3. Балв Огнерев. Три истории

О Балве

ПЕРВЫЙ ТЕКСТ

Балв Огнерев был великим магом нашего народа.

О его прошлом знали мало, кроме того, что ненависть его к теллекурре и, особенно, тем, кто жили западнее Великой Скорбной, была неистовой, как и пламя, что он насылал на своих врагов. Говорят, что он был очень скуп на слова – и оттого враги прозвали его Безгласым, а теллекурре — Немотом или Немытью. Те же, кто приняли его к своим очагам, говорили, что каждый звук, что исторгает его глотка, оборачивается пылающим трупом врага.

Было то очень давно, в ту пору, когда великие менгиры еще не лишились своих голосов и жили среди людей.

И пришел тогда Балв к стенам Весла, что был столицей очага Форсберга. Правил им в те времена Туаган, которого теллекурре прозвали Чеканом. Нетрудно сказать, что Туаган был из того же высокого очага, что и король Лир, и после того, как попали дети Лира под колдовство и улетели на трижды по тридцать семь лет из родных краев, поклялся Туаган покарать виновных.

И тут надобно сказать слово о детях Лира. Четверо было их, и были они обращены в лебедей из зависти и злобы своей мачехи, Финны, что желала любви короля Лира лишь для себя и своего зеленокожего и хилого отпрыска, Квакши-Лягушонка. Приходилась Финна сестрой князю Арчи, Осоеду, и звалась среди теллекурре Беленой.

Туаган же, прознав о злодеянии Финны, испробовал открыть Лиру глаза на его преступную жену, да не преуспел. Роняя слезы на грудь своему мужу и королю, королева Финна рыдала и заносила нож над своей грудью и грудью последнего из детей, своего родного сына, клялась, что нет крови детей на ее руках, но ежели супруг ее прикажет, то убьет она и себя, и сына своего, дабы усовестить сомневающихся и очистить свое имя. Лир же колебался, ибо не осталось более у него никого, кроме сына от Финны. Пусть и хилого – но отныне единственного таниста его крови.

Не по чести было Туагану оставаться у этого очага. И тогда трижды плюнул Туаган на раскаленные камни Весла и поклялся отомстить даже им, камням, что продолжают греть залы сида, тогда как должны были обратиться в ледяной прах и черный пепел, и плюнул на шкуры свирепых гончих, что ластились к королю и его паскудной жене, хотя должны были разорвать клятвопреступницу, и плюнул на резной порог, ибо должен он был рассохнуться и скрипеть уныло, едва нога предателей ступила на него впервые.

Так сказал Туаган: очаг не остынет, гончие не успеют ощениться, порог не обрастет мхом — как я вернусь. И тогда не жди пощады, мой король, ибо не может сидеть над очагом тот, чей разум ослабел, а сердце смягчилось слезами злодейки.

Искал Туаган и злата Луина, и силы дружин Нуаду, и ярости Мор, и тайн, что хранит лишь Фаль, дабы прийти к стенам Весла в славе и могуществе. Искал до тех пор, пока не скончался король Лир и не воссел на троне Фрогахан. Не осталось боле времени у Туагана собираться силами, наступило время выходить походом.

И когда взял Туаган Весло после осады и боя, то окропил камни очага кровью захватчиков теллекурре, завалил огонь тушами собачьими вперемешку с теллекурскими щенками, и, порубив на багры пороги и арки, растащил ими угли, заставив их обратиться в пепел.

Долго в высоких сводах звучали крики резни, что учинил Туаган над врагами своими и своего народа. Когда же дело было сделано, проклятый лягушонок Квакша был выпотрошен и набит соломой вперемешку с предательскими камнями очага, и не будет больше речи о нем в этой истории.
Туаган сел среди резных кресел и узорчатых скатертей и зарыдал. Ибо ничего не осталось больше от того Весла, в котором был он рожден. К нему же привели Финну, дабы он вершил суд над ней.

Финна же была хороша: краше многих дев и жен форсов, и даже осада и горе не сделали ее уродливой. И была она умна, потому что говорила так Туагану: ты могучий воин, и можешь убить меня, как убил мое дитя, но нет крови на моих руках, как и пять лет назад скажу тебе: не виновна я в том!.. Но вот о чем подумай, Туаган: как бы ни было, менгиры назвали меня королевой. Осиротел очаг без короля, оскудела земля, питаемая силой одной лишь королевы. Нет в ней семени и больше не будет, ведь семя единственное, что Лир оставил, ты и сгубил. И разве будет тебе по чести сгубить все, что было его и оставить без хозяина? Возьми же меня и вспаши, как плуг вспахивает землю. А о том, будет ли урожай добрым – решай сам, пахарь.

И Туаган, подобно многим мужам прежде и многим после, услышал не речи, но голос, и голос этот был слаще летних медоносов, и пролился ему в душу ядом, что затуманил его разум, посеял сомнения и затушил ярость.

И тогда Туаган зажег в очаге Весла новый огонь, жаркий, как его страсть к Финне.

Но вернемся же к Балву.

ВТОРОЙ ТЕКСТ

Огнерев был статным и могучим мужчиной, и в облике его видны были черты наших высоких вождей: волосы его были темны, а глаза ярки, предплечья же были синими от узоров, отмечавших победы над врагами. Одни говорят, что голос его был подобен реву — в других историях же рекут о деве, что была его устами и рекла вместо него.

Собрал он вождей и очаги — и так рек: «Несите этот огонь во все пределы земель наших, и разожгите на землях наших великий пожар. Да будут сожжены дела и имена врагов наших! Накормите этот огонь кровью захватчиков, пусть так отныне питаем мы очаги».

Оттого ту войну зовем мы войной факелов, ибо началась она в разных местах, от того огня, что принесли от очага Балва, но вел ее один огонь, бившийся в груди героя.

Некоторые из вождей роптали: отчего станем мы слушать мага, ведь не может маг быть нам вождем, не может быть королем над очагом? И тогда голос Балва взревел так, что опалил брови и волосы, и расплавил золотые вышивки на одеждах вождей.

И согласились вожди, что взывать к камню Фаль следует тогда, когда наступит время для состязаний меж королями и выкликания имен, а покуда же следует посвятить себя и своих танов войне, а не речам.

Всякий дом и всякий очаг, что страдали под пятой теллекурре, поднялись в одночасье и выступили. И не затухали огни факелов, потому что питала их кровь захватчиков.

Среди многих других вождей, что поддержали войну, был и Туаган, король Весла и Форсберга. Откликнулся он, хоть и со многими вождями теллекурре жил в те времена бок о бок. Да всегда помнил о том, как их козни да посулы стали причиной погибели очага короля Лира.

Оттого был он вдалеке от Весла, когда туда пришел Балв с небольшой дружиной.

Вместо него вышла к Балву королева Финна, прекрасная, словно сама Анну или дочери ее. Как и должно, обратилась к нему, приветствуя у своего очага.

Но молчал Балв. И молчали люди, что пришли с ним.

Как и должно, поднесла она ему резной кубок и сочного бычьего мяса, только срезанного с вертела.

Но не взял Балв ни кубка, ни мяса. И люди, что стояли за ним, так же не протянули своих рук ни к питью, ни к еде.

Спросила королева тогда, отчего так нарушен уклад да отчего гости ведут себя, словно желают зла очагу. Таны же ее супруга положили руки на мечи и топоры.

Сказывают, что тогда рек Балв, и от той речи вспыхнули тяжелые гобелены, что закрывали каменные стены.

«Нарекаю тебя вещью отныне. Та, что сгубила детей своего мужа, да будет мучиться вечно» — так рек Огнерев. И так королева Финна была обращена вещью, которую Балв и забрал с собой, унеся из высоких чертогов Весла. И никто не смог ему помешать, ибо ярость его и гнев были премного велики. Лишь одна из старух, что были там, смогла произнести проклятия Балву — погибнуть от руки не врага, но друга.

Балв же принял проклятие, ибо и вправду совершил суд у чужого очага над чужой женой. И добавил, что берет в свидетели камень Фаль: коль не застал он здесь короля Туагана, которому желал открыть глаза на его жену, то последует к его войску, и там будет говорить с ним.

Дружина Балва вскочила на коней — и не минуло и трех закатов, как Балв Огнерев въехал в лагерь короля Туагана. Один и без дружины вошел Балв в походный шатер короля. И говорил с ним, и обвинил его жену в ужасных злодеяниях.

«Вот жена твоя, что предала своего короля уже однажды, сгубив детей его и убив таниста. Сгубила бы и тебя и твой род. И коль дрогнула твоя рука, не дрогнет моя ярость, Туаган от очага высокого короля Лира. Я, Балв, чей род не ниже твоего, заявляю, что виновна эта женщина в погибели таниста Финолы Маклир и ином зле, причиненном детям Лира».

Так сказал Балв, держа в руках резную женскую фигурку.

И тогда король Туаган возрыдал, и обнял Балва Огнерева, ибо узнал его.

ТЕКСТ ТРЕТИЙ

Когда же война Факелов завершилась, и Балву отдали крепость Сделку, дабы установил он там заслон от Великого Леса и тех, кто его населяет, потянулись дни доброго мира и благоденствия. Очаги шипели от жира, сочившегося с туш, поля наливались тяжелыми колосьями, а воды лились с небес только ради урожаев.

Меж Балвом Огнеревом и Туаганом Форсбергским завязалась крепкая дружба. Много горя пережили оба, и много было меж ними сказано о короле Лире и о том, что было прежде. Часто бывал Балв в Весле и много беседовал с камнем, что хранил королей форсов.

Туаган же прибыл в Сделку на пятнадцатый год мира. И там, увидев дочь Балва, был сражен сиянием ее красоты и стати. Высокая кровь говорила в ней, и каждому, кто имеет глаза, было то ясно. Пожелал Туаган взять ее в жены. И сказал отцу, что коль отдаст за него дочь, то станет та королевой над всеми очагами форсов, ибо пришло время установить мир не только прочный, но и великий. И пришло время вновь засиять огням великого Очага королей.

Долго думал Балв, прежде чем согласиться: любил он дочь превыше всего, и желал для нее мужа ее лет. Туаган же был хоть и могучим королем, но летами был старше самого Балва. Туаган же делом доказывал свои притязания, и когда двумя годами позже принес в Сделку великое копье Луина, Балв, наконец, согласился.

Три дня длился свадебный пир, и были на нем многие вожди, и все дивились и на красоту Белоплечей, и на стать мужа ее. Рекой лились вина, выкликивались здравицы и все чаще среди них звучали чествования Туагана как короля над Очагом королей.

Но Туаган останавливал возвеселившихся вождей, говоря, что прежде следует обрести все сокровища, коих пока есть лишь два: копье да камень. А об очаге и короле следует говорить, коль обретут столицу.

И вот когда третьим днем Балв и Туаган выехали на охоту, случилась великая беда и открылось страшное злодейство. А дело было так: играли Балв и Туаган в загадки, и Балв, будучи умудренным и многое повидавшим, выиграл у Туагана.

«Нет урона моей чести проиграть тебе в состязании мудрости, Балв! Проси у меня, чего пожелаешь!» — так сказал Туаган. И Балв, погруженный в раздумья, сказал, будто нашептал ему сию мудрость кто: «Желаю я знать о тебе, Туаган, то, чего я о тебе не знаю».

Взвыли гончие, будто в ужасе, и им вторили рога, вдруг выдавая дикие и резкие звуки.

«Что ж, Балв, чей язык был некогда отнят, Балв клейменный, Балв Огненный, открою я тебе то, чего ты обо мне не знаешь. Будет от того лишь одно горе. Если бы не спросил ты меня о том — был бы я тебе верным другом и братом, но более не могу. Узри же мое лицо».

Так сказал он, и совершенно поменялся, явив иной облик.

Туаган успел лишь вскрикнуть «Подменыш!» — как тот, кого знали как Туагана, вонзил ему руку в грудь и вынул из нее сердце.

Сам же злодей заревел, будто в горе и ярости, да и умчался диким конем.

Так закончилась история Балва Огнерева, первого из командующих крепостью Сделка. И пусть она будет нам всем уроком и горькой истиной.