1. Как ходили за засухой
Хватк или Марш, 300, какой-то пересказ кусков из летописи первого отряда
Знамя Хассара спустилось по Круглобокой и к зиме достигло назначенного места. Действительно, как и видел Ша в дыму, на смену полноводному руслу пришли лиманы и старицы, отсечённые длинными мелями и поросшими колючкой песчаными островами. Животворный ил высох и сгорел, и кости крокодилов устилали берега. Чем выше поднимались товарищи, тем скуднее становились воды, пока вовсе не превратились в жалкие медленные ручейки посреди песка.
На этом месте сделали привал, чтобы разрешить поединком спор. Шакал отряда говорил, что образовалась дамба. Ша говорил, что кто-то украл или высосал реку.
Драться решили до первого знака “я прав” на коже врага. Победил Ша, хотя большинство считало, что прав Шакал. Но Шакал был всегда столь же спокоен, сколь Ша гневлив, и он, казалось Ибису, был не прочь уступить победу Ша, чтобы тот закончил злиться и ябедничать.
Шакал, однако, сделался задумчив и печален. Ибис, зная, что тот никогда не откроет ему просто так, что за тёмные думы гнетут его, но помня, что Шакал ясно прозревает грядущие бедствия, и было бы безрассудно не знать, до чего тот додумался, подпоил его ядом откровенности, и тогда Шакал поведал ему, что у него на сердце. Шакал сказал: “Я уверен, что прав я. Но суд сказал, что река украдена, и значит, это правда. А поскольку сила Ша — в том, чтобы знать об опасности от внешних врагов любой земли, которую он считает своей, украдена она тем, о ком мы не ведаем”.
На второй день после того, как на горизонте показались горы, вернулась Кошка, отправленная вперёд, и доложила, что обнаружила дамбу. Дамба та высотой превосходила горы и больше была похожа на башню, но сложена была не из тёсаного камня, не из валунов, а из сочного черного ила и тел тысяч животных. Кошка потратила сутки на то, чтобы определить её толщину, и сказала, что, начав на рассвете, к закату она увидела блеск водоёма. Но не исполинский размер дамбы и даже не необычный материал больше всего удивили Кошку. Она рассказала, тела были живы, и ил трепыхался от кишащих червей, миног и ящеров, а порой – извлеченными из утроб зверей плодами, что обрастали плотью, одевались в шкуру, восставали на копыта или лапы и начинали движение, издавали рёв или крик; она даже стала свидетелем одним родам. А иные живые, напротив, внезапно обжигались незримым огнем и в одночасье сгнивали до выбеленных костей, и даже кости обращались прахом, чтобы потом опять прорасти.
Колдуны и жрецы сочли это важным. Бен сказал, что великая магия творится и до конца не сотворена, и надо дождаться конца. Ша сказал, что это не к добру, и мы все умрём или оживём. Так и вышло.
Сокол приказал не дожидаться завершения колдовства, потому что оно может вообще не завершиться. Крокодилица спросила, куда в таком случае надо идти, и заключен ли секрет в реке. Сокол же велел Кошке изложить всё увиденное ещё раз и в мельчайших подробностях, задумался и приказал будить Хат, хотя оставалось лишь два раза, когда это можно было сделать за сезон. Хат проснулась, принялась, по обычаю, капризничать и требовать еды, питья и прогулок, а когда её требования были исполнены, ответила Соколу так: “Скотина, оживая, поворачивалась к горам восточного берега, и погибая, глядела туда же. Значит, всё, что происходит важного, происходит там”. После чего она умолкла и побрела искать, с кем предаться разврату.
Хассар услышал мычание и крики скота задолго до того, как дошёл до дамбы. Сокол хотел знать, есть ли среди костей человек, и, хотя Ша сказал, что есть, заметить его не удалось. Тогда свернули в горы на правом берегу. Сокол велел Кошке не ходить вперёд, Льву, Бен и Ша приготовиться к бою, а Крокодилице приодеться, чтобы быть готовой казнить или прельщать красотой.