4.4. Шакал и Колдун
Шакал рассказывал, что в человеческом теле, помимо пределов, досягаемых через отверстия, от природы предназначенные для входа и выхода, есть закрытый ларец. Сундук, содержимое которого человек никогда не сдаёт. Там хранятся сердце, лёгкие, мозг и прочие жизненно важные органы.
Сундук можно взломать, и тогда человек начнёт умирать — так он стремится к состоянию, когда на всё согласен, и больше мучиться не надо. Можно, конечно, попасть внутрь коробки уговорами, не причиняя человеку вреда. Он, по его словам, держал в руке живое человеческое сердце. Но, как рассказывал Шакал, очень сложно было достичь необходимого уровня доверия, чтобы живой человек пропустил его в столь сокровенные владения, и уговорить плоть расступиться. От вторгающегося нужно очень большое терпение и самоотдача. Чаще терпения не хватает, и прибегают к пыткам. Тогда человек стремится к смерти — состоянию, когда он на всё согласен.
Сам он как чадо мертвеца не мог долго спорить, так как имел только половину воли, отведённой человеку, поэтому изворачивался и брал хитростью и осмотрительностью.
Думая о том, что полностью чужим может стать только мёртвый, Шакал заключил, что тот способ спасения, который изобрёл Колдун, не будет действовать вечно, и Мерзость сможет поглотить даже человека без левшем, если сосредоточит своё внимание на нём.
Мне Шакал сказал, что хочет говорить с Колдуном из Граната. Я удивился: никто из нас не знал, где бывший хозяин Крокодилицы. Но Шакал отмахнулся: Колдун может услышать, что его зовут, поскольку обладает сильным даром к предчувствию, и ради такого случая Шакал даже прольет каплю своей драгоценной крови (потом он её собрал и поглотил, поскольку его кровь принадлежит не ему, а его ужасному роду).
Действительно, не прошло и недели, как Колдун из Граната явился на холм у Весла, где его ждал Шакал. Он ничуть не изменился: такой же дочерна загорелый, бритоголовый, сложённый, как мальчик, и весь в золоте. Весь. Золотые браслеты от кистей до плеч обеих рук. Оплечье, нагрудный и наспинный диски. Кольца и перстни на тонких пальцах. Не знаю, зачем он кичился богатством и кого дразнил, но он всегда носил на себе сокровищницу.
— Ты владеешь половиной мизинца Крокодилицы, — начал без вступления Шакал. — Владеешь ли ты ею?
Ючителле усмехнулся.
— Нет, конечно. Я лишь не даю другому ею владеть.
— До какой степени?
— Достаточно для того, чтобы он, имея выбор, не трогал её.
— А не имея?
— Не знаю. Если его внимание не будет сосредоточено на ней, думаю, не тронет. Не заметит. Нет. Трудно объяснить. Это похоже на то, как охотник смотрит на домашний скот: он может съесть козу, но как цель забавы рассматривать её не будет.
— Почему съедение даёт власть? И почему неполное съедение, поглощение фрагмента, имеет такую силу?
— Потому что знание есть власть. Чудно, что ты, Шакал, этого не понимаешь. Ты — и сведущий, и наделённый властью от рождения!
— Общие положения я понимаю, архонт. Но как долго держится эта власть?
— Пока перемены не сделают знание неведением. Это может произойти быстро, а может вовсе не произойти.
Шакал кивнул и взглянул на золотого колдуна исподлобья.
— Как ты думаешь, — медленно начал он, — если найти способ поглотить, познать человека целиком, а потом отторгнуть от себя, будет ли он навечно ограждён от слияния с другим?
Колдун задумался.
— Тебе виднее, бальзамировщик, — сказал ючителле. — Но если верно то, чему учат скрижали твоей родины, и лишь мертвец может быть полностью подвластен чужой воле, то, умертвив другого и вдохнув в его уста курения нежизни, ты сможешь владеть им так полно, что никто не сможет этого оспорить, покуда жизнь ему не будет возвращена.
— Мне всё понятно, — сказал Шакал и поднялся. Трава на земле уже пыталась слизнуть его драгоценную кровь и тянулась к повреждённой ладони.
Колдун притоптал не в меру ретивую траву.
— Мне же непонятно одно. Почему он, – и Колдун указал за спину Шакала, – нас так внимательно слушает.