3. Обряд Двойственного Начала
Обряд Двойственного Начала
Об обретении
Семья моя сокрушена, и сердце мое — пепелище. Ибо хоть сын мой, Маахес, был вознесен надо всеми людьми по праву, но тьма восстала против него, и обрушилась бедствием, и погубила. С тех пор я, Небетхет, дочь Бессмертного, по доброй воле заточена в граде моего божественного сына. И пусть я не покидаю своей земли, со всех краев обозримого мира я кропотливо собираю знание, изыскивая способ вернуть Маахеса к дыханию и свету.
Воистину неизбежно его возвращение!
Среди прочего в мои руки попали упоминания о таинстве столь древнем, что и имена создателей, и их народ, и даже область света, где таинство зародилось, потонули в зыбких песках времени. Свидетельства о нем сокрыты и в легендах кочевых народов востока, и в клинописных табличках шешмеров, и в сказках северных дикарей. Всюду этот обряд осуждали, и все же, от века к веку, кто-то да решался прибегнуть к нему вновь. Сводя меж собой обрывки историй, я сумела восстановить целое и дала ему имя — Обряд Двойственного Начала.
О замысле
Ни безграничная сила магии, ни ее бесплодный соперник не служат истоком обряду. Ни одной известной мне школе колдовства он не близок.
В основе обряда лежит вера, что породить по-настоящему великое можно лишь выйдя за понятные пределы человеческого сердца. Обряд создан для женщины, готовящейся к тому, чтобы зачать близнецов, детей своего плоти, несущих в себе семена грядущего величия. И когда один из детей положит конец другому, из праха единства и крови раздвоения, как гласит обряд, вырастает то, что остается жить в веках.
О приготовлениях
Начинается сей путь великим отрешением. Женщина, предназначенная обряду, покидает людей на тринадцать месяцев, уединясь в каком-либо отдаленном тихом месте. Там вкушает только положенное: хлеб из двух злаков — риса и ячменя, воду из двух источников, мясо двух животных, единовременно принесённых жертву. Каждый день в полуденный час она возлагает руки на расколотый надвое камень, служащий алтарем, и шепчет имена детей: ещё не рожденных, но предрешённых. Все остальное время ей должно хранить молчание, и не дозволено слышать чужой речи. Каждую ночь в час полночный она ранит ладони иглой из двух металлов и капает на камень кровью: одна капля за жизнь, одна — за смерть. Так тринадцать месяцев плоть и дух женщины разделяются надвое, готовя утробу к принятию ярма двойственности.
Семя любого мужчины принесет ей желанное, ибо в обряде главенствует мать.
О рождении и взращивании
Рождаются два младенца: и им дают заранее предопределенные имена, дабы судьба их не свернула с пути. Мальчик и девочка, два мальчика или две девочки — нет в том разницы: суть не в облике, но в двойственности. С первых дней их держат в разных частях дома, никогда не позволяя увидеть друг друга. Матери дозволено кормить одного лишь правой грудью, другого — лишь левой. Если же мать лишена молока, то кормилиц должно быть две — своя для каждого из младенцев. Так и все прочее, чем они одарены, и все значимое, что их окружает, отмечено знаком раздвоенности.
По прошествии семи лет допускается их встреча: им дозволяется узнать друг друга в молчании, обменяться взглядом, но не словом. С этого часа начинается особое учение: каждый постигает искусство разрушения и созидания. Один — хранить, другой — разбивать. Один — собирать, иной — рассекать. Порой их вновь разводят, порой вновь сближают, дабы она крепла связующая их судьбоносная нить.
Об истреблении
По достижении детьми тринадцати лет мать в потаённом месте соединяет детей, дает им чашу вина и любое орудие, будь то кинжал, веревка или яд. Сперва двое пьют по глотку, потом друг друга обнимают прощально. Тот из них, на чью долю падёт жребий, завершает обряд: убивает брата или сестру.
Впрочем, в иных записях песен и легенд точное исполнение этой части обряда различно. Неизменна лишь смерть одного от руки другого. Возраст, предвижу я, также не столь важен — важнее, чтобы оба в полноте осознавали, что происходит. Важна кровь, пролитая не из гнева, не из зависти, а во исполнение воли предназначения.
О плодах
Истории гласят, будто бы оставшийся в живых — не прежний более, но новый человек, завершённый сосуд начала, вмещающий разделенную прежде искру, ставшую единой через смерть. Не всякий раз такой человек восходит к вершинам власти, о нем может вовсе не греметь слава, обряд не залог пробуждения магического дара, не дарует он и бессмертия. Однако неминуемо, если верить рассказчикам древности, он обладает невероятной способностью к созиданию, к тому, чтобы зачинать нечто, превосходящее и век, и силы человека. Говорят, порой именно в обряде лежали причина и исток великих творений.
Если дети все же способны к развитию колдовского дара, могущество объединенного будет преумножено также.
О несвоевременности познания
Сожаления мои горше плодов хандаля, ибо не вкусила я этого учения прежде. Сын мой, Маахес, зачат был по воле предназначения, однако без двойного корня, без равной ему жертвы. Слишком поздно. Быть может, пойди я этим путем, никакой народ, никакой колдун или бог не смогли бы повергнуть моего сына. Знание об обряде отравляет, отбрасывая на мое и без того черное горе тень возможности, что ускользнула безвозвратно.
И все же — такова моя песнь для матерей грядущего. Пусть внемлют ей те, кто дерзнёт жаждать невозможного и платить высшую цену.