4.3. Элефантье

Мы оказались в тяжёлом положении. Корабль расселся, лишившись киля как сшивающей борта оси, и обдёргался о каменистый грунт. Вражеский колдун перенёс корабль довольно гладко, не поднимая на недосягаемую высоту, как я могла бы ожидать, но капитан всё равно сломал ногу. Некоторые братья выпали и поломались, Чабрец разбился насмерть (да достанется ему под землёй место поближе к выходу!).

Господин меня к себе подпускал: когда-то я приходилась ему роднёй, и хотя за игорные долги отца я вместе с ним была изгнана из дома, всё равно память осталась. Я видела, что он пребывает в остолбенении, и не оробела подойти и посмотреть. Дела были не очень, но он был жив. Та женщина лихо рубанула его своим широким копьём, но, собственно, успех свой не развила, и ничего совсем страшного не произошло. Что же? Дочь пьяницы знает, что в таких случаях делать! Я взяла его подмышки (он буквально одеревенел – не человек, доска!) и с трудом повела. Мои товарищи сомкнулись вокруг него и сняли его с палубы, препоручая заботам Терео и его суетливого ученика. Да, будешь читать – знай, ты был суетлив и несносен, но, возможно, годы тебя исправят!

Дела наши были не очень. По оценке Стрижа, мы оказались в двенадцати дневных переходах от дома на восток-северо-восток. Часть отряда была вообще не экипирована для сухопутных перемещений, поскольку готовилась к бою в качестве боевых ныряльщиков. Ни лошадей, ни колесниц на борту не было. И слоны… Слоны остались дома, и теперь их мыть будет какой-то нерадивый раб, а не я. И ладно Ревун, он всякое обращение стерпит, но старый Мудрец нуждается в тщательном уходе, он капризничает, и у него язвы между пальцами, а Гора всё ещё не оправилась после того, как с таким трудом родила Мышь… Ладно, что я опять о слонах! В общем, слоны остались дома. Провизии у нас было достаточно, но недостаточно того, в чём её нести: ведь мы закладывались на длинное морское путешествие, к завершению которого и подходили, но вовсе не готовились к дальним сухопутным переходам. К тому же, в пустыне, куда нас зашвырнул колдун, ночи были холодные, как горные вершины, и мы выживали, сбиваясь плотной и, честно говоря, дурно пахнущей кучей.

Хозяин пришёл в себя только на вторые сутки, после ночёвки и изрядного перехода.

– Где мы? – спросил он.

Капитан ему объяснил. Хозяин пожал плечами (скривившись, поскольку та бодрая особа его как раз от плеча до бедра и перепахала). Потом задумался, собрал всех и говорит.

– Я не требую от вас, как раньше, умереть за меня, – начал он. – Да, я плачу за ваше содержание и жертвую за вас вашему богу отступное. Но ваши клятвы принесены не к моим стопам – к знамёнам нашего дома, а сейчас – к священным ступеням и шести вратам города.

– Сам я, – продолжил он, опуская плечи, – не возвращаюсь в Гранат. Для города я сделал, что мог, и вижу, что сделал неплохо. У меня есть две дочери и сын, и, насколько я успел их узнать, ни один из них, если выйдет из горнила испытаний победителем, не окрасит мои щёки румянцем стыда, если встанет во главе дома.

Меня же зовёт долг, и равно с ним зовёт страсть, поскольку вижу я, что важная для меня женщина угодила в тенета чудовища. И я не просто желаю её спасти – кажется, я знаю, как именно это сделать. И мой вопрос к вам – мои верные воины, мои крепчайшие лозы, скрепляющие скалы Граната, – пойдёте ли вы со мной или вернётесь на родину.

Умеет хозяин сказать. Ну, каков мой выбор? Либо Мышь будет растирать какой-то растяпа (и вырастет не слоник, а скопище язв), либо летопись примет от меня… ну, преемник. Честно, ты не обижайся, Рогач, но твои клинья вообще никто не разберёт. Уж не знаю, кто там учил тебя писать, но лично моя наука впрок тебе не пошла. Ладно. Пойдём совещаться. Я возьму себя в руки и громко выступлю за то, чтобы бросить господина и вернуться в Гранат. У Мудреца мозоли, понимаете?