7.1. Хат и Ша

Хат и Ша проще всех давались долгие отлучки за ограду. Ша — потому что он обладал особой властью над пространством снаружи, а Хат — просто она такая. Нездоровая, увечная какая-то. Может быть, поэтому она так до конца не влилась в Единение.

Как Бен владел тем, что в границах, так Ша имел власть над тем, что вне границ. Оба они были посвящёнными, но каким богам служили и служили ли, скрывали. Но из-за этих богов Бен считался добрым, а Ша – злым.

Маленький тощий Трубкозуб был самым серьёзным оружием Хассара. Даже Сокол в прямом бою не мог его превзойти. То ли редкое божество колдуна давало такое благословение, то ли это был его собственный дар, но именовался он “власть над неизведанным”. Ша мог сделать поистине невероятные вещи, если делал их впервые.

Увы, у этого была и оборотная сторона. Его убивала рутина. Он был готов горы своротить, лишь бы не делать монотонные однообразные дела. Ему мгновенно приедались задачи, которые требовали многократного повторения, он лишался сил и всякого желания что бы то ни было делать.

Хат была мудра, просыпалась редко и изъяснялась парадоксами. Многие считали, что она прорицательница. Сокол – что она гений. Я – что и то, и другое. К сожалению, прибегать к её помощи было накладно. Дав нужный совет, она ещё долго не могла заснуть и капризничала, как невыспавшийся младенец. Канючила, плакала, тыкала пальцами, как ребёнок, убредала не пойми куда. Требовала еды, питья, плотских утех, каких-то украшений, игрушек… Ша был одним из немногих, кто её терпел. И, наверно, единственным, кто мог путешествовать с ней вдвоём, не теряя рассудка.

Хат была уродливой от рождения. Тело её было никудышным: рёбра раскрыты, как не бывает у людей, ступни повёрнуты носками внутрь. Ногти на пальцах отсутствуют — так же, как и разделение между безымянным пальцем и мизинцем.

Она была самой юной из тех, кто тогда был в Быке. Поговаривали, она родилась в каком-то закрытом гареме, и её владетельный отец велел, чтобы на неё не упал ни один взор, включая взор собственной матери или солнца. Это же его дитя, а значит, только ему оно и принадлежит. Мать ослепили, окна заколотили… Как она оказалась среди нас, рабов, она не рассказывала.

Ша же имел какой-то редчайший приговор за ересь. Все, кого он знал, были зверски убиты вражескими жрецами, все до единого изображения его бога были уничтожены, а имя бога и значок, которым оно записывалось, были преданы ритуальному забвению и убраны из грамоты. Я подозревал, что его бога как раз и звали Ша, но ничего, кроме мстительного злорадства нашего мага, когда он представлялся, на это не указывало.

Ни Ша, ни Хат ничего не боялись. Оба они обладали глубоко нездоровой тягой к исследованию и полным равнодушием к собственному благополучию. Хат, думаю, слишком сильно радовалась тому, что вообще в состоянии двигаться и что-то делать, и поэтому совершенно не боялась последствий своего любопытства. А для Ша всякий выход за пределы обыденного обладал особым очарованием, поскольку именно в неизвестности он был сильнее всего.

Оба они, как ни прискорбно, мало думали о том, что хорошо, а что плохо. Думаю, что спасать своих братьев они решили просто потому, что так им было проще найти общую цель. Но делали это они несколько сотен лет и с похвальным упорством.

Помню, они вернулись в тот год, когда закончили третью ограду, и принесли Старость. Две их лёгоньких мумии — Трубкозуба, свернувшегося, как кошка, в клубок, и Коршуницу, лежащую на боку, крошечную и с огромной грудной клеткой, — принесли в ограду. Оба они покрылись пухом белейших тонких волос, глаза их подёрнулись мутной пеленой, и весили они дай бог по пуду каждый. Казалось, их можно было привязать на нитку и пустить по ветру на забаву детям. Хат дочерна загорела, Ша — нет, и мы не могли понять, где они были. Старость у них содержалась в огромной глиняной бутыли, обросшей раковинами, и они не признавались, где её взяли.

Самим им от старости умереть не удалось. Более того, буквально за неделю в ограде они вернулись к привычному состоянию. Хат, конечно, не выздоровела, но помолодела обратно, и Ша вновь шустрил, как ткацкий челнок. Старость мы бросили куда надо, но он её одолел.

Они приносили прах редчайших смертоносных болезней, какие-то маски, копья, саженцы, но ничто не помогало. Проверяли, получится ли сбросить мерзость, обращаясь в зверей. Заключили: не получится.

Однажды Хат проснулась и сказала Ша:

– Я придумала. Далеко в море лежит великий корабль. Мы поднимем его и уплывём туда, куда не дотянется Единение.

– Это легенда, – сказал Трубкозуб.

– Нет. Это правда. Он лежит глубоко в море к западу от Трубы. Люди говорят, что если нырнуть очень глубоко, видно, как под водой перемигиваются великие камни.

– Он каменный?

– Нет. То есть, да. Он как город.

– Чепуха.

– Правда.

Ша вздохнул.

– Если ты так говоришь, то, наверно, правда.

… Хат ушла спать. За эти несколько лет Ша, развив бурную деятельность, обегал весь северный материк, съездил в Аметист, прочитал всю тайную библиотеку Марша – во всяком случае, это он ей сказал, когда разбудил. Но мог и приврать.

– Не получится, – выпалил он, когда Хат открыла глаза. – Я нашёл то, что может управлять кораблём, но маг не может этим пользоваться.

– Ну и что? – ответила Хат. – Я же не маг. Я и встану у штурвала.

– И ещё нужны три вещи. А я пока знаю только, у кого меч.

– Ну и найди. Пойдём, помогу.

… Удручённые, они сидели у глиняной модели корабля.

– Не огорчайся, – сказала Хат.

– Должен быть ещё какой-то способ.

– Он есть.

– Но я его не знаю.

– Лучше всего, – Хат подняла кривой пальчик, – у тебя получается то, чего ты не знаешь.

Однажды Хат вернулась одна. Ей было тяжело ходить, и обычно Ша помогал ей своей магией, но его с ней не было. На вопрос, где её товарищ, она пожала плечами и собралась лечь спать.

Я ей не дал – она так часто уходила от разговора. Начало истории я к тому времени знал – в общих чертах, потому что франааз, и детали они обсуждали за оградой, – но грустный вид Хат говорил о том, что у них ничего не получилось.

— Так он уплыл или не уплыл? – спросил я.

— Думаю, что уплыл.

— На том корабле?

— Не знаю. Конечно, он маг, и правду говорят, что очаги народа таких не носят, но всё же я верю, что он нашёл способ. Такой он человек. Не будет есть, не будет спать, проблему решит, вскочит с победным кличем — и осознает, что за это время прошла сотня лет, и все, кого он знал, умерли. Не осталось никого, ради кого стараться. Так что… Думаю, что не на том. Придумал какой-то способ.

— Разве это возможно?

— Только потому, что у него такой дар. Делать то, чего никто никогда не делал.

Я помолчал. Мне не хотелось об этом спрашивать, но это важный вопрос, и мне нужно для летописи.

— А почему он не взял с собой тебя?

Хат сердито посмотрела на меня.

— Ты глупый, что ли?

Глядя в мои непонимающие глаза, она вздохнула.

— Жалко. Я надеялась, ты догадаешься, и мне не придётся это вслух говорить. В общем, должна попросить у тебя прощения. И у всего отряда.

— За что? – я всё ещё не понимал.

— Как за что? Я же вполне намеренно и сознательно спасала не нас всех, а только его. И теперь, если я права, и он ушёл, у нас больше не будет того, кто может беспрепятственно ходить в омару, собирать для нас знания, искать помощь. Он попытается вернуться – и не сможет. Потому что его волшебство такое, что он может совершить невозможное, но один раз.

Она помедлила и добавила:

– Я, конечно, тоже могу ходить, но я его не заменю. Да никто его не заменит.

До меня дошло. Она одним махом разрушила все наши планы. Нам был нужен весь Хассар, и без Ша ни один из планов не имел смысла.

– Вот же ты дрянь! – вскричал я в сердцах. – Хуже крысы!

– Ну, ну, – сказала Хат. – Не ругайся. Уже ничего не вернёшь. Он не сможет вернуться.

Поёрзав, она уселась поудобнее и продолжила:

– Я всё нарочно так устроила. Из нас из всех, кроме Феникса, лучше всех знала его я. И вы и не подозреваете, какой он честный и преданный друг! Они никогда бы нас не бросил. Ни за что. Но вы не представляете и другого: как дорого ему даются эти бесплодные попытки. Дороже, чем любому из нас, поскольку новизна ему необходима как воздух. Ещё немного – и у меня не хватило бы возможностей его обманывать и давать ему цель. Воображение истощилось бы, и он бы меня поймал.

И тогда я решила его обмануть. Рассказала ему про корабль. Понимаешь, он очень деятельный, и ему нужно только подсказать направление. Вся эта затея с кораблём была нужна только для того, чтобы он, чтобы он задумался о том, что нашу проблему можно решить посредством путешествия. Я-то знала, что с кораблём ничего не получится.

– Откуда?

– Знала, и всё. Не твоё дело. Так вот, старый памятник. А что, заманчиво: иметь возможность плавать туда-сюда. И тут вот какой незаметный переход. Понимаешь, корабль помог бы всем нам, не только ему одному. Трубкозуб – честный брат и с чистой совестью возился с кораблём, потому что верил, что так он работает над нашим общим спасением. И вот в чём была моя хитрость. Я знала, что у него не получится – но по такой смехотворной причине, что он точно не догадается. А он очень умный и подумал, что у него не получается из-за величайшей загадки – почему такое путешествие вообще возможно. И незаметно принялся решать эту задачу. А это самая-самая-самая сложная вещь вообще. Может быть, самая сложная на свете. Ты хронист, ты мог слышать всё это, о равнинах и коврах, о разных созвездиях. Он-то не слышал. И всё решал с нуля. И решил. И проверил, конечно, на себе. И забыл подумать, что эта попытка будет первой и последней. А я его специально не предупредила.

— А тебе не кажется, – закипая, начал я, – что ты сломала жизнь и ему? Ты уверена, что он хотел бы уйти один, остаться в памяти как предатель, который сбежал…

— Фу, Ибис! – оборвала она. – Уж о том, чтобы все знали правду, ты позаботишься.

— Ты понимаешь, что я имею в виду.

— Тебе правда хочется знать все эти подробности?

— Излагай.

— Ладно, – обстоятельно приступила Хат. – Если угодно, то сначала я действительно думала, что он там будет страдать, поскольку будет один. А потом передумала: такой он человек, что всегда будет страдать. Пострадает-пострадает, а потом перестанет. Ты не забывай: вокруг будет всё новое, он будет грести его обеими руками, неизбежно увлечётся — и всё забудет. И будет счастлив. А я хочу, чтобы он был счастлив.

— Так всё это время…

— Не всё. Но да, я решила не ждать.

Я хотел спросить, когда она его полюбила, но решил, что это будет неуместно.

Она задумчиво добавила:

— Возможно, он, на самом деле, уже умер… Вдруг долгую жизнь нам даёт только мерзость? Не знаю, хотел ли он умереть, – мы как-то это не обсуждали, но, думаю, что он как все…

Гнев между тем совсем остыл и на его место начал проникать ужас. Страшная мысль пришла мне в голову.

— Ты точно пророчица? – медленно спросил я Хат, втайне надеясь, что нет, и всё это время она выдавала за видения свои догадки.

Не замечая моего страха, она легкомысленно пожала плечами.

— Не знаю. Скорее всего, да.

— То, что ты решила спасти Ша… Одного… Значит ли это, что в твоих видениях все вместе мы не спасёмся?

Хат посмотрела на меня пустым взглядом, а потом открыла рот и как заорёт! Орала она несколько минут. Я попытался дать ей пощёчину, но она отбивалась, суматошно махая руками, и я не выдержал и убежал. Вернулся – а она спит себе мёртвым сном.