2025-08-07

Общая вводная народа ихалиги

Пророчества говорят: в год Кометы будет избрано особенное дитя, что станет частью народа ихалигов. Это дитя может принести величие народу, а может низвергнуть его в пучину безнадежных страданий или все вместе. Ритуал поиска этого дитя и определение его судьбы — главное событие для всех ихалигов. Грядущий Властелин мира это та доля, что выпала перед ними руной райдо.

О таком значимом событии ихалиги собирались спросить Всеотца, что веками висел на древе близь Сделки, но уста бога теперь запечатаны… Народу предстоит собраться на первый тинг в час дня четверга, в указанном месте и поговорить о своей судьбе с мудрыми гудьями и скальдами.

Пророчество Каменной Веретницы

Это текст нашептал пророчице Веретнице, что звалась Каменной, холодный северный ветер, что дул из трещин и щелей на Менгире Прахов, что стоит у старого дуба на окраине Лошади, записан был в годину великой чумы лекарем, что омывал ее перед тем, как отойдет она к Великанше. Старый форс не знал тогда, что попало ему в руки, но почуял свой долг в том, чтобы последние слова Веретницы были услышаны. Лишь впоследствии поняли друиды народа, что было изречено в тот день. Но когда это случилось – стереть написанное было уже почти невозможно.

(из трещин на внутренней стороне Менгира Прахов)

В дни, когда солнце станет тяжелым,
и морская пена начнет шептать мертвым —

Воздвигнет сын соленых долин
знамя из чешуи и льда.

Он будет из тех, кого звали пустыми,
но в ком камень хранил память огня.

Ветры вознесут его имя,
а кровь — не даст ему умереть.

Упрется он в небеса,
не зная, что сам стал стеной.

А в подземном мире
Великанша отвернется.

Семеро падут,
восьмой останется.

И трон без рукояти вновь встанет
в холмах, что были брошены.

Тот, кто был забыт,
станет тем, кого все вспомнят.

Но вспомнят поздно.

Обрывки Пророчества о трех обликах

Когда камень вспашет землю,
когда древо прольет кровь,
когда телега пойдет вспять —
тогда ********************* он.

В руке его — Меч, выкованный в ****************,
в другой — Жезл, взятый у мертвой ели,
за плечами его — Колесо, что ***********************.

Не князь, не жрец, не пахарь —
а все трое в одном,
е бо* р**************,
***************** плоть судьбы.

Он прочтет знаки,
Что *********************** забыли,
засеет покинутые долы
тем, что взято не с полей,
но с плеч и груди ******************.

Его звать будут как бонда,
идти будет как ярл,
говорить — как друид из пепельного круга.

Он соберет народ в час нужды,
поведет их — и ******************.

Но на вершине пути
ждет их чаша:
полна меда,
но в том меде — гнезда ос.

И когда испита будет чаша до капли,
он — **********************.

И на его лице будет
ни улыбка, ни слезы,
а лишь
зеркало всей их судьбы.

Он будет Эйнхерием, живым среди павших,
в ком отзовутся рога Отца, хотя он и не знал смерти.
Имя его будет Лебединая Песнь,
ибо в день, когда он поднимется,
по рекам и морям пронесутся белые птицы,
и одна из них запоет голосом матери,
чей сын ушел на битву и не вернулся.

О времени

Открыл я недавно в библиотеке текст одного старого пророчества:

Внемлите же знакам, когда подходящее время наступит:
Когда хвост-копье, что отравою небо ночное пронзает,
И звезды змеиным шипением в пыль обратятся —
В тот год, что огнем заклеймен и зовется Кометным,

Тогда из гонимых, из праха забытых, поднимется племя,
Чья кровь, что расплавленный мед, но мешается с горечью стали.
В них — лебедя клич, что не спет, но звенит в каждой жиле,
В них — древнее семя проклятья и ключ от последней заставы.

В их первом дыхании — песня мечей на заточке,
Но в каждой их люльке — и тень от грядущей могилы.
От них ветвь пойдет, как тот клен, что растет на кургане —
Могучий в корнях, но с рождения проклят ветвями своими.

Мужи их куют свою волю в молчаньи, без горна,
Их жены не пряжу прядут, но судьбу, что острее кинжала.
Их предки не спят под землею, но слушают корни,
Их дочери — ведьмы, и каждая песнь их — начало пожара.

Их злато — не дар, но ярмо, что на шею ложится,
Их клятва — не слово, но сеть, что до кости врезается в кости.
Мечи их не ведают верности дому иль князю —
Вожди их верны лишь себе, ищут битвы, как волк ищет крови.

Из крови их, горькой и славной, родится Последняя Песня,
Клинок, что исполнит проклятье и станет последним рассветом.
Он ступит туда, где и тени ступать устрашились,
И в нем примирятся клинок и целительный свет

Долго я вглядывался в строки пророчества, вырезанные временем на камне забвения. Слова были обрывочны, как тени в рассветный час, и не складывались в целое — пока мне не открылось имя Ковчега в сказании о Сынах Великанши.

И тогда все обрело форму. И узнал я: в год, когда по небу пронесется огненная коса,
родятся те, кто созреет среди испытаний, — и их кровь станет истоком. Истоком той линии, откуда однажды поднимется наша погибель.

С этой мыслью я начал точить ножи и готовиться к убийству.

Но жрец Отца, выслушав мою исповедь, спросил лишь одно: Если Отец повелел рождению — неужто думаешь ты остановить его волю простой сталью?

И потому ныне я ищу другой путь. Записываю эти слова, дабы если я паду,
остался кто-то, кто завершит дело, — и избавит Пустых от беды, что идет к нам не со стороны, а изнутри. Из самой плоти нашего будущего.

От судьбы не уйдешь, хоть беги на край света, —
Вёльва смеется: «Там сеть моя спета».
Нити скользят по запястьям и снам,
Что предвечено — сбудется, стань хоть тенью меж скал.

О трех коленах Гамалфолка

Давным-давно, во времена, когда праотцы наших праотцов еще не ведали холода и не носили плащей из шерсти, ибо тела их согревались не тканью, но пламенем сердец их жен, что были им защитой и отрадой, когда Блодорн совершали не как страшную дань, но как великую славу духу, и алтарь Всеотца не принимал жалкие коренья, но кровь — с песней и честью, когда в день Солнцерождения дочери Всематери и юноши ее сплетались в роще, подобно корням деревьев, и в дыхании их звучала молитва, рождённая страстью, — в те времена народ наш еще помнил, как жить достойно и как умирать без страха. Тогда, перед битвой, не скакали вперед соглядатаи, но орлы с костяными красными крыльями, взлетая с плеч избранных воинов, становились глазами племени и вестниками победы. Мы звались тогда на собственном наречии Гамалфолк — Прирученный народ, ибо стояли по правую руку от Всеотца во всех битвах, ведомых Светом и Тьмой.

Как мир разделен натрое — небо, земля и подземье — так и народ делился на три великих Пути Судьбы. Ормфастами звались те, кто держал землю ладонями, кто знал вкус соли и слышал голоса предков в сырости почвы. Им говорила земля, и море отзывалось, когда они взывали к нему. Колесо от телеги было их символом. Маэккарами были те, чья рука знала сталь, чья душа была судом и знаменем. Они несли как свой знак меч, но не ради власти, а чтобы разделять правое и кривое, защищать слабого от сильного, быть мерой среди хаоса. Гальдрами называли тех, кто следил за небесами, кто говорил с огнем и тенями, кто в дыме трав и шелесте ветра слышал голос судьбы. Они не писали законов — они выдыхали их в мир. Жезл был их символом.

Каждый, кому исполнялось трижды по три лета, проходил сквозь рунный круг и узнавал свой путь. И тот, кто взял меч, не завидовал жатве, а тот, кто пахал, не страшился меча, ибо Маэккар стоял рядом, а Гальдр пел над ним. Пока следовал народ заветам Всеотца, покуда стоял рядом с ним, была сила с нами. Даже великой змее, что опоясывает моря, не дозволено было коснуться наших берегов. Но ныне имена забыты, и род, что был Прирученным, блуждает в неведении.

Но если вновь заживем мы, как положили праотцам наших праотцов те старцы, что их вскормили и взрастили, – то вновь сильны станем мы, те, кого зовут сейчас Пустыми. Ибо и правда покинула Гамалфолк та душа, что питала нашу жизнь, и воистину пусты мы без той Веды, что ведали наши предки. Недаром о них слагает народ легенды, а о каждом из тех, кто разделяет влачение этого бытия со мной, те, кого удалось мне созерцать в разных уголках морей, островов и континентов, – все они лишь пустая тень былого величия нашего народа. Ковчег, летопись отряда Сыны Великанши из города Лошадь

Об отношении ихалигов

Современные ихалиги по-разному относятся к манифесту Веретницы. Однако сложно отрицать, что с его появлением начался некоторый ренесанс старых традиций среди народа. Вновь стали действовать круги Ормфастов, Маэккаров и Гальдров, были избраны их главы. Эти объединения пока еще не имеют такого же веса в мире как, например, отряды, но каждый ихалиг так или иначе прислушивается к мнению своего круга и его главы по тому или иному вопросу и принимает интересы своего круга в расчет при принятии решений.

Возродилась и традиция посвящения. Каждый юноша и девушка, достигающие возраста совершеннолетия, проходят испытания в круге.