2025-08-07

Об именовании и его последствиях

*«Истинное имя — это не просто слово. Это якорь, за который держится душа. Отпусти — и ветер унесет тебя прочь».

— Круг из Граната, эссе “Об именах”

Общеизвестно, и это подтверждается бесчисленными преданиями и даже случайными записями очевидцев, что знание истинного имени открывает врата для самых темных заклинаний, для сглаза и проклятий, способных извести человека до основания. Потому в повседневной жизни люди благоразумно используют обычные, обиходные прозвища, создавая таким образом барьер против недоброжелателей. Этот обычай есть и у форсов, и у теллекурре, и в Самоцветных городах. Даже Бессмертные в Хватке скрывают свои истинные имена за громкими титулами.

Имя, данное человеку, как правило, уже при рождении и известное лишь избранным, — нечто гораздо более глубокое, чем личина, которую мы надеваем для мира. Это — основа, нить, за которую может потянуть враждебная воля. Не удивительно, что даже простолюдины оберегают свое имя пуще золота. Колдуны же… о, их страх перед этим знанием граничит с суеверием. Никто точно не знает, кто первым открыл страшную уязвимость магов перед силой их имени. Однако поименованный маг утрачивает силу, это бесспорно так. Но, как верно подмечал Круг из Граната, “лишение силы — не есть освобождение от проклятия”. Что происходит с умом мага, когда сила, переплетавшая его плоть и душу, оставляет его?

Увы, нередко с утратой магии то, что мудрецы именуют “распадом разума”, а обычные солдаты — просто «бесовщиной», не уходит. Магия уходит, но безумие остается. Конечно, долгосрочных наблюдений не так много, ведь, как это ни печально, участь именованного мага редко бывает долгой и счастливой. Чаще всего, страх и ненависть окружающих, а порой и банальная месть тех, кому он причинил зло своей магией, быстро обрывают его земное существование. Однако, к счастью для нас, пытливых исследователей, до нас дошли редкие, но оттого еще более ценные свидетельства.

Вспомним, к примеру, колдуна из города Розы, известного в хрониках как Костер, чья неукротимая страсть к огню, эта самая пиромания, казалось, была неотъемлемой частью его магической сущности. Этот печально известный пироман, ответственный за ряд пожаров в городе был поименован в сражении на перевале Мейс и стал полностью бесполезен для ведения дальнейших военных действий. Но огонь безумия — внутренний, метафорический — остался. По свидетельствам очевидцев, однако, оно стало приглушенным. Костер жил в затворничестве, практикуя аскезу: медитировал, сидя на раскаленных углях, писал тексты только золой, жил в пещере. Безумие его не оставило, но поскольку он ушел в пещеру, наблюдать его стало значительно сложней. Больше ничего значительного он не сделал и исчез во тьме веков.

Другая история, не менее трагичная — колдунья Жаворонок, певица, некогда исполнявшая песни, способные очаровать любое сердца. Ее поименовали завистливые конкурентки. После именования она на некоторое время обрела покой — благодаря тому, что приняла обет молчания. Говорят, что она носила вуаль и тщательно скрывала свое лицо, и вообще отказалась от всего, что было связано с внешней привлекательностью. Неслучайный выбор, ведь раньше все ее колдовство было направлено именно на это! Но однажды, как говорят, она сорвалась. Никто не знает, что стало последней каплей. Возможно, услышала свое прежнее имя во сне. Но после этого она сожгла свой дом, перебила соседей и бросилась в колодец, оставив за собой только пепелище.

Сам я лично наблюдал, как мой сосед-некромант, Серолицый, переживал именование. Всему кварталу надоела вечная вонь, которая исходила из его жилища, а из-за кряхтения его отвратительных гомункулов дети не могли спать по ночам. Тогда, скинувшись, соседи наняли отряд наемников, а те в каких-то старых хрониках раскопали истинное имя Серолицего. Пока магия Серолицего была с ним, я нередко видел, как он в своих припадках проводил часы на кладбище, оплакивая полузабытые могилы, а иногда разрывал их, чтобы прижать чьи-то кости к груди и поливать их слезами, как тело возлюбленной. После именования, однако, я не смог увидеть проявлений его безумия, поскольку Серолицый впал в полную апатию. Вместе с магией его будто оставила и воля к жизни. Его не терзало буйство, он просто исчез. Не в магическом смысле — в бытовом. Он сидел, не шевелясь, смотрел в стену, не ел, не говорил. Сторожа храма, где он доживал свои дни, отмечали часы, когда он моргал. Он умер за неделю.

Итак, лишение мага его силы вовсе не гарантирует избавления от той тьмы, что поселилась в его душе. Скорее, это лишь меняет ее облик, заставляя проявляться в иных, порой не менее ужасных формах. Может быть, сила портит разум, как яд портит тело. Может быть, одно питает другое. И когда магию вырывают из души именованием — остается прореха, через которую легко рассыпаются остатки человеческой личности. Открыт вопрос: можно ли после именования спасти то, что осталось от человека? Истории не дают ясного ответа. Все это открывает перед нами еще более глубокие горизонты для дальнейших исследований. Разве не захватывающе?