Плач об Алмазе, сокровище побережья
Плач об Алмазе, сокровище побережья
Кто поднимет чашу слёз над руинами Алмаза?
Кто расскажет детям о белых стенах, что пели на ветру?
Кто поднимет из пепла то, что было славой народа?
Кто призовёт богов на суд за молчание?
Алмаз, сияющий во тьме, опора ючителле,
Сломлен был рукой, что не знает жалости.
Сломлен был голосом, что не ведает отказа,
Сломлен был тьмою что пожирает свет камня.
Он пришёл, жестокий владыка,
Из бездны, что глубже Шеол,
Имя его — молчание богов.
Лик его — смерть без знамен.
В Цитадели Сердца бился свет Решефа,
Камень живой, камень белый.
Камень, который осветил путь,
Когда люди ючителле сошли с трирем на скалы.
О, сердце города! Сердце, что пело во сне,
Сердце, что хранило клятвы и мудрость,
Сердце, что сияло в час побед и затмевалось в час горя —
Теперь оно в цепях, вырвано и унесено.
Где была Тиннит, когда горели зерновые склады?
Где был Эшмун, когда умирали дети Алмаза?
Шеол была в порту, но не с нашими воинами —
Она пела проклятому Властелину.
Анат закрыла свитки. Бетил оборвала лозы.
Ваал, отвергнутый, не шевельнул перстом.
Даже Решеф, чье сердце было в камне, —
Не вышел на стены. Он был уже слишком далёк.
Сначала исчезли морские птицы.
Потом в колодцах показалась тьма.
Потом на площади начали смеяться камни.
Потом люди начали говорить голосами мёртвых.
Он вошёл — не через ворота,
А сквозь тени, сквозь трещины в душах.
Не армией он был силен —
Он привел слова разрушения, ставшие плотью.
На ступенчатой пирамиде, где стояла Тиннит,
Где возглашали молитвы, где приносили жертвы
Теперь не струится дым, не звучат слова.
Только шепот проклятий и стоны мертвых
За спиной его стояли они
Как боги в собрании сил
Но каждый был собственной тенью:
Тиннит-маска, Решеф-пепел, Бетил-смех.
Эшмун с книгой боли,
Шеол в десяти лицах,
Они — не боги.
Они — их тени, взятые им.
Матери поили детей вином с пеплом,
Старцы разрывали одежды из белого льна,
Корабли не ушли — утонули в кровавых волнах.
Все пути вели во Врата Мертвых.
О, город на скале!
Где твой торг, где все было веселым спором?
Где советы граждан, что в полдень дела вершили?
Где блаженные сумерки, полные неги и вина?
Теперь мертвые пьют кровь и пируют прахом,
Теперь стонут и плачут камни руин,
Теперь Маликерт смеётся,
И смех его — как звон разбитого стекла.
Горе тебе, Аметист, ты следующий.
Горе тебе, Берилл, что проснется лишь в смерти.
Горе вам, Самоцветы, чей дар — Решеф,
Погребальная песнь о вас уже сложена.
О Властелин!
Ты забрал сердце и око бога —
Но знай – он восстанет вновь.
Неотвратим круговорот и кровь вращает колесо.