Самоцветный Банк
Самоцветный Банк
Мы, ючителле, не отрекаемся от своего порождения. Самоцветный Банк — дитя нашей крови и разума. Мы основали его не из милости и не ради красоты. Мы создали его как орудие, когда старые престолы пали, а верность стала стоить меньше соли.
В Опале, среди базальтовых стен, наши предки заключили первые клятвы, вырезали первые уставы на камне. Мы знали цену крови и слова. Мы понимали, что судьба городов решается не только мечом, но и в записях долгов, в печатях на свитках, в подписях на залогах.
Мы научились не просто копить богатство — но властвовать через него. Когда пали Алмаз и Аметист банкиры были советниками и спасителями… Для тех немногих, кто мог позволить себе их услуги.
Самоцветный Банк не выглядит чем-то особенным снаружи. Узкий фасад, массивные двери из железа и черного дерева. Охранники стоят недвижно, будто вмурованы в стены. Но все знают: за этими дверями бьется сердце старого мира.
Внутри воздух густой, тяжелый от ароматов воска и пыли кожаных переплетов. Писцы сгибаются над счетами. Купцы в дорожной одежде спорят с нотариусами со взглядами мясников. На стенах — карты долгов, схемы родословных, цепи закладных, натянутые как паутина. Здесь нет красоты. Только порядок и скрытая угроза.
Это не просто банк — это идея долга, вставшая на ноги и начавшая говорить людскими голосами. Он не знает смерти, пока жив хоть один должник. Что бы ни происходило снаружи — мятежи, осады, чума — он просто поднимает ставку и ждет, пока архонт подпишет бумагу собственной кровью.
В Зале Совета шесть кресел для синдиков, и одно из них всегда пустое. Его оставляют для того, кто заплатит самую высокую цену. Или для тех, кто никогда не вернется. А, может, в этом какой-то совсем иной смысл – никто не осмеливаетя спросить. Никто не называет синдиков по именам. Ходят слухи, что они не живы в обычном смысле — их тела заперты в саркофагах под залом, а разум все еще правит через марионеток.
В коридорах шепчутся: Банк покупает не только серебро, но и имена. Подписался — и это уже не твое имя на письме, не твое – на надгробии. Говорят, Банк берет в залог даже тени. Скупает мощи героев прошлого, хранит их в подвалах как доказательство прав на землю и титулы. Люди приходят сюда с последней надеждой и выходят без нее.
За особыми счетами следят не люди. Демоны ведут их, безошибочно помня все условия и цифры. Послания клиентам доставляют бесы — мальчишки с пустыми глазами, старухи с черными языками, твари похуже. Никто не спрашивает, откуда они приходят.
Банк всегда готов выдать деньги. Но еще охотнее размещает заказы. Иногда понятные: устранить конкурента, подкупить чиновника, доставить груз через блокаду. Но чаще — странные. Принести чью-то тень. Поменять имя младенца в храмовой книге. Выкопать из-под развалин кости и перевезти их через полмира. Никто не знает, зачем им это нужно. Они платят честно. Платят всегда. Но горе тому, кто попробует их обмануть или выполнить заказ не до последней буквы. Тогда тебя не спасут ни храм, ни род, ни стены крепости.
В архиве стоят бесконечные ряды шкафов, пропахшие пылью, чернилами и сургучом. На свитках и пергаментах — имена людей, домов, целых городов. Там всегда тихо. В глубине за решетками — Зал Молчаливых Часов. Там ждут решения души тех, кто умер, не расплатившись. Они шепчут цифры и считают проценты даже после смерти.
Ниже архивов лежит сокровищница. Двери окованы железом и бронзой. Тускло мерцают колдовские глифы. Массивные печати удерживают тонкие ленты с текстами проклятий на всех ведомых языках. Внутри — сундуки с золотом, реликвии в залоге, мощи древних героев. В дальних коробках — договоры на поколения вперед. Кто-то подписал их ради войны. Кто-то ради мира. Банк не делает различий. Он просто записывает.
Война идет — Банк ссужает обе стороны. Мятеж вспыхивает — они кредитуют восставших и продают информацию властям. Мир воцаряется — они берут процент за тишину. И если ты не хочешь платить за войну, тебе все равно приходится платить за поражение.
Все здесь знают старую истину: «Армия убивает быстро, но есть шанс спастись. Банк – медленно, и шансов у тебя нет».
Города рушатся. Архонты сменяются. Империи обращаются в прах. А Банк остается. Открывает новые книги. Считает дальше.
Мы, ючителле, гордимся им. Мы опасаемся его. Мы знаем: он — наша тень, вытянувшаяся на весь мир. И пока ючителле помнят, как держать перо, как ставить печать, как произнести клятвенную формулу сделки — он будет жить. И с ним будем жить мы.