О сынах ночи

О сынах ночи

Слушайте, дети холмов, да внимайте ветру, что с перевала стелется: он шепчет старую сказку, в которой больше тени, чем света. Не рассказывают её под праздники, не поют её барды при ярких кострах. Её помнят кости, лежащие в курганах, и луна, глядящая на них сквозь облака.

Жила некогда у самой вершины Лестницы Слёз женщина, что читала по звездам. И вот в час, когда по небу мчались со звонким лаем псы и сам Король Гончих гнал клятвопреступников по ледяной тропе, пришёл к ней незнакомец. Облечен был он в черную мантию с волчьими петлями, и глаза его горели отражением иных миров. Имя свое не назвал. Прошли три ночи, и он исчез, как исчезает иней под дыханием пламени. А ведунья понесла.

Весной, в год, когда Комета рассекла небо, она родила близнецов — одного с глазами северного неба, другого — с глазами углей. Сказали старухи у очага: «Двое рождены — один для мира, другой для его разрушения». И спорили в тех краях, Король Гончих был их отцом, или Луин-Обманщик.

Но пока были они в колыбелях, волхвы Волоса из Облачного Леса, что завидовали ей и страшились её рода, затеяли зло. Послали они с севера змею — старую, как сама тьма, с ядом, что капал со звёзд до рождения солнца. Проползла та под корнями, через порог, не слышно, не видимо — и вонзила зубы в первого младенца.

Но не вышло у неё дела. Кожа его была тверда, как кость: зубы лишь скользнули, не оставив ни следа. В тот же миг второй брат схватил змею за шею, да так крепко, что та зашипела и завертелась, но не вырвалась. Сжимал он её, пока чернота не вытекла из глаз её, и тело её не повисло в руке, как обмякшая плеть.

Но и тогда не разжал он пальцы.

Говорят, мать его умоляла, слезами жгла пол, старшие велели отпустить, но он смотрел мимо. И только когда пришёл дух перевала — в облике старика с лицом из камня и мха — и пообещал ему, что из черепа змеи будет сделана погремушка, что станет первой игрушкой его воина, только тогда мальчик разжал ладонь.

Теперь они выросли и идут по свету. И помните, дети холмов: когда небо снова вспорет Комета, двое братьев снова будут рядом. Один — стоять как скала, другой — с жаром в ладонях.