1. Об отрядах
Об отрядах
Говорят, первый человек все мог делать сам, но от такой лютой скуки разделил себя на семь частей, чтобы каждая часть могла видеть и слышать по-своему — и было бы с кем о том поговорить. Так первый отряд и появился, из человека-отряда.
Говорят, первых людей было ровно семь. Пятеро чувствовали остро: видели, слышали, обоняли, ощупывали мир — им, точно детям, все было интересно и точно дети они все норовили попробовать на вкус. Еще один укрощал вечные споры между пятью и направлял их взгляд и слух, куда нужно. Последний — кто записывал все, чтобы не забыть ни одного увиденного цвета, ни одного услышанного звука, ни одной мысли. Мудрые считают, что так же устроен всякий отряд, и в этом — их смысл и мера.
Говорят, когда семеро в отряде поняли, что умрут, каждый завел себе двух помощников: того, кто его учил, и того, кого он учит, — чтобы память не растерялась. Так отряд смог вырасти троекратно. Но возьми больше такого числа — отряд развалится, потому как разговор в нем станет слишком шумным: вроде каждый и говорит правду, а только путаница выходит. Одному человеку стольких не удержать и к согласию не привести.
Говорят, первые люди — или лишь самые беспокойные из них? — вышли из глубоких пещер или спустились на землю с деревьев. И будто бы снаружи пещеры или вокруг дерева не было совсем ничего до тех пор, пока люди не начали рассказывать друг другу, что там. Точно так дети, глядя в непроглядную ночную тьму, угадывают, что скрывается в ней. Каждое имя, данное ветру, птице или камню, наполняло их силой быть.
Есть и иное предание, что первый отряд был задуман как летящая по волнам лодка: пятеро на вёслах, капитан на мостике, летописец — с пером вместо паруса. Они вышли в открытое море в поисках того, что не умели назвать.
Говорят, когда мир был молод, люди днем трудились, а к вечеру собирались в круг и рассказывали друг другу истории о том, что с ними случилось за день и что они видели. Потому и ныне любой отряд — круг памяти, не кольцо власти.
Говорят, будто бы первые люди научились говорить случайно и не поняли сразу, зачем им речь. А поняли тогда только, когда научились писать и появилась летопись. Людей тогда было мало, так что и язык у них был один.
Верно говорят, что общая история, общая память, общая летопись скрепляют отряд воедино. На честном слове отряд и держится.
Без капитана и летописца — нет отряда. Прочие же не обязательны. Потому некоторые считают, что в первом отряде и не было иных знаков отличия, а появлялись они позже, когда в новом возникла нужда. Иные возражают: что же, если даже плакальщик был не нужен, то и смерти тогда не было?
Чужака можно принять в отряд, и цена этому известна — строка в летописи, которая больше никуда оттуда не денется.
Говорят, сохраняются только те места, где ступал человек. Человек не может быть один. Потому — только там, где прошел отряд, может быть хоть что-то иное. Говорят также, что если забраться на высокогорное плато — поближе к небу — в год Кометы, можно наблюдать как в ее свете оплавляются форма и суть вещей.
Говорят, чем ближе Комета, тем тревожней отряды, а более всех — летописцы. Одни считают, будто те боятся, что огонь подпалит их летописи и выжжет из них имена и память. Другие — что оно и немудрено беспокоиться: в год Кометы столько работы!
Есть город в Хватке, в котором верят, будто единственный способ пережить смерть — быть тем, кого записали в летопись. Потому там летописцы почитаемы почти как жрецы смерти. В иных землях, напротив, летописец никем не уважаем: его полагают нежеланным свидетелем, а потому в дом не приглашают и за стол не зовут.
Говорят, если хочешь, чтобы твой путь длился дольше, чем жизнь, найди шестерых себе подобных и дай каждому имя и дело. Без имени не бывает человека, без дела — памяти.
Говорят, что пока в отряде жив летописец или хоть кто-то помнит, что летописец был, сам отряд не умирает до конца. Но если память предана забвению — тогда и мир перестаёт отряд узнавать и признавать отрядом.
Наконец, говорят и так: когда погибнет последний отряд, последним исчезнет летописец, и после последнего его слова наконец наступит безмолвие.