: если их не станет — и песни не будет. И было время, я сама точила кость, что резала тонко и беззвучно. Смотрела на младенцев, и руки чесались — не от злобы, а от страха. Но теперь я знаю: нет в этом выхода. Вода, дитя, она всегда найдёт щель в камне. Треснет трон, обрушится склеп, и капля пройдёт туда, где запрет. Лебединая Песнь — это не кто-то. Песнь — это зов, и он не требует имени.
Да, страх живёт в моих старых костях. Ужас такой, что дышать трудно. Потому что если мы — корень будущего Властелина, как шепчут тени, то его приход начнётся с нас, но не обязательно для нас. Может быть, для нас он будет концом. Смертью всей плоти, что звали себя ихалигами. Колесо провернётся, и останется только песок.
Но теперь я думаю: может, выход всё же есть. Не через бойню. Не через удушье младенцев. Может, выход — в слове. В хитром повороте, что даже Норны не учли. В тропе, что идёт не прямо, а петляет, как след лесного зверя. Кто знает, может, Безликий и есть тот поворот. Не тот, кто спасёт, и не тот, кто погубит, а тот, кто свернёт песню в новый лад.
Так я говорю вам, юные внуки мои: не хватайтесь за нож сразу. Слушайте. Вороны знают: прежде чем клюнуть — нужно разглядеть, гниль это или золото.

О том, как сажается семя

**
**Из “Комментариев к Пророчеству Трёх Обликов”. Халдир, жрец Матери

«О Колесе, что не знает усталости»

Славим же Образ, что пришёл из трёх, и Образ, что один, и Образ, что остался без имени. Меч — ярлу, Жезл — жрецу, а Колесо — бонду, и в нём заключено было великое таинство, которому долго не могли найти смысла. Меч и Жезл были видимы, ибо идут снаружи, как воля и как закон. Но Колесо — это внутри. Колесо — это не телега, не путь, не колесница. Это вращение поколений, идущих по кругу. Зима сменяется весной, весна — летом, а затем приходит осень и снова зима. Так и мы рождаемся из ничего, наслаждаемся детством, зреем и даем плоды своего потомства и идем к увяданию. Каждое поколение — оборот колеса.

Так не случайно явлено было в последнее столетие пророчество о том, что “он засеет покинутые долы тем, что взято не с полей, но с плеч и груди спутников”. Что есть спутники, как не дети? Не в смысле плотского возраста, но в смысле душ — неоформленных, ищущих, незаполненных. Мать — пусть будет благословенно её имя — когда-то проповедовала, что добро должно передаваться плотью: “совершил добрый подвиг — иди и плодись, пока душа ещё светла”. Это была истина, но истина варварского века, века тёплой крови. Век нынешний не плодит телом — он должен плодить учением. Новая линния крови начнётся не от утробы, но от Слова.

И кто же даст это Слово, как не тот, кто лишён имени, пола, воли и прошлого? Кто вернулся из праха — не светом, но тенью? Ибо “вы — это я, а я — это вы” — таков был ответ Безликого. Так отвечает только Учитель. И если имя его истлело, то мы знаем: оно должно быть вписано в других. Безликий пришёл, чтобы плодить истину, хотя бы через страх. Жуток - да. Не из золота, не из легенды. Но тело было сосудом, и в этом сосуде — первая капля новой крови. Не родит, но — колесо, в котором учатся те, кто родит.

Мы не должны бояться белой маски на лице. Безликость — это зеркало. Мудрость не в ясности, а в том, что не навязывает форму. И потому дети — Добрые Малые, Добрые Люди, и, быть может, Добрые Воины — должны следовать за ним. Не как за вождём, но как за образом, как за тенью, что учит быть живыми. Кто станет слушать, тот станет новой плотью. И эта плоть — семя будущего властелина, того, кто объединит Меч, Жезл и Колесо.

И потому я, Халдир, свидетельствую: пусть в каждом доме Пустых появится одно место для Безликого. Пусть дети учатся говорить его словами, и смотреть в зеркало без страха. И тогда — когда вновь пронесётся комета, и вновь начнутся жатвы — он не вернётся. Потому что он уже будет здесь. В каждом. В нас.

О том, как закаляется булат

*О Песне и Пустоте
*И будет так, что в год, когда снова ветер заговорит голосами мёртвых,когда на востоке запляшет пепел, а в городах воспрянут порядки былого, восстанет дитя новой крови, чья душа — как зеркало, а поступь — как звук ещё не сыгранной песни.
Этому зову суждено встретиться с той, что была словно поле цветов перед тем как покрыться пустынной пылью, той, чьи руки держали свет, и чьё имя теперь шепчут только стены давно падших крепостей. Она — тень, что утратила тот свет что несла когда то в ладонях..
И вот, встретятся они — Песня и Пустота. И Пустяк, в ком хаос стал законом, возложит на плечи избранника испытание — не мечом, но сердцем.
И если дитя пройдёт сквозь её безумие, не отвернётся, не предаст, не утонет, если узнает её — и примет как подобает Маэккару, тогда искра пройдёт по его крови.
Тогда он или она — не раньше и не позже — станет Мечом. Закалится он, как булат в огне, и хрупкость его детства станет крепью стали.
Ибо часть пророчества сбудется не на поле брани, а в пыли воспоминаний.

О том, как открывается завеса

Это случится, когда путь уже будет в крови. Когда юный клинок узнает первую боль, и мир больше не будет казаться песней.
Он войдёт в лес, где шум листвы звучит, как слова мёртвых. И на середине его пути — не дорога, а виселица на перепутье.
И голос его — не голос, а ветер, проходящий сквозь крону дерева

И он скажет:
“Ты ищешь путь?
Тогда слушай меня, дитя крови,
дитя долга, дитя песни.
Я тоже любил.
Я тоже верил,
что можно переписать судьбу руками,
если они достаточно изуродованы.
Я думал, что смогу воскресить свет.
Воскрешал — и получил тьму.
Ты думаешь, ты другой?
Может быть.
Но если ты хочешь быть Мечом,
не режь — смотри, отмеряй, взвешивай.
Посмотри на меня,
и запомни:”

И изречет он то что определит избранному его путь и дорогу. И станет его виселица тем жезлом о котором пела Каменная Веретница. И так явлено будет пророчество о Трех Обликах. Так, говорю я вам, начнется история, начнется Лебединая Песнь. Ибо пока еще мягок и податлив как глина тот юнец или та девица что станут будущим нашего народа – эти трое придадут форму тому сосуду, той чаше которую нам, Пустым, предстоит испить до дна.

Записки путешественника. О состязательных обычаях ихалигов

… рассказать же я хочу о том как соревновались промеж собой юнцы на тинге. Довелось мне то наблюдать когда в прошлом году мы путешествовали с моей женой по самоцветным городам.

Сказать, что я понимал происходящее — значит согрешить против истины. Признаться должен: быть свидетелем мне дозволили лишь по той причине, что в то время я состоял в браке с женщиной из ихалигского рода. И всё же даже тогда смысл происходящего оставался для меня во многом сокрытым. Напоминало странным образом устроенные состязания, но какие именно добродетели или доблести проверялись и за какой титул награду сражались осталось мне не ведомо.

Собрался тинг — торжественный и праздничный. Народ стал кольцами, тремя плотными группами. В тех кругах звучали слова: волк, ворон, и ещё одно, третье имя, ускользнувшее от моего слуха. Били в плоские барабаны, вспыхивали факелы, звуки рога отзывались в горах.

Состязались трое: двое безбородых юношей и девица, несколькими годами не достигшая самого допустимого брачного возраста. У каждого были спутники, их было: восемь, шесть и одиннадцать. Кто-то был старше, кто-то — совсем дети

Состязания называли, наблюдали и судили шаманы, народ лишь свидетельствовал и поддерживал соревнующихся. Позже женщина, что была моей женой в то время, разъяснила мне, что шаманы те были особо почитаемыми старцами из всех трех колен народа, и потому было определено им право судить. Соревнования те, как мне показалось, больше напоминали игры, которыми забавляются дети и молодежь: не обнажалось железо, не лилась кровь), но и участники и смотрящие были сосредоточены и торжественны.

Первым было испытание узнавания: каждому лидеру завязывали глаза, а затем отряд смешивали в толпе. Задачей было — найти своих. Моя жена шепнула потом, что у волка всегда проверяют эту способность: может ли он узнавать тех, за кого отвечает, тех кто в его или её стае. Далее шаман тянул из чаши еще два по жребию, испытание на силу, ловкость, скорость, сплоченность отряда, мудрость лидера.

И тут я приметил нечто удивительное. В один из моментов, когда участник оступался, делал ошибку, что вела бы к поражению — он поднимал руку, выкрикивал слова: “по праву Меча” — и ошибка отменялась. Чтобы сотворить подобное показывал он судьям ритуала некую грамоту, которая сжигалась в костре после этого. Слышал я также как упоминались “право Колеса” и “право Жезла”. И однажды такое право было использовано даже не для себя, но для изменения самого жребия, вытянутого шаманом. Состязание было заменено другим.

Моя жена объяснила, что подобные “права” — грамоты, особые знаки — можно не только заслужить, но и найти, как сокровища, а иногда даже купить. Ихалиги не считают это жульничеством. Напротив — они видят в этом честь хитрости, доблесть понимания времени и воли. Здесь, у этого народа, умение воспользоваться возможностью — столь же почётно, как и умение ударить точно.

О возрастах

У ихалигов издавна повелось судить не только по делам, но и по возрасту, ибо время — не враг, а мерило духа.
Юных зовут волками — не из презрения, но за резкость, прыть и острый зуб. Волк не слушает, он рвётся вперёд. В нём ярость крови и голод поступка. Волк не знает меры, но знает запах свободы.
Зрелых называют воронами — чёрнокрылыми хранителями рода. Ворон помнит и видит, он говорит коротко и метко. Его голос — как стук клюва по кости. Ворон замечает все. Он кружит над полями жизни, видит, где зреет плод, а где гниёт корень. Он помнит то, чего другие уже не помнят, и знает то, что другим ещё предстоит узнать.
А тех, чьи волосы давно как снег, зовут тварями — не в обиде, а в благоговении. Тварь — это тот, кто уже наполовину в земле, кто видит не глазами, а через трещины мира. С ним говорят шёпотом, к нему идут не за советом, а за предсмертным знанием. Он не старик — он врата.

Неспелая фюльгья

Не думай, что боги любят, когда им приносят в жертву детей.

Когда ты приносишь Воину в жертву первенца, ты приносишь много – своё будущее, своё дело, свою кровь. Когда ты приносишь чьего-то чужого первенца, ты используешь бога как помойную яму, бросаешь ему кости да объедки. Так ли надо поступать тому, кто чтит богов? Или тому, кто хочет от них что-то получить? Разве ты дашь то, что просит, человеку, который навалил тебе в руки черствого хлеба и тухлого мяса?

Но вообще, поставь себя на место бога. Какой толк в ребёнке? Кого бы ты с большей радостью встретил в своём домохозяйстве? Голопузого сорванца, от которого одна суматоха? Или здорового, сильного и учтивого мужчину, знающего меру в еде и выпивке? То-то.

Вот и приноси пленников, не дури. Если жалко приносить, такой он пригожий и ладный, что себе бы оставил, богу точно понравится. Если оторви да брось – имей совесть, не посылай в чудный терем в верхнем мире малохольного дармоеда! Разве скажет тебе бог спасибо?

Дети – вообще плохая добыча для колдуна. Говорят, у них неспелая фюльгья. Не всё красное – спелое. Красная земляника спелая, красная ежевика – нет. А красный мухомор – спелый, но есть без особой нужды не надо. Так вот, ребёнок может казаться взрослым, но как ни крути, душа – не любая душа, а нужная душа, – говорят, до 18 лет вовсе не вызревает.

Есть легенда о хитрой лазутчице, которая прокралась во вражий стан, пришла к могучему герою, пока он спал, и выдрала ему с темечка три волосины, в которых было его имя. Вот был бы он дитём – не получилось бы. Рви – не рви, называй имя, не называй, а пока не вырос, имя над ним не будет властно над ним.

Я на внучке своей проверила – ничего не сломалось. Было ей пять лет, когда я поименовала её. Сейчас ей двадцать, она в силу вошла, справная вышла хекса. Моргнет – навесит волдырь величиной с козье вымя, палец скрючит – ногу из сустава выдернет. Вся до капельки волшебная сила при ней.

Сейчас на тинге спорят о молодом вожде. Есть такие, что говорят, что прятать его надо всеми силами, чтобы пока он мал, враги не назвали его имя и не лишили его силы. Дурачьё! Имя надо прятать, но не мальчишку. Пока он мал, они могут сколько угодно его по имени звать, ничего не выйдет. Давно бы уже отыскали и обучили как следует нашего юного владыку, пусть пользуется тем, что годами мал и что имя его ему пока не опасно.

ПОТОМКИ СЕМЬИ ФЕРРИНО

Настоящие:

Завещание изгнанницы Феррино

Иногда мне кажется, что мы, Феррино, рождались только ради памяти. Чтобы помнить. Чтобы не забыть. А иногда — что именно она, память, нас и убила.

Я — дочь дома, чьё имя шептали в залах совета и проклинали на улицах. Мы были знаменем и клеймом, проклятием и наследием. О нас не слагали песен — слишком много крови. Не строили мавзолеев — слишком живучи.

Но мы были. Мы всегда были.

Не по записям и печатям — по праву памяти. Мы были до свитков и грамот, до архивов и гербов. Мы были, когда Кичига поставил первый камень в Розах. Были, когда теллекурре вышли из Облачного леса. Но память — не доказательство. Когда старые дома раскладывали свои родословные на мраморе, нас ставили в конец. Не потому, что мы были младше. Потому что нас боялись.

И всё же, когда нас впервые призвали в Совет, четыреста лет назад, мы уже считались старыми — во всём, кроме жалких печатей. Но место нам нашлось лишь у дальнего конца стола. Мы приняли это. Сделали вид, что не заметили. Тогда тирания Знаменосца ещё жила в памяти всех, и те, кто ратовал за древние обычаи, нуждались в вожде. Тогда всё казалось чётким: честь рода, долг перед князем, право силы. «Волчий Зов», к которому мы приложили руку, стал голосом эпохи и грозным предупреждением врагам.

Когда я в юности читала семейные летописи, я не сомневалась: справедливость была на нашей стороне. Я верила, что мы имели право поднять знамёна. Мы, истинные хозяева города, забытые и униженные. Я восхищалась великим Бартошем Феррино, тем, кого называли Кровавым Вепрем. Он надел боевую маску — ту самую, передаваемую по линии старшего — и пошёл на Розы. Сначала — в союзе с Джойзо, Сомбре, Тенегривами. Потом — в одиночку.

Читая о нем в юности, я думала: он герой. Сейчас — не уверена.

Да, нас предали. Да, старые кланы выбросили нас за порог. Но стоила ли гордость того, что мы привели в Розы очередную войну?

И всё же Вепрь спас город. Когда князь Клина готовился сжечь Розы, жрецы изрыгали проклятия, а дружины жаждали крови и добычи — он, верный союзник, встал перед ними. Кто-то говорит: уговаривал. Кто-то — что угрожал. Мне всё равно. Он остановил князя. Он спас город. И это забыли. Он был героем без памятника. Командующим без власти. А в итоге – изгнанником, до самой смерти.

Когда Розы окончательно сбросили княжескую власть, нас забыли. Джойзо, Сомбре, Тенегривы, даже Териак — все получили долю. А нас — вычеркнули. Мы стали тенью в тенях.

Потом появилась Лига Цветов. Я не знаю, есть ли она теперь — быть может, рассыпалась в прах, как и мы. Но тогда — она была силой. Говорили красиво: о мире, о прощении. И дали нам его. Так, как будто мы просили. Как будто мы стояли на коленях. Но не ради милости — ради выгоды. Так говорил дед, и я ему верю. Лига нуждалась в том, что было у нас — в нашей крови, в именах и ликах, известных ещё до Ловушки.

А бабушка говорила иначе: Лига позвала нас не по милости, а по расчету, но не только… Карала, да. Манипулировала, да. Но когда весь мир сгорал в войнах, когда теллекурре убивали просто за имя, в Розах благодаря ей всё ещё можно было жить.

И — да, Лига не шла на родной город с мечом. В отличие от нас…

А потом пришёл Он. Тогда Его ещё не звали Властелином. Тогда он был просто надеждой. Холодной. Жуткой. Но — надеждой. И мы пошли за ним. Кто-то — сразу. Кто-то — позже. Мы снова шли под чьим-то знаменем, надеясь, что это не повторение старой ошибки. Мы сражались. Мы умирали. Мы убивали.

Он согнул мир и нас вместе с ним. Феррино, Джойзо, Териак присягнули охотно. Сомбре, Тенегрив, Конелли – молча. Но все заплатили свою цену.

Семь братьев моего деда — только один умер в постели. Остальные исчезли в огне и дыму. Кто-то – на полях бесконечной войны. Кто-то – от ярости и гнева Взятых. Но, несмотря ни на что, в последний день отец ушёл с Ним — чтобы не вернуться. Я помню его лицо. Отец не был жестоким. Просто верил, что всё это — ради будущего, ради преображения несовершенного мира. И теперь я спрашиваю: был ли он глупцом в своей верности?

Мы остались. Поколение детей, не знавших ни весны, ни тепла. Старший брат Войцех — калека. Младший Чеслав — тень. А я… просто та, кто помнит. Лишь одно объединяло нас – желание бежать от той реальности, что нас окружала. Забыть всё как кошмар. Но реальность обрушилась сама, и погребла под собой всё, чем была наша жизнь.

Из всех родичей с того поля великой брани вернулся только один. Двоюродный брат отца – Ярек. Почти немой от пережитого. В его взгляде жила пустота. Он сказал только: «Всё кончено».

Старики и мать остались в Розах. Не по упрямству, от усталости. Старший брат ушёл своим путем — с Маской Вепря. На восток. К Равнине Страха. На поиски того, что, возможно, никогда не существовало. «Чтобы вернуть дар» – только и сказал он. Мы с младшим братом и дядей собирались на запад. Просто потому, что его солдаты – Рота Бури – более не признававшие ничьей власти, направлялись туда. Их доброты хватило лишь на то, чтобы разделить с нами дорогу. Но и это было в те времена дорогим даром.

Но прежде, чем были сказаны последние слова прощания, пришла ночь погромов, всё рухнуло. Толпа. Огонь. Крики. Брат, дядя — исчезли. Остались лишь зола и гарь. Больше никого из тех, кто был со мной одной крови я не видела живыми… Я просто бежала, бежала, бежала…

Он нашёл меня на третью ночь. Незнакомец. Молчаливый. Один из тех, кто спасал мир — и заливал его кровью. Он спросил имя. Я соврала. Он не поверил. Тогда я сказала: «Феррино». Он помрачнел. Но остался.

Мы были вместе недолго. Несколько месяцев, украденных у мира. Мы забыли, кто мы. Он нарушил клятву ради любви. Я — дала себе право быть живой.

Он не раз говорил, что «мешает прошлому стать прошлым». Я не понимала. А потом его не стало. Он пал. Не в бою. Не с гимнами. Просто — от кинжала в спину. Его смерть не спасла мир. Но, может быть, спасла меня. И, точно, наша встреча спасла наш род. Две ветви одного клана сошлись сначала на поле боя. Потом соединились на проселочной дороге.

Мы подарили роду Кабана будущее. Если ты, потомок, мой и его, найдёшь это письмо — не считай себя обязанным повторять наши ошибки. Но и не отрекайся. Ты — не кровь. Ты — выбор. И, быть может, ты выберешь лучше, чем мы.

Катаржина Феррино

Потерянный потомок Войцеха

Феррино — древний аристократический род теллекурре, прославившийся суровостью, преданностью союзам и неспособностью к тонким политическим играм. Они возводят род к клану Кабана. Они не были единственными представителями клана в Розах – но быстро оказались вождями.

За 400 лет Владычества род становится известен как убежденные монархисты, служат князьям в Мейстрикте, часто выступают против республиканцев Розах. Другие аристократы часто меняют сторону – Феррино остаются верны.

Их выдающийся предок — Бартош Феррино, прозванный Железный Вепрь, командовал в гражданской войне, выходя в бой в маске Кабана. Его партия «Волчий Зов» отстаивала монархию, но была вытеснена из Роз. Позже Бартош был изгнан политическими соперниками, еще позже спас Розы от разрушения, но сам туда не вернулся.

После падения княжеской власти Феррино были изгнаны. С появлением Лиги Цветов они вновь получили право жить в Розах, но уже под надзором. Несмотря на архаичность и упрямство, они сохранили влияние и продолжали защищать теллекурре: помогая беженцам из поселений, разрушенных форсами, или участвуя в походах соседей.

Им удалось вернуться в политику. В последние 200 перед Владычеством они играли важную роль в городе. В 180-х гг. до С.В. молодые Феррино участвуют в походах наследника князя Дубины против форсов Вяза и Вия. Тогда же они впервые встречаются с Эрином Безотчим. Во время осады Роз (80–67 гг. до С.В.) семья проявляет героизм, а в 63 г. до С.В. Иво Феррино участвует в ответных кампаниях против Форсберга.

Когда в 37 г. возвращается Комета, Феррино вступают в союз с Джойзо, Териак, мелкими домами и с одобрения Эрина Безотчего совершают «великий поворот» Роз — город становится союзником будущего Властелина. Сибор Феррино сопровождает Эрина в походах, а по семейной легенде — и на свадьбу с Госпожой.

В первые годы Владычества Феррино и Джойзо управляют Розами. Но со временем их приверженность Империи делает их мишенью: многих членов семьи убивают Костолом, Зовущая Бурю, Ревун, играющие в жестокие политические игры. Те, кто держится в тени, не высовывается – Джойзо, Сомбре и Териак – сохраняются лучше. Но Феррино остаются верны Владычеству. Последний глава семьи – Зоран – уходит с Властелином на последнюю битву, чтобы никогда не вернуться.

Но есть и другие в клане Кабана – те, кто стойко воюет за Восстание. Нет только безразличных.

После падения Владычества Феррино страдают сильнее всех, став символом непоколебимой, но устаревшей аристократии. Семья несколько веков считалась полностью погибшей, пока несколько лет назад ее потомки не вернулись в Розы, хотя пока и не заняли там прежнего положения.

Семья твоего персонажа жила за пределами Роз. По преданию, твой предок был старшим и единственным выжившим сыном Зорана Феррино. Его звали Войцех. Он сумел выскользнуть из города, который погружался в хаос после падения Владычества. Сумел выжить и оставить потомства. По тем же смутным преданиям он увез из Роз клановую маску Кабана. Так это или нет – тебе точно не известно. В любом случае, никакого такого наследия ты не получил. Войцех был одержим поисками места «где были созданы наши Лики», потому что желал «восстановить старые договоры или вернуть долги». Что он имел в виду – не знает никто.

Со дня смерти Войцеха минуло 400 лет, но только недавно потомки Кабана решились вернуться в Розы. Снова. Как после древних приговоров и изгнаний. Похоже, этого момента ждали и другие Феррино – целая семья, богатая судя по всему, прибыла откуда-то с запада, хотя твои родичи были уверены, что больше никому из потомков Зорана не удалось выжить (у него были младшая брат и сестра - Чеслав и Катаржина). Больше о родичах в Розах тебе ничего не известно. Хотя, быть может, сохранился кто-то из тех, кто воевал в прошлой войне за Восстание. Возможно, сейчас их следует искать в Сделке.

Самозванцы:

История Чеслава Феррино, выжившего, записанная по рассказу старика из Арчи

— Ну что ж, друг мой. Слушай. Мы — Феррино. Старый род, хотя в древних списках теллекурре, спутников Кичиги, нас не найдешь. Но к тому времени, когда мы появились заявили о себе в Розах всерьез, нас уже звали «старыми». Мы сами, гордые упрямцы, говорили, что ведем себя от клана Кабана. Так и жили — злобные, упрямые, с клыками в крови.

Поднялись лет за четыреста до Владычества, после того как пал Знаменосец. Розы тогда крепко взяла в руки новая знать — кто теллекурре, кто форс по роду. Старые семьи чувствовали себя обобранными дочиста, жаждали реванша. Вот и сложилась партия «реставрации» — Сомбре, Джойзо, Тенегривы и мы, Феррино. За спиной у нас были князья Клина из Мейстрикта — тоже хотели вернуть власть в Розах.

Кровавые были времена. Года не проходило, чтобы армия того или другого клана не совершала какой-нибдуь поход. И Розам пришлось не раз сидеть в осадах. Тогда и выдвинулся Бартош Феррино — полководец наш. В маске Кабана он в бой ходил, за что прозвали его Железным Вепрем. Он презирал все эти интриги и трескотню. Только меч, только приказ. Его боялись и свои, и чужие. Монархисты его признавали вождем. Потом нас всех прозвали «Волчий Зов» — по старому символу княжеского клана.

Но сначала мы потерпели поражение. Князь Клина был слаб. И лишь когда армии Клина возглавил сам Бартош, дела пошли на лад. Розы в итоге ворота открыли и князя снова господином признали. Правда, самого Бартоша в Розы не пускали — слишком опасным считали. Назначили командующим войск Клина, чтоб подальше держать. Собственные союзники его ненавидели, князь его опасался.

А когда Розы опять поднялись и князь грозил стереть их в пыль — Бартош встал за город. Уговорил государя пощадить Розы, дал им возможность выкупить вольности. Но сам туда больше не вошел. После еще одного восстания власть князя рухнула окончательно. Нас изгнали. А город стал ареной междоусобиц, упадка и жадных амбиций.

Тогда и появилась Лига Цветов. Они довольно ловко дела устроили. И себя высоко поставили, и реформы, и изгнанников амнистировали. Так вот нас и вернули. Хоть и не радостно было возвращаться вот так, но выбора особо не было. Или в изгнании помирать, или в родном городе заново обустраиваться.

Мы, Феррино, держались старых обычаев, верили в превосходство теллекурре. Даже кое-какое влияние вернули, хотя до былой славы ох как далеко было. Замки свои сдать пришлось, жили почти постоянно в городе — на виду у Совета, так сказать. «Волчий Зов» стал клубом стариков. А потом его в вовсе забыли. Вот так горько эта история закончилась. Лет за триста до Владычества, коли память мне не изменяет.

А потом дела понемногу на лад пошли. Лигу Цветов к нам обратилась, в свои ряды позвала. Да, нас считали упрямыми и небезопасными… Да мы и были такими. Но рассуждали, видать, в Лиге так: объединить усилия, стариков вместе собрать, да к делу пристроить. К тому же завет Бартоша — «хранить Розы» — еще звучал в памяти. Вот мы и согласились.

На Севере в это время снова бушевали войны форсов и теллекурре. Форсы побеждали. Во многих городах теллекурре гнали. В Розах тоже иногда потряхивало, но власти с Лигой за спиной крепко держались. Город стоял между двумя мирами, держался нейтралитета. Все понимали: если резко пойти за форсами — Клин падет, а Розы потеряют свободу. Мы это знали лучше всех. Готовы были платить любую цену за эту политику. Лига Цветов помогла нам восстановить богатство, вернула доступ к власти. Мы даже помогали нашим, беженцам из Мейстрикта и юга — Вий там крушил селения теллекурре без пощады.

В 180-е годы до Владычества некоторые молодые Феррино ходили с наследником князя Клина Дубиной против форсов Вяза и Вия. Бывало — удачно. Бывало — с кровью и позором. В Розах нас за это осуждали. Говорили: «подрываете дипломатические усилия». Но мы слушали вполуха. Ну кто станет юнцов от войны отваживать, кто славы лишит? Так и жили.

А в то столетие множество битв случилось. На одной из них наши впервые встретились с Эрином Безотчим. Тем, что потом Властелином оказался. Старики нам рассказывали, что и тогда он уже очень необычным был. Колдовство – неодолимое. Планы – смелые. Страха – ни грана.

Когда Форсберг на 13 лет Розы в осаду взял, все мы горя хлебнули. Все тогда вместе стояли, и Сомбре с Джойзо, что понятно, и Тенегривы с Конелли, хоть и форсы. Жаркое дело было. И грязное. Мало радости годами за стенами сидеть. Вот тогда Эрин нам на выручку и пришел. Розы его как спасителя чествовали. И на нас, как соратников его, стали с большим уважением смотреть. Так что когда в 63 году до Владычества он в ответный поход на Форсберг отправился, под знаменем его лучшие сын Роз стояли. Феррино все как один, кто оружие в руках держать мог, на то дело вышли. Там Иво Феррино сделал себе имя как беспощадный командир. Его именем долго потом форсовских детей пугали. Но победы решительной мы так и не добыли. Зато с Джойзо сблизились. И то нам потом пригодилось.

Пока мы то в одной, то в другой кампании воевали, в Розах крамола завелась. Появились там «миротворцы», которые по углам, да в кабаках твердили, что пора под форсов ложиться. Мол, им суждено победить. Мы кричали, что это кабала. Нас мало слушали. Между нашей молодежью и юнцами Конелли по таким поводам случались дуэли. Запрещенные, конечно. Но и мы, да и они, чести мы держались. Никто в суд не бегал, даже если поединщик какой жизни лишился. Конелли-то больше из фанаберии нас задирали. Сами были не дураки повоевать, и мирные разговоры не особо примечали.

Лига Цветов трещала по швам, но не сдалась. Благодаря ей, как говорили мне, раскрылись заговоры форсов в Розах. По одному такому случаю и Конелли в изгнании оказались. Хотя кто там на самом деле козни строил уже не выяснишь. Но если у старших наших тогда и были сомнения в вине соперников – они промолчали.

За 37 лет да Владычества вернулась Комета. Время решительных поступков пришло. Мы вступили в союз с Джойзо, Териак и мелкими домами. Получили благословение Эрина. Организовали «великий поворот» — город стал союзником Эрина и всех теллекуре. Сибор, наследник дома, почти не отходил от него в походах. Дед говорил, что и Властелин ему честь особую оказывал. Когда Госпожу в жены брал, в почетный эскорт из 13 воинов-теллекурре включил.

Несогласные, конечно, были. Но очень скоро кто на тот свет отправился, кто в изгнании оказался. Сомбре и Тенегривов, вот, пришлось подвинуть.

После же того, как Владычество провозглашено было. Мы и Джойзо управляли Розами. Да и некому больше было. Териак скрывались после разорения Аметиста, Сомбре и Конелли сидели тихо. Тенегривы что-то интриговали, но напрямую в дела не лезли.

Однако не все гладко было. Империя шла в разнос. И наша преданность быстро сделала нас мишенью. Нас ненавидели и многие в городе, и клевреты Взятых в Сумраке. Феррино шапку перед ними не ломали. Многие из нас считали, что эти господа-рабы окончательно погубят Империю, и, кажется, не слишком ошибались. Если бы не они, Госпожа бы норов Властелина смирила…

Костолом, Зовущая Бурю — они поубивали немало наших. Да и другие отметились. Госпожа проводила реформы, восстанавливала влияние Сомбре и Териак. Джойзо с ними сблизились.

К моменту, когда Владычество уже на ладан дышало, все сколько-нибудь видные соратники и соперники наши в тень ушли. Город был пуст, как во время чумы. А новости, что до нас доносились… Каждая следующая страшнее предыдущей.

Зоран Феррино – патриарх тогдашний – на Последнюю Битву с Властелином ушел. Трое детей у него осталось. Сыновья – Войцех и Чеслав, и дочь – Катражина.

Старший, судя по всему калекой был, к воинскому делу не пригодным. Младший же слишком юн. А может отец его Зоран понимал, что уходит на битву, с которой возврата не будет, и хотел хоть один росток семейный сохранить. Феррино к тому времени сильно поредели. Владычество дорого брало и с правых, и с виноватых.

Войцех первым уехал. Когда вести о поражении до Роз дошли, ему маску нашу семейную доставили выжившие солдаты из Роты Бури, что рядом с отцом сражалась. И он какой-то идеей загорелся. Мол, надо реликвию семейную в «правильное» место доставить. И уехал. Один. На восток. Потом пытались мы не раз следы его отыскать – тщетно. А вот разговоры о маске слышали. Вроде как на севере она объявилась. Да только может это всего лишь байки.

Чеслава же, как он рассказывал, вместе с сестрой стали в долгий путь собирать. Все, что ценного у семьи оставалось, с собой прихватить велели. Да затянули со сборами. Город полыхнул. Тени в ночи. Факела. Пожары. Погромы. Всякого, на кого толпе указывали как на пособников «тирана» рвали на месте. Чеслава дядя Ярек, последний из старших Ферриино, как я думаю, с солдатами с боем через ворота вывел. А Катаржина… С тех пор про нее ни слуху, ни духу. Хотя среди погибших, о ком потом Чеслав кропотливо вести собирал, все все остальные родичи были, а ее не было. Вот только знаем мы, что с девицами в таких случаях бывает…

Чеслав же не просто, но до Трубы добрался. Там честь по чести с Ротой Бури рассчитались, да каждый своим путем отправился. Ценности семейные многие вывезти смогли, да и вклады в Самоцветном банке сохранились. Банкиры там как драконы золото берегут, но сделок не нарушают. Так что остался он богатым и единственным наследником. Жизнь он вел неприметную, таким его нрав был. Но детей родил, и внука воспитал. Хотя с тех пор, как говорят в нашей семье, не слишком сильным семя Феррино стало. Коли в прошлом и по семь братьев в поколения родиться могло, то сейчас едва одного наследника взрастить удавалось.

Вот так и случилось, что остался я последним из Феррино. Одинокий старик в Арче с ее могильниками. Самое место, чтобы точку поставить.

Такова история рода Феррино. История кабанов и волков. История крови и поражений. Запомни её, если хочешь. Но не повторяй.

**Представителю и агентам Самоцветного Банка в Розах

**Уважаемые господа,

Позволяю себе обратить ваше внимание на обстоятельства, произошедшие несколько лет назад в городе Опал, однако значение которых стало ясно лишь теперь, после появления ряда тревожных совпадений и свидетельств.

Тогда, по записям местной конторы, некая группа лиц, представившаяся потомками знатного рода из Роз, предъявила документы, на основании которых получила доступ к хранилищу, зарегистрированному в вашем Банке ещё со времён Владычества. Наследие, долго числившееся в спящем статусе, было передано им в полном объёме, без лишнего шума. На тот момент ничего не вызвало сомнений: бумаги были в порядке, манеры — безупречны, происхождение — заявлено убедительно.

Однако лишь недавно появилось устойчивое подозрение, что имело место присвоение имени, статуса и, возможно, наследственных прав, не принадлежащих действительным владельцам.

Если подозрения подтвердятся, может оказаться, что хранившееся наследие было выдано по ошибке или в результате умышленного обмана. Понимая природу и репутацию Банка, считаю, что вы могли бы пожелать получить предварительное уведомление, прежде чем дело примет огласку или будет поднято заинтересованными лицами из числа прежних владельцев.

Полагаю также, что Банк проявит признательность, если дело будет расследовано и опровергнуто или, в случае подтверждения подозрений, должным образом разрешено.

Смотритель II стола I печати

518 год от Становления Владычества

Феррино и Рота Бури

Рота Бури не родилась в знатных залах и не имела знамен с гербами. Её основали беглецы и ветераны после Второй Кометы — те, кто пережил Великую Битву, но не хотел присягать новым властителям. Среди них были старшие наёмники с именами, внушавшими уважение, и просто люди, которым надоело умирать за чужие амбиции. Они не стремились к завоеваниям: их нанимали те, кто хотел выжить.

Феррино всегда были ближе к клинку, чем к слову. Когда мир стал рушиться, они не побрезговали нанять Роту Бури — сначала для защиты своих земель, потом для сопровождения собственных семей. Официально это был контракт: охрана ценностей и людей, откуп от бесчинств, союз без клятв крови. На деле же Рота стала их последним щитом на дороге в изгнание.

После падения Владычества трое детей Феррино были в числе тех, кого спасли от толпы и пожаров именно бойцы Роты. Говорят, что старший брат нанял их заранее, предчувствуя погромы. Средний исчез в хаосе. Младшего — того самого, что рассказывал свою историю потомкам — вывели на запад через развалины, среди тысяч беженцев. Без Роты он бы просто пропал в огне.

Отношения не были дружбой — скорее расчетливым уважением. Феррино оплачивали услуги, но не приказывали. Рота не клялась в верности, но не предавала. И это взаимное понимание пережило всё: падение городов, смуту, смену знамён. Они не были союзниками в великой политике, но делили хлеб и страх на одних дорогах.

Рота Бури знала о грехах Феррино. Но и знала их цену. Наёмники не спрашивали, за что проливалась кровь дома — только требовали плату за то, чтобы не дать пролить её снова. Говорили: «Мы не судим. Мы провожаем живых к жизни.»

В потомках Роты сохранилось предание о Маске Вепря — как о предмете, который их капитан лично передал старшему Феррино, уходящему на восток. Мол, в тот день контракт закончился, но честь осталась. Маска стала символом долга, который больше не оплачивался золотом.

С младшим братом род поддерживал связь долго — он жил и двигался с отрядом годами, считая их почти семьёй. Некоторые называли его «скупым», другие — «учёным», но в Роте знали, что он помнил каждого погибшего Феррино по имени и читал имена вслух у костра.

Со временем Рота Бури превратилась в бродячую дружину без родины. Их нанимали купцы и мелкие лорды, но никогда больше — маги или властелины. Они говорили, что однажды уже «охраняли господ, что хотели стать богами», и больше не возьмутся за такое.

А память о Феррино жила у них просто: как о тех, кто умел платить и помнить. Кто мог предать и раскаяться. Кто знал цену крови и цену прощения. Их вспоминали без пафоса. Но с уважением — а для Роты Бури это было многого стоило.

История семьи Феррино

Феррино — древний аристократический род теллекурре, известный своей суровостью и упорством.

Они возводят происхождение к древнейшим теллекуре, но истинную славу снискали славу в IV веке до С.В. как предводители партии «реставрации» и сторонники князей Клина. Их самый знаменитый предок — Бартош Железный Вепрь — был полководцем и символом «Волчьего Зова», монархистской партии. Феррино отличались жесткой верностью союзникам, но неумением вести тонкие игры, за что не раз оказывались в изгнании.

Во времена Владычества они были верными сторонниками Властелина и Госпожи, за что после падения Империи стали одними из главных мишеней мести. В народной памяти их часто описывают как гордых, опасных и мрачных людей — хранителей старых порядков и традиций. Но было среди Феррино и много героев, что положили жизнь, защищая Розы в самые смутные годы.

Историки считают Феррино примером аристократии, что поставила верность и честь выше выгоды, но не смогла перестроиться в новый век и омрачило свою историю кровавыми деяниями.

Семья Феррино не числится напрямую в списках теллекурре – спутников Кичиги. Однако к моменту, когда она появляется на политической арене, считается уже “старой”. Сами они возводят свой род к клану Кабана.

Ее возвышение происходит в IV веке до С.В., когда после падения Знаменосца к власти в Розах приходит новая аристократия как теллекурского, так форсовского происхождения. Старые семьи чувствуют себя ограбленными и жаждут реванша. Так рождается партия “реставрации” из Сомбре, Джойзо, Тенегривов и Феррино. Они опираются на поддержку князей Клина, живущих в Мейстрикте и желающих вернуть власть в Розах.

В гражданской войне в качестве полководца славу обретает Бартош Феррино Феррино. В бой он иногда выходит в древней маске Кабана, за что получил прозвище Железный Вепрь. Недюжинные военные таланты Бартоша и его презрение к интригам скоро делают его естественным лидеров “монархистов”. Позже эту партию назовут “Волчий Зов” (от старого символа княжеского клана – волка).

Первоначально раздоры между старой аристократией приводят к поражению монархистов, но когда армии Клина возглавляет Бартоша Феррино, ему удается восстановить власть князя в Розах. Впрочем его самого стараются держать подальше от города, назначив командующим войск Клина – его не любят бывшие соратники, а окружение князя считает слишком амбициозным.

Но когда Розы снова восстают и князь грозит городу разрушением – Бартош Феррино выступает защитником. Ему удается успокоить суверена и городу даруют возможность выкупить частичные вольности. Но сам командующий в город больше не вернется.

После нового восстания, поддержанного и старой аристократией, власть князя окончательно рухнула. Феррино изгнаны. Город погружается в борьбу семей, гильдий и партий и движется к упадку.

Появляется Лига Цветов, которой удается возглавить движение за примирения и реформы. Меняются законы, амнистируются изгнанники. Получают возможность вернуться и Феррино.

Семья твердо держится старых обычаев и теории превосходства теллекурре, даже пользуется некоторым влиянием. Но, как и прочие аристократы, вынуждена сдать замки и почти постоянно жить в городе, на глазах у городских властей. “Волчий Зов” все еще существует – но это уже скорее клуб стариков, чем партия. К концу III века до С.В. Феррино пришли сильно ослабленными.

В начале II века Феррино получают приглашение в Лигу Цветов. Их считают архаичными, упрямыми и небезопасными, но общая логика Лиги – объединение усилий. Да и завет Бартоша Феррино “хранить Розы” еще жив.

На Северном континенте тем временем новая волна конфликтов между форсами и теллекурре. Форсы явно доминируют. Во многих городах теллекуре подвергаются гонениям. В Розах этнические конфликты случаются, но их стараются гасить. Расположенный между землями двух народов город пытается оставаться нейтральным. В Розах понимают,, что сейчас, когда Клин слаб, а Форсберг силен, совершить резкий поворот в пользу форсов может означать новую потерю независимости.

Феррино, осознавая слабость теллекурре, готовы поддерживать эту политику любой ценой. Благосостояние семьи благодаря участию в Лиге Цветов восстановилось. Она вновь допущена к власти, а потому часто тайно оказывает помощь единоплеменникам – беженцев в Мейстрикте и Розах стало много, Вий безжалостно громит южные поселения теллекурре.

Некоторые молодые Ферррино в 180-е гг. до С.В. участвуют в походах наследника князя Клина Дубины против форсов Вяза и Вия. Иногда успешно. Иногда нет. В Розах их осуждают и обвиняют в “подрыве дипломатических усилий отцов города”. Но это их не останавливает. В течение всего столетия происходит множество битв. И на какой-то из них один из Феррино впервые знакомится с Эрином Безотчим.

В I веке до С.В. они уже плотно связывают свою судьбу с Эрином. С 80 по 67 год до С.В. Розы находятся в осаде сил Форсберга. Феррино прославились как стойкие бойцы. И когда Эрин приходит городу на помощь – их влияние растет. Позже, в 63 году до С.В. почти все умеющие держать оружие Феррино отправляются в ответный поход на Форсбрег. Иво Феррино становится известен как один из самых жестоких “полевых командиров” в тех битвах. Впрочем, решительной победы над врагом одержать не удалось. В тех походах начинается сближение с Джойзо, другим древним теллекурским родом, участвующим в событиях.

В Розах тем временем, наоборот, все больше силы набирает партия, которая призывает примкнуть в растущей коалиции форсов, ибо “ей суждено победить”. Феррино яростно возражают, утверждая, что это прямой путь в кабалу Форсберга или Вия. Их слушают слабо. Между юношами из Феррино и Конелли периодически происходят стычки. Но обе стороны держаться в рамках дуэльного кодекса и хотя поединки запрещены, в суд никто не обращается, даже если поединщик убит.

Лига Цветов расколота, хотя капитулировать не готова. Не без ее участия в городе вскрываются заговоры форсов, желающих установить контроль на над Розами. В одном таком участвуют (или обвинены) Конелли. На какое-то время их изгоняют, что играет на руку Феррино.

В 37 году, когда комета возвращается, начинается время решительных действий. Вступив в альянс с Джойзо, Териак и рядом мелких теллекурских домов, получив благословение Эрина, Феррино организовывают “великий поворот” Роз. Город становится союзником Эрина, а наследник главы дома Феррино – Сибор – постоянно сопровождает его в походах. Противившиеся члены совета изгнаны или таинственно умерли (пострадали, в частности, Сомбре и Тенегривы)

По семейной легенде, в эскорте из 13 воинов теллекуре, сопровождавшем Эрина на свадьбу с Госпожой, был и наследник Феррино.

После установления Владычества Феррино и Джойзо первые годы остаются фактическими правителями Роз (Териак на время скрываются после разрушения Аметиста, Тенегривы, Конелли, Сомбре держатся тише воды ниже травы).

По мере того, как Империя Властелина идет в разнос, Феррино, с их непоколебимой провластелинской позицией сокро становятся объектом ненависти и в городе, и среди Взятых. Несколько членов семьи в разное время гибнут от рук Костолома и Зовущей Бурю. Одновременно в рамках бюрократических реформ Госпожи отчасти восстанавливается влияние Сомбре и Териак, с которыми сближаются Джойзо. С тех пор в семье живут предания о Взятых, которые погубили империю Властелина и Госпожи, которая без этих тварей пришла бы к истинной гармонии и счастью.

В целом, к моменту падения Владычества большинство выживших аристократов самоустранились: отправились в добровольное изгнание или отказались участвовать в городской политике. Поэтому, когда победители Властелина начинают сводить счеты – Феррино страдают больше всего. Хотя достается и Джойзо, Сомбре, Териак.

Немногочисленные выжившие члены семьи бегут из Роз. Последний известный доподлинно глава семьи Зоран Феррино погибает в Последней Битве, сражаясь на стороне Властелина. Потомков трое. Старший – Войцех Феррино – покидает город и увозит маску куда-то на восток. Младший – Чеслав – едет в Трубу в сопровождении отряда наемников “Рота Бури” (солдаты, служившие с его семьей во времена Владычества) и остатков семейного достояния. Судьба дочери – Катражины – неизвестна.

Потом Чеслав Феррино переберется в Арчу, где и скончается богатым одиноким стариком много лет спустя. Его попытки разыскать брата и сестру ничем не закончатся.

В начале 400-х гг. в Арче последнего представителя семьи находят наши герои (теллекуре из клана Белки, скрывающиеся после большого самопожертвования клана) и после нескольких лет общения с ним решают, что можно поиграть в эту игру самим. В частности, они получают доступ к его сбережениям в Самоцветном Банке в Опале.

Они не спешат возвратиться в Розы, так как раз в это время там властвует Форсберг и они резонно предполагают, что им не будут рады. Поэтому обосновываются в районе Медополя и Колдобины, поглядывая в сторону “родного города”.

Второй раз планы были отложены из-за Возвращения Госпожи, и внезапного невозвращения Властелина. Примерно в этот момент они начинают свою деятельность в качестве Воскресителей, которая в конце концов подводит их к возвращению в Розы.

До своего приезда они вступают в контакт с Сомбре и получают обещание содействия в возвращении статуса благородной семьи. Но гибель новых союзников оставляет их на перепутье.

ТЕРИАК

I. Время Подчинения и Первого Возвышения (ок. 517 до Становления Владычества)

Мы — Дом Териак, крови ючителле, родившийся из морской пены и песка древнего Аметиста. Под протекторатом Берилла мы положили первый камень нашего склада. Мы спустили первую галеру, когда государи Старшего Города провозглашали себя господами всех ючителле и ставили свои печати на каждом свитке сделки.

Но настало время их падения. Когда Берилл ослаб и Аметист сбросил оковы, среди архонтов нового вольного города впервые упомянут был наш пращур — Ашерт, первый Териак. Пусть мы не правили Аметистом безраздельно — но всегда оставались в Совете, в его хрониках, в его сделках, в его памяти. Мы стали не просто торговцами, но хранителями слова.

II. Путь на Север (470–410 до С.В.)

Мы, дети юга, потянулись к северу. Наш взор был устремлен на Мейстрикт, Розы, Форсберг. Там реки золото и реки крови текли рядом. Конкуренты — купцы из Опала — плели козни, но мы, наследники Аметиста, свивали сеть союзов. И мы выиграли.

Кинир Териак, младший брат архонта, отправился в Розы. Там он основал дом — не крепость, а хранилище для печатей и свитков. Первое время мы хранили нейтралитет — дружили с князьями Клина, договаривались с аристократами Роз. Но кто же удержится от игры, если ставка — путь через кровь и соль к богатству?

III. Время Смут и Выгоды (410–370 до С.В.)

Граница пылала. Теллекурре и форсы дрались, словно шакалы за падаль. Торговля страдала, но контрабанда — процветала. Мы продавали клинки и зерно обеим сторонам, чтили слова: «Деньги не пахнут».

Но потом пришел Умник. Народный кумир, Знаменосец Народа. С его знаменем чернь поднялась. Мы видели, как аристократы падали ниц, как торговцы, сперва, довольные его правлением, начали завывать от налогов.

Столпы Роз – Собмре и Джойзо – умылись кровью. Семьи помельче – как Феррино и Тенегривы – старались не высовываться. Толпа не делала различий между теллекурре и форсами. Богат и знатен – значит враг. Тенегривы вели себя поумнее, проявив должное уважение к Умнику. С ними можно было вести дела. А дел был много. Город залило кровью, и над окровавленными прилавками мы вели счет доходов.

IV. Тирания Знаменосцев (370–320 до С.В.)

Когда толпа зарвалась, нам пришлось вмешаться. Знаменосцы попытались обложить налогом караваны Самоцветных городов, и мы не стали молчать. Аметисте одернул наглецов. Жестко и решительно: или любые поползновения прекратятся, или торговли с югом больше не будет! Опал и Гранат поддержали нас. Князь Клина, щедро зачерпнувший в нашей казне, выставил отряды к западным перевалам.

Мы свернули дела и стали демонстративно готовиться к отъезду. И Знаменосец отступил. Но в народе начались погромы. Наша резиденция в Розах была разграблена. Мы потеряли многое, но спали дело. Да и потери в семье оказались невелики – привычный и естественный риск, когда имеешь дело с варварами. Прихлебатели Умника пролили реки крови его врагов, но лишили его поддержки всякого, в ком не угас разум.

После его смерти, немногие сохранившие ему верность, попытались поставить над Розами его внука. Но их время ушло. Вспыхнуло новое восстание, на этот раз на улицы вышли дружины благородных домов и наемники, в чьих карманах звенело наше серебро. Удачное вложение: победители нам благодарны, а некоторые назойливые конкуренты… Им не повезло. Теми, кто не попался на глаза наемникам, занялась гильдия «Вороново Крыло», птицы, что питались золотом и несли смерть.

V. Эпоха Гильдий и Банков (320–260 до С.В.)

В Розах воцарилась демократия — для богатых, разумеется. Мы все еще были для многих южными пришельцами, но деньги ломают предубеждения. Чиновники, купцы, даже аристократы открывали нам двери.

Сложными были отношения с Великой Библиотекой Роз. Она ревниво следила за соперничеством с Библиотекой Аметиста, что восстановил Папирус. Их борьба за древние свитки была иногда настоящей войной, с кровью, с жертвами.

В это же время в Опале начал работу Самоцветный банк. Мы стали его агентами, плели сети кредитов и долгов. Сковывали сильнее, чем самыми прочными оковами.

VI. Независимость и Маска Быка (260–200 до С.В.)

Наконец, Розы отряхнули ярмо вассалитета. Джойзо, Сомбре, Тенегривы и мы подняли знамя независимости. Княжеские отряды были разбиты, мир заключен, Феррино удалились в изгнание. Это снова стоило нам немало золота, но выигрыш был куда больше. Целый город, где мы снова, как наши предки в Аметисте, держали нити власти в своих руках.

Когда имущество разных изгнанников продавали с аукциона, среди антикварных лотов обнаружился прелюбопытный экземпляр – маска быка, какая-то теллекуррская древность. Наш Тейрам, колдун и книжник, изучил ее и открыл ее тайны. Мы начали искать другие, но где-то совершили ошибку, слишком рано продемонстрировали свой интерес. Купить их не удалось. Воровать мы не решились. И тогда мы сделали шаг навстречу – рассказали о тайне другим. Протянули между нами нити доверия – и тем связали их.

Так возникла Лига Цветов — союз Териак (Бык), Сомбре (Змея), Джойзо (Жаба), Фонарщиков (Лось) и Гильдии убийц (Паук). Маски печатями скрепили наш договор. И мы обратили свои силы на то, чтобы город стал спокоен, благополучен и покорен.

VII. Смутные Союзы (200–100 до С.В.)

Клин впал в смуту, князей больше не стало, власть захватил молодой волхв Волк. Монархизм в Розах выдохся, а Лига Цветов пополнилась последними витязями «Волчьего Зова» — Феррино вернулись, принеся с собой шестую маску, Кабана или Вепря, как они предпочитали ее называть в честь своего предка.

Хирам Териак возвысился до звания бургомистра. Он был талантлив, изворотлив, умен. Истинный сын семьи. Но когда он дал согласие на создание квартала Кости – судьба развернулась к нему спиной. Оболганный, ославленный, отвергнутый – он умер в одиночестве. Никто из тех, кто вручил ему власть не пришел на похороны. Лишь Лига цветов прислала венок черных роз.

После этого события мы предпочитали держались в тени. Той власти, что давали нам золото и цветы, было достаточно, чтобы чувствовать себя в безопасности куда больше, чем в родном Аметисте. Там Белтешазар — колдун и тиран — сместил остальных архонтов. Старшая ветвь Териак потеряла влияние. Но мы оставались нужными — Самоцветный Банк платил нам за лояльность. Сам он вполне процветал под крылом Белтешазара, а потому покорились и мы.

С Великой Библиотекой отношения испортились еще более, ибо ничего не было милее архонту-повелителю, чем древние знания. И платил он за каждое чистым золотом. В Аметисте был основан собственный Университет– еще один вызов Розам. Мы же, дети Аметиста, знали цену знания и крови.

Потом, к счастью, Белтешазар как-то нашел взаимопонимание с Великой Библиотекой. Но несколько десятилетий ни один из нас не решался получить читательский билет в Розах.

Белтешазар поддержал Эрина Безотчего, что стал потом Властелином. И мы — верные подданные Аметиста– тоже. В год Кометы, чтобы за 11 лет до Провозглашения Владычества мы передали Маску Быка посланцам из Аметиста, “чтобы было сделано великое дело”. Маска, как и было обещано, вернулась к нам.

VIII. Осады и Властелин (100–0 до С.В.)

Форсы шли войной на теллекурре. Розы были осаждены тринадцать лет. Их спас тот, кого потому назовут Властелином.

В этом веке из нашего рода снова вышел бургомистр – Ганнон Териак. Он правил мудро и пользовался всеобщим уважением.

Немало сил было потрачено, чтобы отвратить Розы от союза с его врагами. Вий, Вяз, Форсберг то угрожали нашему городу, то предлагали альянсы. Союз Королевы почти вырвал у нашего Совета согласие на совместные действия. Но мы не поскупились, и Феррино, и Джойзо выступили с нами вместе. Лесть, подкуп, угрозы, а там, где потребовалось, кинжалы или убивающие проклятия дали нам победу над противниками. Розы стали союзником будущего Властелина. Конелли, Тенегривы – все, кто заигрывал с форсами – были признали поражение. Сомбре – таинственно и недоброжелательно отмалчивались. Но мы были окрылены надеждой на великое будущее и не обращали на них внимания.

Но союз этот обернулся величайшим предательством. Когда, казалось, наша общая победа была уже близка, Властелин разрушил Алмаз и Аметист. Мы лишились разом и союзника и родины. И мы бежали из Роз. Мы утратили свое достояние. Многие члены семьи сгинули в тех скитаниях. Маска Быка потеряна, но не забыта навеки.

IX. При Властелине (0–37 гг.)

Комета возвещала новую эру. Властелин провозгласил Век Величия. Аметист пал, все колдуны или погибли, или стали Взятыми. Но нас нашла Зовущая Бурю — дочь Аметиста, ставшая Взятой. Она велела вернуться в Розы. Мы подчинились.

В Розах сохранились старые порядки, но платой была близость к Сумраку. Власть перешла в руки Взятых. Совет стал ареной для их фаворитов. Лига Цветов не собиралась. А в Розах и в Сумраке вечно продолжалось противостояние администраторов и полководцев, рационализма и безумия, Госпожи и Властелина. Все, что создавало величие Империи Империей же и уничтожалось. Права и левая рука Владычества крушили дела друг друга.

Мы сблизились с Сомбре и Тенегривами, которые не готовы были играть в игры с безумием. Пока Джойзо и Феррино расплачивались за свою верность – мы старались сохранить хоть что-то и идти вперед.

X. Смутное Время (37–100 гг.)

Когда Комета вернулась – Империя запылала с четырех концов. Круг Восемнадцати восстал из уничтоженных городов и крови жертв. Белая Роза объявила Владычеству войну. В эти годы цена за выживание была велика для всех. Но не у всех хватило средств, чтобы заплатить по счету. И они сгинули.

Нас спасло лишь вмешательство Зовущей Бурю, уничтожившей наших врагов и завистников. Но потом Владычество пало. Комета, озарившая его начало, стала и вестницей конца. На улицах Роз зазвучал клич Белой Розы. Погромы сожгли дома Феррино, Джойзо, Сомбре. Первые исчезли, вторые и третьи уцелели. Пролилась и наша кровь.

Власть захватил колдун из Круга Восемнадцати. Он преследовал нас как врагов дела Сопротивления. Но сам пал в междоусобных войнах. А мы вернулись.

XI. Время Возрождения (100–200 гг.)

Розы поднялись. Торговля вернулась. Культ Белой Розы приносил отличные прибыли. Родилась ли она и впрямь под этими крышами – кто знает. Но люди верили в это и платили. А это было все, что нас тогда интересовало.

Лига Цветов возродилась — но без нас. Маска Быка была утеряна, а с ней и ключ к могуществу и тайной власти.

Мы сотрудничали, оставшись верными памяти. Мы напали на след Быка, который привел нас к Конелли. Мы были готовы платить по весу чистейшими алмазами, но получили отказ. А воевать с Лигой были не в силах. Но мы получили место в Книге Верных и Избранных Родов Роз. Подачка, компенсация, но все-таки полезная.

XII. Золотой Век и Падение (200–400 гг.)

Розы стали богаты и праздны. Их реки текли золотом. Их улицы жил самыми изысканными пороками. Старики, помнившие рассказы своих дедов, говорили, что город был все больше похож на Аметист. То же стремление к богатству, к знаниям, к пороку. Такая же высокомерная Библиотека. Такой же Университет, где можно изучать любую науку, сколь бы странной или аморальной она не считалась. Таинственные Истоки, одаряющие благами всякого жителя, бедного и богатого.

Но приобрели Розы и темную сторону. Склоки в Совете, фальшивые авторитеты в науке, лицемерные жрецы и плутоватые торговцы. Город жил ярко, но катился к закату. Мы вместе со всеми наслаждались золотым веком, и вместе со всеми испили чашу грядущих испытаний.

С тех пор все неумолимо шло под уклон. В 259 году огонь с неба спалил Ловушку — знамение гнева богов. Затем пришел Форсберг. Город, разъеденный интригами, пал под власть чужеземцев. И мы сами привели к этому печальному финалу. Сомбре, Джойзо, Тенегривы, Конелли, гильдии и храмы, все приложили к этому руку. Продали волю за северное золото и пышные, но пустые дворянские титулы. Не было такой семьи среди «избранных и верных», что не сделала хотя бы глотка из этого источника. Не были святы и мы.

XIII. Время Восстания и Раскола (400–444 гг.)

Но великий король Форсберга не был вечен. С ним кануло в забвение и его королевства. В Форсберге вспыхнула гражданская война. Три претендента рвали на части наследство. Джойзо, Сомбре, Конелли подняли Розы на борьбу за независимость. Мы были их союзниками. Мы помогали искать друзей на юге, и, конечно платили, платили, платили. Тенегривы из Весла слали ободряющие письма. Быть может, военным они были полезны, но ни один Тенегрив так и не вышел на открытую схватку «за наши Розы», как любили они приговаривать.

Власть перезрелым плодом пала в руки Триумвирата Конелли, Джойзо и Сомбре. Мы стояли в стороне, наблюдая, как они делят трофеи, и как с каждым днем истончает хрупкое равновесие между победителями. Тенегривы предложили молчаливый союз – ожидание. Мы согласились и выиграли вместе с ними. Барристан Конелли, которого называли некоронованным королем Роз, умер от разочарования или яда. Остальные не смогли договориться и призвали нас. Так был создан Совет Пяти, где каждая семья имела голос.

Тенегривы получили пост бургомистра и с нашей помощью навели в городе порядок. Сторонники монархии, апологеты народной республики, слуги Сомбре и клевреты Джойзо, бретеры Конелли и обычные бандиты – все висели на виселицах рядом. В город вернулся порядок.

XIV. Пришествие Госпожи (444–447 гг.)

Комета пришла вновь. Госпожа и Взятые воскресли. Весло пало. Форсберг был сожжен. Новый бургомистр из Джойзо внезапно присягнул Госпоже. Мы же получили от Зовущей Бурю повеление содействовать подчинению Роз. И мы, помня об углях Аметиста, повиновались.

Как ни странно, первыми нас поддержали Конелли. Потом, после недолгих возражений, Тенегривы. Наконец, увидев наше единство, подписи под договором поставили Сомбре и Джойзо.

Госпожа получила город, Розы – вольности, Совет – гарантию своей власти.

XV. Империя Госпожи (447–518 гг.)

Город сохранил самоуправление ценой верности. Но в Совете мы долго были лишними. Маски не было. Лига Цветов действовала без нас. Джойзо, Сомбре, Конелли, как-то примирившиеся, прочно держали в руках совет, где теперь за аристократией Розы было лишь три места. Остальные четыре заняли советники от других кварталов и Лиги Цветов.

Среди них нашлось место и для квартала Комар. Таинственный колдун, что дал ему имя, получил немалые суммы от Самоцветного банка. Но золото, вложенное в его проекты, всегда окупалось сторицей. Поэтому когда Комар (колдун, не квартал) исчез, мы все остались в недоумении. Нам и теперь нелегко разобраться в его наследстве, но дело есть дело.

Мы были в стороне, но ничего не забывали. Мы вели книги долгов. Самоцветный Банк доверял нам. А когда дом Сомбре был уничтожен странным моровым поветрием в 518 году — мы вновь сели в Совете. Мы, дети полузабытых богов и разрушенного города, вновь обрели место на вершине власти в Розах.

Териак и Лига Цветов

В отличие от большинства обитателей квартала Роза, а уже тем более от жителей города, семья Териак неплохо знает, что такое Лига Цветов. Ведь когда-то именно они стояли у ее истоков.

Из летописи отряда:
*“Так возникла Лига Цветов — союз Териак (Бык), Сомбре (Змея), Джойзо (Жаба), Фонарщиков (Лось) и Гильдии убийц (Паук). Маски скрепили наш договор. И мы обратили свои силы на то, чтобы город стал спокоен, благополучен и покорен.”
*Через несколько лет к ним присоединятся Феррино с маской Кабана.

Истоки силы Лиги – это древние маски, теллекуррские на вид. Вы еще помните, что надо сделать действия, каким-то образом связанные с маской.. И тогда, тогда будет возможно писать документы и скреплять их оттисками с цветами. Вашей была маска Быка и её цветок – Гортензия. Кстати, также вам известно, что аналогичные маски (Лиса, Волк, Еж, Конь) хранились у разных городских отрядов. Они все были проверены – ни одна не подошла для Лиги.

Впрочем, с поры основания Лиги минуло уже более семи сотен лет. Во времена Становления Владычества, после разрушения Алмаза и Аметиста, семья потеряла маску. А когда напала на ее след, то обнаружила её у Коннелли и не получила обратно. Так что вот уже скоро пятьсот лет, как семья аккуратно наблюдает за Лигой и выжидает.

Что вы знаете про текущую Лигу, и что осталось в знаниях семьи о том, как это работает.

1. Чтобы получить возможность ставить цветок-печать, надо что-то сделать. Судя по всему, каждый отряд делает что-то свое специфическое. Что именно надо было делать с Быком уже сложновато сказать, времени прошло немало. Вроде как было несколько вариантов: попробовать что-то новое, что никогда не пробовал; или круто покутить так или иначе; или сделать чтобы круто покутил и пожил кто-то другой.. Логику сейчас уже трудно понять. Возможно было и еще что-то…

2. В Лигу от отряда может отправиться не каждый. Маска никак не хочет работать в руках у колдунов. Ну а капитанам и летописцам обычно и так есть чем заняться.

3. Для составления документов и проставления цветов, надо собраться нескольким представителям Лиги. Иначе не работает.

4. У каждой маски - свой цветок. Каждый цветок может разное. Ваш был про силу, возможность что-то оградить защитить. Про иные цветы знание осталось уже совсем обрывочное. Кого-то или что-то обмануть.. Привлечь богатства.. Найти тайное знание….

5. Черная Плеть, судя по оставшимся записям, - явно состоит из букета цветов. Ее применяли несколько раз на разные районы с разным эффектом. Так что тут очевидно можно играть в комбинаторику. Которая точно может дать не только эффект Черной Плети, но и что-то полезное, например.

6. Лига потеряла и потом явно вновь обрела Быка. Что стало с маской Феррино, которые сбежали после падения Владычество – не ясно. Сейчас они вернулись. Но вернулись ли в Лигу – вы пока не вычислили.

7. Судя по всему, кроме заменивших вас Конелли, остальной состав Лиги не менялся.

8. Что стало с маской Сомбре, после того, как все Сомбре фактически умерли в один день – неясно. Возможно, это ваш шанс?

Тенегрив. История семьи.

I. Ранняя история (III вв. до Становления Владычества и ранее)

Пусть другие семьи хвастаются древностью рода, но никто не сравнится с Тенегривами в истинном понимании власти. Их предки были не королями, а военными старшинами среди форсов — и это их преимущество. Потому что они знали цену жизни и смерти, а не забавы дворцов и пиров.

Они первыми поняли, что менгир Фелл не просто камень — а учитель. Он шептал о слабостях людей, о том, как использовать слово, подкуп и страх. Пока Сомбре кичились своей древностью, а Джойзо топили дни в вине и плотских утехах, Тенегривы строили связи. Когда более гордые дома гибли в войнах, они улыбались и занимали их место.

Их союзы с ючителле из рода Териак были выгодными — хоть те и торгаши до мозга костей, умеющие поставить цену даже чести. Но Тенегривы знали: есть вещи, дороже золота — информация и влияние. Поэтому они покупали Териак словами и договоренностями.

Во времена Знаменосцев Тенегривы попытались направить ярость толпы против соперников. Но толпа — зверь без рассудка. Когда стало ясно, что кровь хотят лить без разбору — семья ушла в свои замки. Мудрость в том, чтобы вовремя отступить, не погибнув за лозунги.

Мятежная чернь тогда кричала об обладании копьем Луина — священной реликвией форсов — но ни проверить это, ни завладеть им не удалось. Случись такое с Феррино — те бы просто попробовали перебить всех ради сокровища, но не справились бы, а даже справься – не удержали. У Тенегривов же была иная добродетель — терпеливое плетение интриг.

В гражданской войне после падения Знаменосцев они объединились с Джойзо — ведь те, хоть и слабы перед удовольствием, понимали цену союзов. Сомбре же, всегда заносчивые и презирающие других, – нуждались в посредниках. Феррино – знали только меч, а не слово. Мы вместе взяли город в кольцо. Когда же Розы сдались, а союзники перессорились – Тенегривы стали теми, кто договорился с каждым, закрепив мир и раздел власти. Так родилось прозвище Бранн Тенегрив — Переговорщик, знак признания его искусства.

Тогда в семье некоторые сетовали, что не принадлежат к теллекурре, и искали родства с древними кланами, что привел Кичига. Но мудрая матрона Ноинин Тенегрив осадила их словами: «Лучше быть первыми форсами, чем последними теллекуррятами.» И семья вернулась к защите форсовских интересов, противопоставляя себя «Волчьему Зову» Феррино.

Когда созревало новое восстание, Тенегривы действовали вместе с Джойзо, Сомбре и Териак. Потому что все понимали ценность свободы и власти, что она с собой несет. В итоге восстание увенчалось успехом, и Тенегривы заняли место в новом порядке.

II. Взлет и падение Владычества (200 до Становления Владычества – 74 г.)

В начале этой эпохи они оставались столпом власти, даже если иногда проигрывали схватки. Но разве важна одна битва? Важна война.

Они добились падения «Волчьего Зова», изгнав Феррино. Эти грубияны верили, что острие меча заменит ум. Но Розы уважает тех, кто умеет шептать на ухо.

Тем временем связи Тенегривов с Вязом и Вием укреплялись. Джойзо увлекались вином и любовью, Сомбре витали в высокомерии и ритуалах, а Териак грызлись за рынки — но именно Тенегривы договаривались с чужеземными королями. Договаривались иногда явно, от имени города, иногда тайно – ради себя.

Когда Лига Цветов потребовала реформ, Тенегривы сперва намекнули, что готовы занять в ней место… Но Лига умела хранить свои секреты и семья начала заигрывать с противниками реформ. Однако, глядя как число сторонников Лиги растет, – передумала. Кто-то скажет, что это предательство. Нет — это искусство угадать попутный ветер! Возможно, свою роль сыграл в этом мудрый и коварный Абак Сомбре. Он несколько раз встречался с патриархом Тенегривов и поведал ему нечто, что изменило пути семьи.

Когда появился квартал Кости, Тенегривы сразу разгадали замысел. Лига Цветов, эти кукловоды, пытались найти себе новых союзников. Они добыли компромат на бургомистра Хирама Териака — потому что за золотом тот забывал о долге. Намек был передан через Сомбре. Спустя малое время бургомистр умер. Случайно ли? Власть не любит лишних свидетелей.

Когда восходил Властелин, Тенегривы выбрали осторожность. Форсы требовали войны, а Конелли, выскочки и наемники, заигрывали с чернью. Тенегривы же вели переговоры с Вязом и Вием, где зрел могучий альянс против Властелина. Форсы должны были получить объединенную армию, Тенегривы – Розы. Но все заговоры провалились. Зато удалось подставить Конелли, ведь эти простолюдины думали, что хитрость — это просто ложь, а не искусство. В итоге их осудили и изгнали. Но, увы, ненадолго. Сомбре и их приспешники выхлопотали Конелли прощение, убедив Совет, что городу важен каждый клинок.

Но все же главным достижением было то, о чем по сию пору всей семье велено молчать. Фаль был святыней форсов — менгиром, что говорил, обличал магов и избирал королей. Его голос означал приговор или признание. Долгие века он хранился в Форсберге, но потом явил себя в Вие.

Именно тогда у родового менгира по имени Фелл, брата-близнеца Фаль, родился план…

Многие желали завладеть Фаль, но не Тенегривы. Украсть камень было невозможно – но они нашли свой путь. Маг-ючителле, искусный мастер и наемник, которому было плевать на сантименты форсов, проник в святилище Вия и ритуалом вырвал голос Фаль, запечатав его в простую флейту. Камень ослеп и онемел, став обычной глыбой.

У Тенегривов же оставался Фелл, готовый сыграть роль брата. Он не выбирал королей, но отлично советовал властолюбцам. Когда Вий пал, следы Фаль окончательно затерялись. Тогда Тенегривы «случайно открыли болтунам тайну»: «Святыня спасена». Сначала это были просто слухи. Потом – устойчивая молва.

Но наступало Владычество, и далекоидущие планы пришлось отложить.

Феррино, Джойзо и Териак встали под знамена будущего Властелина охотно. Каждый по своей причине. Речами, кинжалами и заемным чародейством они убедили, запугали и подчинили Совет. Розы склонились перед Властелином. Тенегривы, Сомбре, Конелли – все преклонили колена – ибо не остановишь руками бурю.

Когда Владычество было провозглашено и сжало Розы своей железной хваткой – Тенегривы кланялись, улыбались, заключали сделки. И даже завели связь со Взятым — Ревуном. Опасно? Да. Но власть и должна быть опасной. Териак тоже вели такие игры. Да и кто не вел? Все хотели жить.

III. Смутное время и «золотой век» (74–300 гг.)

После падения Властелина город захлестнул хаос. Фанатики из Круга Восемнадцати сжигали всех без разбора. Кто-то пытался сопротивляться, кто-то сам замахнулся на власть. Всех их смело. Сомбре, Джойзо, Териак заплатили виру кровью. Конелли гибли во вспышках ярости и безрассудной доблести. Феррино… Феррино больше не было. А Тенегривы? Они ждали. Говорили шепотом. Слушали Фелл, что был теперь для всех Фалем.

Когда Круг обрушился сам на себя, изведя старое восстание под корень, Тенегривы были готовы. «Список избранных и верных родов» был составлен и они без споров получили в нем место. Золотой век вернул городу богатство — и его гниль. Коррупция, продажность, кровавые сделки. Для Тенегривов это было идеальное время.

В университете Роз Сомбре и Джойзо три века играли в свои игры. Тенегривы вмешались и добились разделения старого заведения на автономные кафедры — теперь у них всегда были свои люди среди профессоров и студентов. Шеннон Тенегрив лично над этим работал. Кафедра теории и практики заговоров стала их семейной школой. Кто-то скажет — растят предателей! Я скажу — учат править.

То были славные годы. Камень «Фаль» более никто не скрывал. Он был святыней и гордостью рода. Влияние росло. Власть превращалась в богатство, а богатство во власть. Вечный прекрасный круговорот.

IV. Под гнетом Форсберга (300–444 гг.)

Пока Республика в Розах богатела и в пирах пыталась забыть времена Владычества, рядом поднимался Форсберг. Великая северная держава форсов, где у Тенегривов были и родня, и связи.

Форсберг желал править всем, он подкупал и покорял. Джойзо пировали на деньги северных королей. Сомбре кривились, но брали подачки. Териак вели торги, даже когда речь шла о судьбе города. Конелли продавали свои мечи новым господам.

Тенегривы? Они играли лучше всех. Они не просто брали деньги. Они проникали в сердце Весла. Они подарили королю Фелл, выдавая его за Фаль, и получали советы наравне с монархами. И не все советы, что давал Фелл королю, говорили о благе королевства, многие были лишь о благе Тенегривов. Кто-то зовёт это коварством. Я зову это венцом искусного правления.

Когда Форсберг начал распадаться на части, Тенегривы были начеку. Они писали и в Розы, и в Весло. Они взвешивали каждую возможность. Когда Розы подняли восстание, они не донесли на заговорщиков. Они помогли им. Но тайно.

Когда Розы вновь обрели свободу, ими правил рыхлый Триумвират Конелли, Сомбре и Джойзо. Менгир «Фаль» стал трофеем Роз и… советником Триумвирата. Териак и Тенегривы ждали, чтобы взять свое. И дождались.

Триумвират умирал в судорогах противоречий. Барристан Конелли – искусный и очень популярный в народе военачальник – мог в те дни увенчать себя короной. Если бы решился. Если бы посмел. Но он был, по собственным словам, «истинным форсом» и потому обратился за советом к «Фаль». И получил ответ, от которого мрачно пил несколько дней, а потом покинул этот мир навсегда. Если не разочарование убило его, то может этому немного помог яд, вовремя оказавшийся у него под рукой.

Розы получили не короля, но Совет, и Тенегривы заняли в нем достойное место.

Город был во власти уличных стычек. Но Дугал Тенегрив стал бургомистром и быстро навел порядок. Пока Сомбре и Джойзо собирали силы на гневную отповедь в Совете, он вывел на улицы стражу, наемников, собственных людей, и за одну ночь покончил с беспорядками. Териак оплатили расходы. Конелли продолжали скорбеть. Остальные выдохлись уже на второй день дебатов. В Розы пришел новый порядок.

V. В Империи Госпожи (444–518 гг.)

Возможно, Совету не была бы суждена долгая жизнь, ведь планы строились, интриги плелись и каждый засматривался на долю соседа. Но возвращение Госпожи и Ее Взятых изменили все.

Когда Госпожа потребовала присяги, Сомбре и Джойзо спорили. Териак предложили сдаться. Конелли их поддержали, «не желая напрасно губить жизни». Тенегривы же видели ясно: далекая власть — лучше местных царьков. Она слепа, но если ее правильно кормить… Так что, возразив для вида, они согласились.

Слухи ходили, что Ревун снова подал им знак. Может быть они распускали их сами. Вестей от Взятого не было. Но и семья не спешила напоминать о себе былому покровителю, который всегда брал больше, чем давал.

Во время Восстания против Госпожи они налаживали связи с лидерами-форсами. С теми, кто не смирился с потерей титулов и земель в Форсберге. С теми, кто оплакивал целые семьи, что сгорели в мрачном колдовстве Взятых. С теми, кто желал мести и реванша. С теми, кто назвал себя Кругом Восемнадцати. Их помощь могла оказаться весьма полезна.

Тем временем в городе их начали теснить. Новый закон оставлял аристократическим семьям только три места в Совете. Остальные места ушли Лиге Цветов и трем младшим кварталам. И последнюю схватку Тенегривы проиграли – на время (несомненно, на время) потеряли доступ в совет. Сомбре, Джойзо, Конелли, казалось, готовы возродить былой Триумвират, и окончательно оттеснить семью от власти. Но закон, одобренный Госпожой, не давал им сделать это без повода.

А потом всех Сомбре скосила непонятная хворь. И их место в Совете заняли Териак. Если эти купцы устроили это сами – честь им и хвала, деяние достойное уважения и даже зависти. Но и для Тенегривов в этом были свои плюсы.

Совет охвачен подозрениями (тем более, что недавно еще сгорел особняк Конелли). Совет больше не действует сообща (кто-то может стать союзником Тенегривов).

Совет пошел трещинами, которые могут стать дорогой во власть умному и хитрому.

Пришло время собирать союзников. И, быть может, наладить связи с Лигой Цветов. Ведь одно место в Совете держит она, и на него может взойти и теллекуре, и форс. Да и силы, коими владеет Лига будут полезны.

Правда недавно внезапно вернулись Феррино – как гром среди ясного неба. А ведь считалось, что семья сгинула без следа в Смутные Времена. Что же…

Теперь, когда Комета снова поднимается на небе и Розы замерли в ожидании новой бури, Тенегривы будут осторожны и бдительны. Потому что власть принадлежит не тем, кто вступает в бой в первых рядах, а тем, кто вытирает кровь с мечей победителей — и диктует цену мира.