Обрывки летописи у игроков

Об отце

Он был гораздо мудрее, чем думали многие, хотя люди считали его весьма одаренным человеком. К сожалению, понять это я смог только через долгие годы.

Я очень благодарен ему за все, чему он меня обучил. Всегда и прежде всего своим примером.

В то лето я понял, что его что-то гнетет, потому что он стал гораздо меньше времени уделять матери. Он жил, зная, что 8 часов, как спиц у колеса, следует отдавать сну, еще 8 работе и остальные – семье и себе. Его подсчеты были точны, он никогда не ошибался. А здесь даже я заметил сильное расхождение. Хотя мне тогда было немногим больше 11 лет. Точнее 11 лет 7 месяцев 3 недели и 3 дня. Он учил меня считать. И я счел, что мне следует вмешаться в его дела.

Он рассказал мне о каньоне Мокоши истории, героини, на плоти которой произрос этот город, о той, чья могила находится в Ловушке. Рассказал о вире, которую Мокошь запросила с народа Роз очень давно. И в которой ей было отказано. Отец не умолчал подробностей о том, что Кичига в жажде власти надругался над ее трупом и отсек голову. Пролившаяся на землю кровь стала ее проклятием. И она желала получить детей крови Кичиги. И тех, кто к нему примкнул для того, чтобы упокоиться.

Я понял, для чего в действительности мой отец втайне отлучался из дома ночами. Даже для такого влиятельного человека, который правил городом, изловить и украсть много детей незаметно было бы невозможным. Конечно, история с эпидемией из-за которой малые гибли, которую он несомненно придумал, хорошо играла ему на руку.

Как и люди, что готовы были за деньги делать все, что он прикажет.

Когда в нашем разговоре с отцом речь зашла о цифрах, он сказал, что за все то время, пока долг Мокоши не был уплачен, накопилось много необходимых выплат сверху. Поэтому число этих жертв сильно увеличилось. Я уговорил отца дозволить мне присоединиться к ним, поскольку меня восхищало то, что он делал. Это сложно понять,но мало что в этом мире можно сотворить, оставив руки чистыми. И у господина Абака, главы моего рода, моего любимого отца, был удивительный дар: делать ужасные вещи, оставаясь при этом достойным и честным человеком. К сожалению, я этого не унаследовал. Мы скрыли от матери наш сговор и я, получив ритуальное имя в честь того сезона, когда прознал про эту историю, присоединился к остальным, кто должен был навсегда сгинуть замурованным в ее гробнице в Ловушке.

О сестрах и братьях

Я недооценил жизнь узника. Мне казалось, что самопожертвование – нечто чистое и героическое. Но мне пришлось пить затхлую воду, ходить в общий отхожий угол и драться с крысами за еду. Дети должны были накопиться в достаточном количестве. Когда речь шла о цифрах, мой отец не знал жалости.

Каждому ребенку был присвоен собственный номер или слово, тщательно рассчитанное и взвешенное в зависимости от порядка, который он будет занимать в ритуале.

Она была особенной, самой красивой, статной и высокородной из нас. Я сразу понял, что передо мной юная княжна. Хотя ее, как и всех остальных, лишили одежды, дав вместо шелков какую-то холстину. Но даже в этом тряпье она выделялась из нас.

Мой друг, которым я там обзавелся, сперва скорее как слугой, чем другом, сразу понял, что она особенная. Заря как только она появилась, сказал мне – помнишь, искали главную?

Я знал, что отец действительно отправлял какого-то колдуна из Самоцветных городов охотиться за дочерью знатного рода. И заплатил ему очень много. Почему-то я сразу счел, что это она. Ей даже не нужно было командовать кем-то, стоило только взглянуть, и все желали угодить ей или услужить. Кроме НЕЁ.

Суббота, как тогда мне казалось, была настоящим исчадием пекла. Самым невыносимым, непочтительным, отвратительно шумным созданием, которое я когда-либо встречал. Эта замухрышка называла себя сестрой прекрасной Апрель, хотя даже слепому было бы очевидно, что такая дворняжка не достойна была бы даже есть объедки с ее стола. Но драки с крысам давались Субботе, несомненно, лучше чем нам всем вместе взятым. Суббота защищала Апрель и это была, кажется, главная ее цель здесь. После того, чтобы докучать мне, разумеется.

Заря рассказал, что Суббота даже не нужна была для ритуала. Она вцепилась в того самоцветного колдуна, когда тот утащил Апрель. Поэтому прилагалась бесплатно и на сдачу.

Спустя долгие годы мне удалось узнать, что Апрель ожидала великая судьба. Она должна была стать Властительницей этого мира, каким мог стать и Эрин Безотчий, и какова могла быть Мирина, дочь Каракурта. В моей голове встали на место очередные кусочки: вот почему отец раздумывал отправиться на Равнину Страха извлекать из под корней Дерева древнего колдуна! Для снятия проклятия ему нужно было воспроизвести бой Белой Розы и Властелина. К счастью, господин Абак решил не осваивать карьеру воскресителя. Я уверен, он бы преуспел.

Апрель нашла во мне образованного собеседника, который достоин ее общества. Ко мне прилагался Заря, а к ней - шумная дворняжка. Но глупо отрицать, что вместе мы очень хорошо дополняли друг друга.

Жертвоприношение

Когда нас замуровали в гробнице, то я предполагал скорее мучительную смерть от голода. Однако, все было несколько хуже. Самым жутким были крики Апрель. Ее от нас отделили и увлекли куда-то совсем вглубь. Я видел, как ее тело два раба положили на носилки, украшенные письменами языка Старого леса, сделанные из многовековой сосны. Ее облачили в белые одежды, надрезали все сухожилия и вложили в руку меч. Ей поклонились и унесли. Рабы не вернулись.

Сон или нет?.. Часто память рисует мне картину того, как оба раба в окровавленных шкурах только что освежеванных волков сношают беспомощную Апрель и отрезают ей голову, чтобы это видела Мокошь… Чтобы было все уплачено, до последней капли крови…

Больше всего меня удивило то, что человек может непрерывно кричать. Как будто бы она надрывалась до хрипоты, немела, но затем снова, излечившись, кричала со свежими силами. Заря говорил, что так могут только младенцы. В его семье было 13 детей, он нянчился с ними и хорошо это знал.

Несмотря на то, что едва ли я был другом Апрель больше месяца, мне было сложно слушать ее мольбы. Я думал, что в этом я куда больше буду походить на отца. Смогу, если нужно, приказать своему сердцу окаменеть. Но я не мог.

Во многом мою волю подтачивала Суббота. Быть может, она лгала, а может, из-за чрезвычайной скорости своей мысли и впечатлительности, она действительно ощущала боль своей подруги. Она будто с цепи сорвалась, желая вытащить Апрель из этого гиблого места. Впрочем, они обе всегда хотели сбежать, как и все внутри, кроме меня. Но и моей уверенности пришел конец.

За все те годы, что я живу, я много раз обдумывал, в чем была причина того, что я дрогнул. Я пытался оправдать это тем, что нашел ошибку в ритуале отца. Или тем, что жертв хватало с запасом, что, кстати, было чистой правдой. Или собственной трусостью. Но в конечном итоге, уже став сильно взрослее, я понял, что, как и многие юноши, совершил величайшую ошибку и самый главный подвиг в своей жизни из-за любви.

Вместе с Зарей мы смогли скрутить Субботу и сговорившись с еще частью пленников, покинули это место. Сделать это было непросто, но я много раз бывал близ курагана, когда помогал отцу с расчетами. Против Субботы мы выступили в последний момент, выдавая все за попытку освобождения Апрель. Когда мы выбрались, меня ожидал шквал ненависти и обвинений в предательстве, впрочем, я был к нему готов.

Клятва

Мы поклялись друг другу с Субботой на крови и так, как положено по древнему обычаю, что спасем Апрель. Но после этого всеми силами и пока мы живы, будем оберегать Розы. Я понимал, что дело жизни моего отца рухнет, если мы достанем княжну из гробницы. Но я не мог отказать. И ненавидел себя за это тогда. Но время многое лечит. Мы остались в городе вместе с остальными детьми. Мы были не единственными, кто тогда ушел в подполье. Наша ватага звалась бандой Черепа. Это придумала Суббота. Она лучше всех сражалась. Заря всегда знал, где добыть провизию. А я понял, что с нашими приключениями нам понадобится лекарь, и стал осваивать неблагородную науку, которая давалась мне легко.

Так пройдет много лет.

Мы сделали для города немало полезных вещей, готовя свое главное предательство.

Все эти годы мы носили к могиле Мокоши колдунов, чтобы отманить ее внимание от Апрель, которая по заверениям Субботы все еще была жива. Я не верил ей, когда однажды сам не услышал тот самый крик. Суббота говорила, что там в глубине ее сестре снится белый цветок, который расцветает в ее сердце, будто Мокошь говорит с Апрель и обе они сливаются в своем безумии.

Признаюсь, я надеялся, что она умрет. И из жалости и для того, чтобы не ломать то, что было построено. Ведь все эти годы Ловушка жила безмятежно.

Ее план

Суббота узнала о колдуне по имени Эрин, который прославился своими подвигами в далеких землях. Опущу дальше, на какую грязь мне пришлось пойти, для того, чтобы добыть у отца, не открывая ни своих целей, ни своего имени возможность Субботе вступить с Эрином в переписку.

Это был долгая изощренная игра, на которую я смотрел с восхищением. Так человек, который не умеет танцевать, смотрит на гибких танцовщиц. Не обладающий даром игры на арфе наслаждается прекрасной музыкой. Ее переписка, разговор с Эрином, именно они вдохновили меня начать летопись нашего отряда. И я понял, что не могу себе позволить пропустить хоть ниточку из ее великолепной паутины лжи, где не было ни слова неправды. Воистину, она умела лучше всего сражаться и лгать.

Возможно, именно поэтому мы так охотно за ней шли. Заря, которого теперь звали Песок передразнивал ее последнее письмо: “В заколдованном, абсолютно неприступном для могущественных колдунов, кургане…. Там в беде томится прекрасная несравненная по своей силе и красоте юная колдунья, единственный недостаток которой в том, что у нее до сих пор нет мужа!”.

Эрин, который, впрочем, уже, по словам Субботы, не был ее собеседником, а переписывалась она с кем-то другим, был невероятно горд своей магической силой и тем, сколько подвигов он совершил. Потому предложить ему невыполнимое магическое испытание было простой, но очень тонкой интригой.

И действительно, это сработало. Как она мне потом рассказывала, мудрым поступком ее собеседника было не брать с собой Эрина. А нашим мудрым поступком стала перемена планов в последний момент, потому как изначально мы собирались напасть на него, когда он будет выходить. Но какой-то инстинкт подсказал Субботе, что нужно остановиться, и она передумала, мы отошли. Это спасло нас всех. Хотя, если бы мы умерли в ту ночь, сколькие бы спаслись…

И мне снова вспоминается отец, который однажды отчитывал какого-то своего подчиненного, дескать ему поручили элементарную вещь – умереть, но он и с ним не справился.

Во тьме

Она рассказывала мне, что бой внутри кургана был самым сложным, который когда либо был у Властелина. У меня нет причин ей не верить. Могу только представить себе насколько ужаснулся этот талантливый колдун, оставшись даже без тени собственной магии. В итоге с Мокошью они договорились. Древнее чудовище учуяло в нем нашу кровь Первых людей и повелело уходить, забрав свое. Хитрый колдун успел сказать Апрель ритуальное слово - ругевит - и Мокошь признала его права.

Он извлек Апрель из кургана, полуобглоданная, почти лишенная крови, безумная, она вовсе не была похожа на невероятную красавицу. Но и он после битвы выглядел неважно, но уже не отступился бы не выкинул бы нашу девочку даже, если бы она грызла ему позвоночник!

Далее все шло по нашему плану, точнее по плану Субботы. Колдун нашел в городе лучшего лекаря, чтобы залечить раны и показать свою жену. Лекарь мало что мог сделать с девушкой, поскольку я хорошо умел лечить тело, но не дух. А главные ее повреждения был и в ткани разума, а вовсе не во плоти. Зато я отлично справился с тем, чтобы исцеляя раны “Эрина” отравить его достаточно сильно. Моя отрава была мало заметна, но хорошо сработала в нужный момент. Момент наступил быстро, когда Эрину доставили письмо с вызовом на поединок за право распоряжаться девушкой, которую он спас. Некий Череп весьма дерзко утверждал на нее свои права и манипулировал этикетом теллекурре.

Их поединок состоялся. У меня не было ни малейшего сомнения, что Череп одолеет колдуна, особенно на таких подлых условиях, которые были выставлены со стороны Черепа. Колдун, впрочем, был достаточно хитер для того, чтобы будучи побежденным бросить своему противнику последний довод о том, что даже победа не приблизит его к цели, ведь он уже сказал спасенной девушке священное слово ругевит. Каково же было изумление колдуна, когда сняв костяной шлем Черепа, дерзкая, громкая и улыбчивая девушка сказала ему тоже самое. Она не забирала ее для себя, но забрала себе его. Что по традициям Первого народа, как я позже вычитал, делало нашу Апрель снова кем-то близким и связанным с моей Субботой.

После сожженных страниц

Многие страницы я сжег потому что время наших путешествий казалось мне иногда самым счастливым, а иногда самым печальным в жизни. Я одновременно и люблю и ненавижу о нем вспоминать. Песок остался в Розах, а мы странствовали. Я много времени уделял попыткам хоть как-то исцелить Апрель, читал ей вслух свою летопись, восстанавливая ее память шаг за шагом. Суббота тоже старалась быть с ней рядом, но ничего не помогало.

А когда я понял, что Властелин собирается ее Взять для того, чтобы подарить своей возлюбленной и отчасти уменьшить так безумие самой Апрель, я ужаснулся. Я понял, что нужно бежать, спасти Апрель любой ценой, а Суббота - она потом простит меня. Главное мне сберечь ее драгоценную сестру.

Тут память играет со мной злую шутку. Может быть никогда и не было этой угрозы и я просто ревновал как дурак? А может быть Властелин ревновал и ненавидел?

Мне удалось сбежать совсем ненадолго. Дальше я поплатился за эту свою попытку.

Как прав был Песок.

Как права была Апрель, когда в бреду предвидела, что если мы покинем Розы, начнем эту дорогу, то мы принесем в мир лишь кровь и войну.

Химера ли моего воображения, но мне кажется, что я видел, как ЭТО происходило с ней. И одновременно и со мной. Как будто мой разум раздвоился, как будто бы я смотрелся в зеркало. Я не могу передать бумаге то, что испытал тогда сам, но кажется понимаю, что испытала она. В ее голове живет множество лиц и воспоминаний. Как ни странно, после Взятия в этой глоссолалии наступила ясность. Но для меня по-прежнему загадка, кто пишет эти строки – я или она, которая сохранила в себе того, кем я когда-то был. Потому что то, кем я стал после ритуала, это совсем не тот человек, которого ты читаешь, или это мое собственное безумие.

Химера ли моего воображения, но мне кажется, что я видел, как ЭТО происходило с ней. И одновременно и со мной. Как будто мой разум раздвоился, как будто бы я смотрелся в зеркало. Я не могу передать бумаге то, что испытал тогда сам, но кажется понимаю, что испытала она. В ее голове живет множество лиц и воспоминаний. Как ни странно, после Взятия в этой глоссолалии наступила ясность. Но для меня по-прежнему загадка, кто пишет эти строки – я или она, которая сохранила в себе того, кем я когда-то был. Потому что то, кем я стал после ритуала, это совсем не тот человек, которого ты читаешь, или это мое собственное безумие.

Около семи сотен лет

444 года из которых мы провели погребенными заживо,

я существую.

Я – это память о прошлом.

Я – это голос в чужой голове.

Я – это дети, которыми мы были.

Я – это ужас многих людей, сокрушенных моею волей, магией, по приказу моего Господина и моей Госпожи.

Мною руководит безумие, которое пило кровь и ело плоть людей по меньшей мере пару столетий.

Иногда я вспоминаю, и тогда становлюсь бесстрастной летописью.

В эту летопись добавляют свои слова двое, кого объединяет любовь и ненависть и двое, которые когда-то был людьми, а теперь чудовща, чья история вскоре закрончится, если война будет к нам и к вам милосердна.