Легенда о Решефе и Камнях Бессмертия
Легенда о Решефе и Камнях Бессмертия
Когда Решеф, могучий, как всякий бог, как сама война, истекал черной кровью от ран, нанесенных ядовитыми клыками проклятой Кины, черной матери искажения, – его тело начало умирать, не способное поглотить всю скверну.
Он пополз на север, и лишь двое шли за ним:
Эшмун, величайший целитель, чей голос дрожал на каждом слове утешения.
И Даймон, юный сказитель, что сам становился всяким словом своей песни.
Даймон нес Копье Судьбы, и его свечение освещало путь среди земель, где ветер пел погребальные песни, а камни рыдали.
Когда плоть Решефа начала гнить, Эшмун понял: он не выживет.
— Ты не умрешь, — шептал он, склоняясь к израненному телу. — Ты станешь больше, чем бог. Ты станешь самой землей, из которой прорастают Деревья.
Но Решеф молчал. Его дыхание сдвигало горы, а взгляд отражал небеса, которых уже не было.
— Каждая рана твоя станет семенем, что родит свой плод в урочный час — такими словами стал целитель вырезать из бога то, что нельзя было оставить смерти.
Первым Эшмун извлек печень — горькую, как вино скорби, пылающую тяжестью удовольствий и памяти.
Он облек ее в берилл, камень глубин, зеленый, как затопленный храм, и сказал:
— Пусть утехи твои питают плоть. Пусть память твоя хранит род. Пусть душа твоя ищет вино и песню.
Даймон повторил эти слова. И ветер унес их, но они не рассеялись — упали в землю и проросли виноградной лозой.
Затем Эшмун отнял правую руку — ту, что поднимала меч и сокрушала врагов. Кровь, что текла с нее, была раскаленной.
Он обратил ее в гранат, камень затвердевшей лавы, и прошептал:
— Пусть ярость твоя ведет за горизонт. Пусть сражение твое не прервется. Пусть кости твои пронзают врагов.
Даймон повторил эти слова, и они стали железом в песке, из которого куют мечи и доспехи.
Третьим стал правый глаз — еще живой, горящий внутри, как зимняя заря, не приносящая тепла.
Эшмун заключил его в топаз, голубой камень — чистый, как небо, в котором нет ни молитв, ни богов. И сказал:
— Пусть это око ведет тех, кто ищет. Пусть зрение твое будет яснее воды, холоднее стали. Пусть истина твоя не знает преград.
Даймон, склоня голову, шептал с ним в унисон, и слова эти ушли в морские пучины и стали музыкой.
Четвертой частью стала левая рука — не та, что сражается, но та, что стяжает, прижимает, прячет и берет.
Эшмун сделал из нее опал, камень переменчивой удачи, и сказал:
— Пусть эта рука дарует блага. Пусть даст силу уговору. Пусть мир будет куплен, если нельзя его завоевать.
Даймон слушал, и его слова стали серебром и золотом — легли в землю и вернулись к людям как монеты.
Пятым стал левый глаз. Он был холоден, неподвижен, и не отражал света.
Эшмун вложил его в алмаз, камень застывшего света, и произнес:
— Пусть этот взор внушает страх и оберегает порядок. Пусть это око знает, когда смотреть, а когда отвести взгляд. Пусть он видит, но молчит.
Даймон не стал повторять. Он сам стал этими словами. И это молчание обратилось законом.
Последним было сердце. Оно все еще билось. Медленно. Упрямо.
Эшмун, дрожащими руками, вложил его в аметист — камень сумерек, любви и
жажды сокровенного, и сказал:
— Пусть сердце твое будет ритмом. Пусть мысли твои обретут плоть. Пусть страсть твоя не забудется.
Даймон повторял их на разные лады, пока они не слились с его собственным эхом. И слова эти стали стихами, в которых сплелись мудрость и страсть.
И когда все это было сделано – Решеф рассыпался прахом.
Даймон затянул погребальную песнь. Даймон ударял себя грудь. Даймон нес скорбное понимание сквозь пустыню, Даймон собирал драгоценный пепел с холмов, Деймон молчал, Даймон писал кровью своего сердца.
Эшмун смотрел вслед. И прозревал шесть дорог. И видел Шесть городов. Шесть драгоценных семян. Шесть судеб. И, вручая дары, напутствовал он старейшин народа:
— Закопайте их в землю. Они станут корнями, вы — древом, а ваши потомки – кроной.
Даймон нес Копье Судьбы. Не было в нем больше света. И чернота струилась по его следам, стирая память. Меж холмов оставил он его. На берегу седого от скорбной муки моря.
На тех берегах родились Самоцветные города:
Берилл — город-чрево, длящее род, что помнит и пирует;
Гранат — город-щит, где улицы прямы, как мечи, а взоры устремлены за стены;
Топаз — город-взгляд, где правду ищут даже в пепле;
Алмаз — город-закон, где страх — не враг, а страж тайн;
Опал — город-уговор, где все продается, но правит удача;
Аметист — город-сердце, где в страстных объятиях рождается понимание.