Последняя Плакальщица
Последняя Плакальщица
300 г. от ПВ. Показания свидетеля, нашедшего труп на кладбище – старика Очитка
Она сидела у кладбищенской ограды, высокая и худая, заплетенная в паутину, словно в кокон. Черты лица едва проглядывали за нитяным полотном, но её пальцы — слишком длинные, слишком гибкие — были хорошо различимы. Они лежали на коленях, будто всё ещё держали невидимую нить. Казалось, что она жива, просто сидит неподвижнее, чем обычно. Местные за последние 10 лет уже к ней привыкли и звали её Безмолвной, но старики, те, чья память ещё хранила страх перед Второй Мерзостью, шептали другое имя — Пустельга-из- двенадцати.
Мой дед рассказывал, что когда-то, лет за десять до того, как пришла Вторая Мерзость, в часовне Мокоши служила жрица по имени Пустельга. Маленькая, юркая, с глазами, что видели то, что другие не замечали. Тогда Мерзость — сама земля кладбища, живая и ненасытная — снова попыталась подняться. Плакальщицы тогда справились, говорил он, но добавлял: а через десять лет они еще раз справились. Но все закончились, став стеной Кладбища.
Примечания летописца:
И вот тут истории расходятся.
Одни говорят, что Пустельга пожертвовала старшей жрицей и ещё десятью сёстрами, оборвав их жизни, чтобы сплести новые нити, договорившись с ними. Другие — что она не спрашивала, просто взяла то, что было нужно. Так или иначе, Мокошь отвернулась от неё. Перестала слышать её молитвы. А Пустельга… перестала молиться.
В архивах мой отец находил обрывки той истории, в простеньком дневнике с птицей на обложке:
*Когда Мерзость попыталась выбраться за стены омары, старшая жрица Ольха велела плести обычную Сеть, и мы так и делали. Ольха в одну ночь поседела на этом ритуале, но отказывалась искать другие пути. А я поняла — этого не хватит. Для Нитей нужен другой материал, если мы не хотим, чтобы оно вырвалось с Кладбища. Наши судьбы ничто, я уверена, что Мокошь простит меня за это нарушение всех догматов нашей веры. *
Её не изгоняли, как сейчас иногда поговаривают в Розе, она ушла сама. А в Костях, что сейчас, что тогда не было идиотов, которые бы что-то дурное сказали той, что остановила Мерзость.
О её дальнейшей судьбе сведения весьма отрывочны:
Говорят, она плыла по Морю Мук к южному побережью, где, по легендам ючителле, скрывались Врата мёртвых, ведущие в царство Эрешкигаль. Одни утверждают, что нашла лишь руины древнего храма, другие — что вступила в сделку с чем-то, что было старше богов и обрела небывалую магическую мощь, а третьи шепчут, будто Врата сами отвергли её, ибо она уже несла в себе нечто, что не принадлежало ни жизни, ни смерти.
Потом она пришла в земли траллов, где десять лет сидела у чумных костров, изучая, как жизнь цепляется за тело даже тогда, когда сама душа уже готова уйти. Там её прозвали Белой Тенью и почитали как могущественную колдунью, ибо она приходила к умирающим, но всегда только смотрела, как будто пыталась понять, где та грань, за которой всё заканчивается.
А после её видели в Курганье, где она стояла у запертых курганов, пытаясь найти крупицу истинной Смерти.
Эти странствия длились по разным оценкам около ста лет. Данные расходятся, потому что никто почему-то не запомнил, когда именно она снова появилась в Костях. С тех пор она просто сидела у кладбища, и когда земля начинала дышать, подходила, клала руку на надгробие — и всё затихало. Никто толком не смог выяснить где и с кем она жила, но немало наших некромантов из тех, кто загоняют трупы под землю, а не достают их оттуда, почитали её за свою наставницу и говорили, что колдовала она искуснее их всех вместе взятых, но никогда ни с кем не сближалась.
Показания Очитка, продолжение.
В последний год она почти не двигалась, только её пальцы постоянно шевелились, как будто медленно перебирали невидимые нити, будто до последнего пытались что-то удержать. Никогда не видел, чтобы она ела или спала. Только с магами иногда говорила. Мы вообще поначалу постоянно её замечали, не по себе было, потом привыкли через пару недель.
Этим утром нашел её сидящей в той же позе, но пустую — не мёртвую, не спящую, а выпотрошенную, словно всё, что было внутри, ушло в землю, принятое Мерзостью, что так долго ждала своего часа. Меня тоже уже, небось, заждалась.