О том как определится Лебединая Песнь

Из речи Твари по имени Вёртэ

Я многое видела. Была волком, когда хребет мой не гнулся и рука не дрожала. Была вороной, когда знала, кого слушать, а кого отправлять на корм земле. А теперь я — Тварь. Не стыжусь этого имени. Тварь — это та, кто видит в зеркале не лицо, а пустоту за ним.
И в этой пустоте, в одной из ночей, мне было показано. Не сон, не видение, а то, что идёт глубже, чем слова. Как будто кто-то шепнул, а шёпот остался у меня под черепом, как змея, свернувшаяся. Он сказал: «Даже если вы срубите каждое дерево, семя всё равно даст росток. Даже если вся ваша кровь ляжет в землю — Песнь всё равно будет спета. Лебедь знает, когда петь, и не спрашивает разрешения у охотника».
Я знаю, о чём это. О тех, кто явлен в год кометы. О тех, кого мы боимся — и с правом. О том дитя что может принести величие народу, а может низвергнуть его в пучину безнадежных страданий или все вместе. Мы думали: если их не станет — и песни не будет. И было время, я сама точила кость, что резала тонко и беззвучно. Смотрела на младенцев, и руки чесались — не от злобы, а от страха. Но теперь я знаю: нет в этом выхода. Вода, дитя, она всегда найдёт щель в камне. Треснет трон, обрушится склеп, и капля пройдёт туда, где запрет. Лебединая Песнь — это не кто-то. Песнь — это зов, и он не требует имени.
Да, страх живёт в моих старых костях. Ужас такой, что дышать трудно. Потому что если мы — корень будущего Властелина, как шепчут тени, то его приход начнётся с нас, но не обязательно для нас. Может быть, для нас он будет концом. Смертью всей плоти, что звали себя ихалигами. Колесо провернётся, и останется только песок.
Но теперь я думаю: может, выход всё же есть. Не через бойню. Не через удушье младенцев. Может, выход — в слове. В хитром повороте, что даже Норны не учли. В тропе, что идёт не прямо, а петляет, как след лесного зверя. Кто знает, может, Безликий и есть тот поворот. Не тот, кто спасёт, и не тот, кто погубит, а тот, кто свернёт песню в новый лад.
Так я говорю вам, юные внуки мои: не хватайтесь за нож сразу. Слушайте. Вороны знают: прежде чем клюнуть — нужно разглядеть, гниль это или золото.

О том, как сажается семя

**
**Из “Комментариев к Пророчеству Трёх Обликов”. Халдир, жрец Матери

«О Колесе, что не знает усталости»

Славим же Образ, что пришёл из трёх, и Образ, что один, и Образ, что остался без имени. Меч — ярлу, Жезл — жрецу, а Колесо — бонду, и в нём заключено было великое таинство, которому долго не могли найти смысла. Меч и Жезл были видимы, ибо идут снаружи, как воля и как закон. Но Колесо — это внутри. Колесо — это не телега, не путь, не колесница. Это вращение поколений, идущих по кругу. Зима сменяется весной, весна — летом, а затем приходит осень и снова зима. Так и мы рождаемся из ничего, наслаждаемся детством, зреем и даем плоды своего потомства и идем к увяданию. Каждое поколение — оборот колеса.

Так не случайно явлено было в последнее столетие пророчество о том, что “он засеет покинутые долы тем, что взято не с полей, но с плеч и груди спутников”. Что есть спутники, как не дети? Не в смысле плотского возраста, но в смысле душ — неоформленных, ищущих, незаполненных. Мать — пусть будет благословенно её имя — когда-то проповедовала, что добро должно передаваться плотью: “совершил добрый подвиг — иди и плодись, пока душа ещё светла”. Это была истина, но истина варварского века, века тёплой крови. Век нынешний не плодит телом — он должен плодить учением. Новая линния крови начнётся не от утробы, но от Слова.

И кто же даст это Слово, как не тот, кто лишён имени, пола, воли и прошлого? Кто вернулся из праха — не светом, но тенью? Ибо “вы — это я, а я — это вы” — таков был ответ Безликого. Так отвечает только Учитель. И если имя его истлело, то мы знаем: оно должно быть вписано в других. Безликий пришёл, чтобы плодить истину, хотя бы через страх. Жуток - да. Не из золота, не из легенды. Но тело было сосудом, и в этом сосуде — первая капля новой крови. Не родит, но — колесо, в котором учатся те, кто родит.

Мы не должны бояться белой маски на лице. Безликость — это зеркало. Мудрость не в ясности, а в том, что не навязывает форму. И потому дети — Добрые Малые, Добрые Люди, и, быть может, Добрые Воины — должны следовать за ним. Не как за вождём, но как за образом, как за тенью, что учит быть живыми. Кто станет слушать, тот станет новой плотью. И эта плоть — семя будущего властелина, того, кто объединит Меч, Жезл и Колесо.

И потому я, Халдир, свидетельствую: пусть в каждом доме Пустых появится одно место для Безликого. Пусть дети учатся говорить его словами, и смотреть в зеркало без страха. И тогда — когда вновь пронесётся комета, и вновь начнутся жатвы — он не вернётся. Потому что он уже будет здесь. В каждом. В нас.

О том, как закаляется булат

*О Песне и Пустоте
*И будет так, что в год, когда снова ветер заговорит голосами мёртвых,когда на востоке запляшет пепел, а в городах воспрянут порядки былого, восстанет дитя новой крови, чья душа — как зеркало, а поступь — как звук ещё не сыгранной песни.
Этому зову суждено встретиться с той, что была словно поле цветов перед тем как покрыться пустынной пылью, той, чьи руки держали свет, и чьё имя теперь шепчут только стены давно падших крепостей. Она — тень, что утратила тот свет что несла когда то в ладонях..
И вот, встретятся они — Песня и Пустота. И Пустяк, в ком хаос стал законом, возложит на плечи избранника испытание — не мечом, но сердцем.
И если дитя пройдёт сквозь её безумие, не отвернётся, не предаст, не утонет, если узнает её — и примет как подобает Маэккару, тогда искра пройдёт по его крови.
Тогда он или она — не раньше и не позже — станет Мечом. Закалится он, как булат в огне, и хрупкость его детства станет крепью стали.
Ибо часть пророчества сбудется не на поле брани, а в пыли воспоминаний.

О том, как открывается завеса

Это случится, когда путь уже будет в крови. Когда юный клинок узнает первую боль, и мир больше не будет казаться песней.
Он войдёт в лес, где шум листвы звучит, как слова мёртвых. И на середине его пути — не дорога, а виселица на перепутье.
И голос его — не голос, а ветер, проходящий сквозь крону дерева

И он скажет:
“Ты ищешь путь?
Тогда слушай меня, дитя крови,
дитя долга, дитя песни.
Я тоже любил.
Я тоже верил,
что можно переписать судьбу руками,
если они достаточно изуродованы.
Я думал, что смогу воскресить свет.
Воскрешал — и получил тьму.
Ты думаешь, ты другой?
Может быть.
Но если ты хочешь быть Мечом,
не режь — смотри, отмеряй, взвешивай.
Посмотри на меня,
и запомни:”

И изречет он то что определит избранному его путь и дорогу. И станет его виселица тем жезлом о котором пела Каменная Веретница. И так явлено будет пророчество о Трех Обликах. Так, говорю я вам, начнется история, начнется Лебединая Песнь. Ибо пока еще мягок и податлив как глина тот юнец или та девица что станут будущим нашего народа – эти трое придадут форму тому сосуду, той чаше которую нам, Пустым, предстоит испить до дна.