5.3. О Фениксе и оградах
Омыв Феникса известковой водой, Шакал вскрыл его и изъял его внутренности. Как и всё в Бен, они были совершенны, как у первого человека, сотворённого богами.
Потом Шакал извлёк глаза и их промыл. Феникс заметил, что без глаз он зрения не теряет. Бальзамировщик сделал себе пометку рассказать Лотосу, но отметил, что лично его это не удивляет, поскольку зрение свойственно душе, а глазами люди пользуются в силу привычки.
Защита могильника давно была подготовлена. Объясняя её устройство, Бен – с большими ритуальными недомолвками, разумеется, – рассказывал притчу о расколотом боге. По его словам, в разных странах в разное время люди убивают доброго бога, чтобы подобрать его части и, расставив их там, где нужно, соорудить из них границу своих царств. И хотя это, на его взгляд, нечестиво и неблагодарно, принцип такой лежит в основе строительства всех действительно прочных оград. Поэтому ограда Мерзости зиждилась на шести столпах и незримо тянулась к берегам моря Мук.
К глубокому сожалению, говорил Бен, повелевать этой землёй из мира живых и приказывать Мерзости он не может – они же сами заточили его в Низу. Потому ему придётся умереть. Это мало что меняет, на первый взгляд, говорил он, но его тяготит неизменность, присущая живой смерти. Таково правило мёртвых: они уже ничего не могут изменить. Меняют мир только живые.
Шакал извлёк мозг Феникса и опустил его в вязкий ароматный лак, чтобы поместить потом обратно в черепную коробку, где он будет сохнуть около семи суток.
Феникс отметил, что ему очень больно.
Шакал же, успокаивая его, сказал, что это нормально: человек должен бояться умереть, страх вливает в жилы огонь, а боль напоминает о жизни.
Несколько дней бальзамировщик обрабатывал тело Феникса: обезвоживал его до тех пор, пока синий кобальтовый порошок, указатель влаги, не перестал розоветь, натирал благовонными маслами и смолами, лиственничной камедью и солями серебра. Феникс тогда не мог говорить, поскольку его отторгнутый язык содержался отдельно в лягушачьем яде и на время закостенел, но Шакал предполагал, что ощущения от подготовки тела скорее приятные, чего не скажешь обо всех остальных стадиях этого сложного процесса.
Лак застывал, Шакал сказал Фениксу, что доволен доступом воздуха через глазницы и отверстия в черепе и вскоре можно будет уже приступать к бинтованию.
К этому делу была допущена помощница Шакала из Капюшонов. Хотя его ученики принадлежали к другому отряду, для наложения благовонных пелен, которое производилось в совершенно сухой камере, по сложной науке Шакала, подходила лишь та, кто никогда не плакала, даже в младенчестве. Такая нашлась только среди Капюшонов, учеников Бен. То, что она очень сильно любила Феникса, по мнению Шакала, было только к пользе, пусть и влекло за собой большой риск. Бен же считал, что это отвратительная идея, привлекать к такому занятию влюблённого человека, и утешал девушку как мог, рассказывая ей, как она прекрасна и желанна, как мягки её руки и гладка её кожа. Когда она уходила, трясясь, чтобы вернуться на рассвете, Шакал замечал, что если Фениксу дорог её здравый рассудок, ему бы перестать.
Наконец тело было подготовлено. Шакал облачил Феникса, вложил ему в руки регалии и установил так, как тот ему сказал. Замыкание ограды произвели его ученики, Шакал не обладал нужными знаниями, однако знал достаточно, чтобы выгнать всех за ограду. Но когда Феникс растворил уста и сказал “Повинуйтесь!”, на колени попадали даже живые живые, не успевшие отойти достаточно далеко. А Шакал, который по происхождению своему был полумёртвым, испытал трепет даже в своей пеленальной камере, где он накрепко заперся.