6.6. Записи Эмон

Он пришел ко мне, заклял, чтобы я была недвижима, и говорил разумно. Не клял нас, но просил меня поверить тому, что он задумал.

А затем отпустил заклятье, отдав себя на мою волю.

Я ранила его, хоть он и был силен и ловок, и уложила на землю, прижав сетью. Прежде не случалось такого, и я хотела позвать других, но он остановил меня, сказав: подожди и убедись сама.

И я ждала. Раны на его теле зарастали, но делали это со скоростью, присущей многим из нас. Они причиняли ему большое неудобство, но он терпеливо сносил их.

И говорил. Говорил мне одной, как это бывало в прежние годы.

Рассказывал о том, что надумал, пока Хассар удерживал Мерзость. Из его слов выходило так, что делали мы все правильно, и разум его, будучи отделенным от дара, стал мал, но вернулся к человеческим пределам.

И я снова ждала и думала. Получалось плохо, как ни крути: вернуть его в Низ — значит, вернуть к Единению. Каждого из нас отделили и спасли, неужели ему не дадим того же? Ведь вот он, мой капитан и мой свет, пришедший ко мне просить о помощи и спасении, тот, кто забрал меня у Господина и дал в руки свободу, тот, кто любил все эти годы — как могу я вернуть его Мерзости?.. А если он сам смог выйти за границу, не значит ли, что вышел именно он — и это и есть важный итог, которого нам так не хватало для завершения? И вернуть его — значит, откинуть нас на долгие годы, к началу?

***

Я говорила с Пчелой. Снова расспрашивала его о том неделимом, что он отдал Соколу. Спрашивала — если от неделимого умудриться отделить часть, будет ли эта часть все еще тем, неделимым? Разрушится ли тогда неделимое, перестанет ли быть таковым? Пчеле не нравились такие загадки, но они увлекали его разум. Он обдумывал недолго, поскольку других дел было немало, но ответил так, чтобы я поняла: разделенное неделимое утратит свое основное свойство, и станет иным. И неделимым быть перестанет. Ответил и иное, но потом махнул рукой и сказал, мол, остальное не для моего ума. И добавил: тебе, Крокодилица, известно, что если отделять от тела части, даже очень искусно, сохраняя в живых человека, то однажды предел все равно будет достигнут, а человек станет мертвым.

Он говорил о своем, и я понимала, о чем он говорит. Но услышала и то, что было важно мне. Мой Сокол жив и отделен.

Я бы хотела поговорить с Коброй. Она единственная из всех понимала мою тоску — когда мы еще приближались к кургану Лилиту, она как-то спросила меня, что я буду делать, когда мы окончательно убьем капитана? И я ответила ей без сомнений: лягу рядом.

Он зовет меня Эмон, и это самое важное из моих имен, потому что так назвал меня он.

***

Я ждала долго.

Я сделалась изворотливой, скрывая его присутствие. Мне требовались припасы, потому что Корова и Лотос, каждый по своему, вели учет съестному и иным ресурсам. Потребовала свою долю, якобы для того, чтобы отбыть в полевой лагерь обучать “Жал”.

Мне требовалось уединение, потому что я желала проводить время с ним — сперва убеждала себя, что для наблюдений. Затем перестала лгать самой себе. Сделалась нелюдимой и капризной, убедила остальных, что мне, как и Хат, нужен отдых.

Я неукоснительно следовала всем правилам, чтобы никому не пришло в голову проверить мои схроны и призвать меня к ответу перед отрядом за лахах.

Феникс сделался тревожным, и постоянно искал огреху в контуре, но я понимала, что покуда Сокол внутри, найти его он не сможет. Трубкозуб мог бы случайно догадаться, но о случайностях я не заботилась, потому что именно так они и происходят: если ты начинаешь отсекать для них пути. Больше всех я беспокоилась о том, что может проснуться Хат. Я страшилась — и даже жаждала, чтобы она проснулась. Но она не просыпалась, и это и стало для меня главным знаком: если провидица не вопит и не требует немедленно остановить меня, значит, в этом есть выход.

Когда истек год с момента, как он вошел в мой шатер, я была убеждена в том, что его план сработает.

Господин учил меня, что за решением должно следовать действие. Сегодня мы выйдем за границу и уйдем так далеко, чтобы все нити слов, крови, долгов и клятв были разорваны. И тогда Хассар сможет закончить дело.

Кем будем мы двое, бывший капитан и бывший палач Хассара, исторгнувшие себя сами, пусть и разными путями?

Для меня больше не имеет значения, потому что мы будем двое: мужчина и женщина.